Он узнал ее. На глазах у нее выступили слезы от облегчения и умиления.
— Мариус, — заговорила она медленно, стараясь, чтобы он ее понял, — ты знаешь номер французской полиции?
Ее муж, казалось, напряженно задумался.
— Я… я не уверен, — пробормотал он наконец и попытался приподняться, но его голова тут же упала обратно на пол. — Что произошло? Где… Максимилиан?
— Он стрелял в тебя, Мариус. Сейчас он внизу, в доме, с Ребеккой. Мариус, он нас всех убьет. Нам надо позвонить и вызвать помощь. У меня его мобильник. Мобильник Максимилиана!
Во взгляде раненого снова появилось то напряженное выражение.
— Я… просто не знаю этот номер. Я вообще уже ничего не знаю. Я… хотел уйти отсюда с Ребеккой. Как вдруг пришел он. Максимилиан. Я… Он выстрелил. Да, он выстрелил в меня еще прежде, чем я что-то мог сказать… или сделать…
— Я знаю. Он сумасшедший. Он убьет Ребекку, поскольку считает, что она разрушила его жизнь, а нас — за то, что мы об этом знаем.
"И у нас чертовски мало времени", — подумала Инга с отчаянием.
Она понятия не имела, в какой полицейский участок попадет, если из-за границы наберет экстренный номер германской полиции. Поверят ли ее запутанной истории и поднимут ли тревогу в Лё-Брюске?
— Я позвоню маме, — решительно сказала женщина, — пусть она свяжется с полицией.
Почему же ей раньше не пришла в голову эта мысль? До этого, в машине? Она молниеносно набрала номер своих родителей. Ей пришлось дважды повторить попытку, потому что ее руки так сильно тряслись, что она постоянно нажимала не на те цифры. "Пожалуйста, окажитесь дома!" — молча молилась она.
Ее мать подняла трубку при первом же гудке, словно сидела рядом с телефоном.
— Да? — спросила она; ее голос был хриплым и заплаканным.
— Мама?
— Инга? Инга, боже мой, это ты?! Как у тебя дела? Ты где? Инга, послушай, ты должна…
Молодая женщина поспешно перебила свою мать:
— Мама, мне нужна помощь. Тебе надо позвонить в полицию. Мариус и я…
— Тебе надо остерегаться Мариуса! Инга, полиция в Германии разыскивает его. Со мной говорил коммисар полиции. Мариус убил двух человек. Он опасен. Он…
— Мама, это ошибка, но это сейчас не важно. У нас мало времени. Нас держат взаперти, и мы в опасности. Пожалуйста, позвони этому комиссару, который с тобой беседовал. Пусть он немедленно свяжется с французской полицией. Он знает, что надо делать. Делать прямо сейчас, очень быстро.
— Где вы?
Инга назвала адрес Ребекки. Она слышала, как ее мать, царапая ручкой, поспешно записывала ее слова.
— Инга… пожалуйста, будь осторожна!
— Мама, пожалуйста, поторопись!
Ей оставалось только ждать. Как быстро дадут ход этому делу? Ее мать будет действовать стремительно, это понятно, и если понадобится, поднимет на ноги полицию всей Европы. Она уже осознала, что ее дочь в опасности, и полиция, очевидно, уже давно шла по следам Мариуса. Тут следователи ошибались, но с этим можно будет разобраться и позже. На данный момент важно только одно: чтобы никто не задавал кучу вопросов и не сомневался в необходимости срочной помощи. Сейчас все должны действовать как можно быстрее.
Ожидание было мучительным. Едва закончив разговор с матерью, Инга выглянула в окно, прикидывая возможность побега таким путем, но ей тут же стало ясно, что эту мысль можно сразу отбросить. Для прыжка они находились слишком высоко, спуститься по чему-нибудь вниз тоже невозможно: не было ни сточной трубы, ни шпалеры — ничего. На мгновение Инга подумала о том, чтобы связать узлом простыни, образовав таким образом веревку для спуска, но она сомневалась в надежности такой конструкции. Кроме того, это означало бы оставить здесь Мариуса, а это показалось ей немыслимым.
— Полиция приедет, — прошептала она ему, — и тогда мы будем в безопасности.
Он попытался улыбнуться.
— Конечно. Тогда будем.
— Мариус, почему ты мне никогда ничего не рассказывал? — Еще задавая этот вопрос, Инга подумала, так ли важно выяснять это сейчас. И вообще что-либо выяснять. Но альтернатива была только одна: молчать и слушать стук своего сердца. Это было сложнее.
— Не рассказывал? — переспросил Мариус.
— О твоем детстве. О твоих родителях. О том, что ты жил у приемных родителей. Почему я ничего об этом не знала?
Он не ответил.
"А могу ли я, собственно, быть уверенной в том, что это не он убил тех двух пожилых людей? Ему нужна помощь — это ясно. Но является ли он жестоким преступником? Как все это взаимосвязано? Когда я смогу узнать, кто он есть?"
Инга уже подумала, что ее муж заснул, когда он вдруг открыл глаза и произнес:
— Максимилиан.
Женщина кивнула.
— Он болен. Я могу лишь молиться, чтобы полиция приехала до того, как он совсем потеряет разум.
— Он хотел завершить мой кошмарный сон.
— Максимилиан? Что он хотел?
Мариусу тяжело было говорить, и его голос зазвучал нетерпеливо:
— Он знал… об этом. Он меня понял. Все… эти муки… он понял…
— Ты имеешь в виду муки твоего детства?
— Они… не прекращались. Никогда.
— Я понимаю. А Максимилиан хотел тебе помочь?
Слабый кивок.
— Да.
— Это было запланировано, чтобы мы оказались здесь, не так ли? У Ребекки?
— Он… считал, что я должен с ней поговорить. Рассказать ей, как меня бросили в беде. Он сказал, что только так я смогу справиться со всем. Если… я обращусь к тем людям, которые… тогда были ответственны. — Мариус закашлял. Ему было очень трудно говорить. — Я… мне показалось это правильным. Я подумал, что в этом действительно могло быть мое спасение. Хотя… мне больше хотелось поговорить с той женщиной из учреждения по делам детей и подростков. Но Максимилиан сказал, что… настоящая виновница всему — Ребекка. А женщина из учреждения по делам детей и подростков только боялась за свое место работы. Но для… для Ребекки нет прощения.
Инга лишь частично знала эту историю и могла только догадываться, что Мариус имел в виду.
— Ты просил ее о помощи? — спросила она. — Когда был ребенком? Но она даже твоего имени не знает.
Мужчина снова с трудом кивнул.
— Она… ни о чем не знала. Максимилиан же утверждал… что она знала все. Что она якобы… ему рассказала. Но на самом деле… я… говорил с ее сотрудницей. Все это дело… никогда не докладывалось Ребекке.
Ну вот пазл и сложился.
— Не было никакой случайности, — произнесла Инга, — когда Максимилиан подобрал нас в той деревушке, так?
— Нет. Я… позвонил ему и сказал, где мы находимся. Это была договоренность. Он должен был забрать нас на последнем отрезке и высадить на участке рядом с домом Ребекки. От него, кстати, я и получил кемпинговое снаряжение.
— Ага. А машина, о которой ты поначалу говорил, что ее хотел одолжить нам твой друг…
Мариус слабо улыбнулся.
— Прости. Это… я выдумал. Чтобы… уговорить тебя… на мой план…
— И ты захотел вступить с Ребеккой в разговор. Но почему же ты тогда пытался скрыться на яхте?
— Я испугался.
— Испугался? Чего?
— …Себя. Прежде всего. Побоялся снова раскручивать всю эту историю. Мне хотелось только одного — уйти. У меня… появилось такое ощущение, что… я не справлюсь с тем, что собирался сделать. Слишком много картин… понимаешь? Слишком много всего, что вновь… всплыло…
Его речь становилась все более тягучей. У Инги вертелось на языке множество вопросов, но она поняла, что слишком сильно напрягала своего мужа. Может быть, они смогут пережить эту драму, и тогда у них будет бесконечно много времени, чтобы обо всем поговорить. Но не сейчас. Мариус тяжело ранен. Ему нужна вся его сила, чтобы остаться в живых.
— Попробуй заснуть, — попросила она, — ты мне позже все объяснишь.
— Я… очень устал.
— Я знаю. Просто закрой глаза. Сейчас важно только то, чтобы ты снова был здоров.
"Это действительно важно для меня, несмотря на все, что произошло. Я хочу, чтобы у него был второй шанс".
Инга рассматривала его лицо. Мариус закрыл глаза, веки его подергивались. Она знала каждую линию в его чертах; ее заполнило теплое чувство. Выражение этого лица вначале восхищало ее, позже раздражало, а потом, еще позже, вызывало у нее страх: это была юношеская, радостная беззаботность, которая с первого взгляда бросалась в глаза, но затем становилось ясно, что под этим кроются старая боль и глубокая ранимость. Мариус всегда носил маску. Он слишком много перенес, чтобы суметь выжить без маски.
Женщина нежно погладила прядку волос, свисавшую ему на лоб завитком. Мариус открыл глаза и взглянул на нее. Затем с большим трудом поднял руку и осторожно прикоснулся к опухшей коже вокруг глаза Инги. Она вздрогнула от боли при его прикосновении.
— Я сожалею об этом, — произнес ее муж. — Я очень сожалею…
— Не переживай из-за этого. Давай поспи. — Инга улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ.
И именно в этот момент они услышали выстрел. Он громко и жестоко прорезал тишину жаркого прованского дня.
Оба с ужасом вздрогнули. Мариус попытался сесть, но тут же свалился обратно на пол.
— Черт побери, — хрипло прошептал он, — Кемпер застрелил Ребекку!
Инга дрожала всем телом.
— А сейчас он придет к нам? — Она сглотнула; ее рот, казалось, был заполнен огромным горячим комом ваты.
"Слишком поздно. Когда бы ни приехала полиция, будет уже поздно. Будет слишком поздно".
Женщина уставилась на дверь в ожидании шагов, которые в любой момент могли послышаться на лестнице.
Она ожидала момента, когда предстанет перед своим убийцей.
Но в доме царила тишина.
Понедельник, 2 августа
Теплый ветер веял с моря на скалы, которые были еще горячими от дневного солнца; его дуновения напоминали ласковые поглаживания. Красное зарево осветило горизонт на западе, но сумерки августовского вечера уже опустились на землю, а волны, шумевшие далеко внизу, в бухте, выглядели черными и загадочными. В траве и в л