Никто в моём маленьком мирке так себя не вёл. Как я им восхищался! Он был старше всего на два года, но в том возрасте два года делают из вас лидера и последователя. Он всегда подмигивал мне при встрече и говорил с нажимом: «Как делишки, Бенджи?» Это всегда вызывало у меня улыбку, чувство, что я связан с человеком на голову выше всех в нашем небольшом районе. Мы тогда были лишь детьми. Но я боготворил его. А те, кого ты боготворишь ребёнком, могут ещё спустя многие годы иметь над тобой власть – даже если они последние, к кому тебе на самом деле стоит прислушиваться.
– Эти люди – свиньи, Бенджи, – сказал Добби, когда мы впервые прочли о круизе «Галактики» в газете. Я готовил скрэмбл в нашей квартире в Бостоне, которую мы делили с тех пор, как он пьяным объявился у меня на пороге, распевая песню Bella Ciao. Я не видел его несколько лет. За это время волосы на его висках поседели.
– Думают, могут собраться, как властители планеты, и решать, как нам всем правильно жить.
– Ага, – ответил я.
– Не верится, что ты работаешь на этот цирк.
– Это яхта Джейсона Ламберта. Я работаю на ней. Что поделать?
– Этот мужик не вызывает у тебя отвращения? Он заявляет, что хочет изменить мир. Но, погляди, как он с вами обращается.
– Да, братишка, – вздохнул я.
– Почему бы тебе не изменить это?
Я взглянул на него.
– О чём ты?
– У меня есть один друг… – Он замолк. Снова взял со стола газету, нашёл нужную заметку и прочёл про себя. Потом посмотрел мне прямо в глаза. Его лицо было абсолютно спокойным.
– Бенджи, – сказал он, – ты мне доверяешь?
– Да, брат.
Он ухмыльнулся.
– Тогда мы изменим этот мир.
Так всё и началось.
Друг Добби был тур-менеджером музыкальных групп, в том числе Fashion X, которую в вечер пятницы собирались пригласить с концертом на «Галактику». Добби много лет проработал в турах членом команды у разных артистов. Так он зарабатывал те небольшие деньги, что у него были. Он умело обращался с инструментами и любил путешествия, бешеный темп жизни, ему нравилось быстро строить всё с нуля и быстро сворачиваться.
Я всегда это знал. Чего я не знал, так это что он собирался использовать свои связи для ужасного плана, который он уготовил и для меня. Его замысел заключался в том, чтобы уговорить друга нанять его на концерт Fashion X, заранее загрузить на «Галактику» всякое техническое оборудование, среди которого спрятать магнитную мину.
Я тогда не знал, что такое магнитная мина, Аннабель. Теперь знаю. Добби рассказал. Это морское взрывное устройство, которое магнитами прикрепляется к днищу судна. Водолазы-подрывники часто незаметно устанавливают её на корпус, а затем взрывают дистанционно. Такие мины используют со времён Второй мировой. Не представляю, где Добби её достал.
Получается, он пронёс мину на борт вместе с остальным оборудованием. Это был вечер пятницы, последний день «Великой идеи». Он попросил помочь пронести кофр с ударной установкой по второй палубе. Когда мы остались наедине, Добби остановился и открыл крышку.
– Гляди, братишка, – сказал он. Внутри я увидел круглый тёмно-зелёный предмет примерно тридцать сантиметров в диаметре и пятнадцать сантиметров высотой.
– Что это? – спросил я.
– Кое-что достаточно большое, чтобы потопить всю эту яхту. А вместе с ней и Джейсона Ламберта и его богатых дружков.
Я онемел от шока. Дыхание участилось. Я бросил взгляд в конец коридора. Добби начал шёпотом объяснять, что я должен спустить его на верёвке ночью, когда «Галактика» будет стоять на якоре, а он прикрепит мину к корпусу под водой.
Я едва слышал его. В голове гудело.
– Ты что такое говоришь? – наконец пролепетал я запинаясь. – Я никогда…
– Бенджи, послушай. Знаешь, какой эффект это вызовет? На этой яхте есть бывший президент! Миллиардеры, которые своими высокими технологиями обворовывали людей годами! Банкиры, инвесторы, а вишенка на торте – этот ублюдок Ламберт. Все эти так называемые «владыки вселенной». Мы можем избавиться от всех разом, Это станет историей. Мы войдём в историю, Бенджи!
Я захлопнул крышку.
– Добби! Ты говоришь об убийстве людей!
– Людей, которые отвратительно обращаются с другими людьми, – сказал он. – Манипулируют ими. Эксплуатируют. Прям как Ламберт. Ты ненавидишь его, ведь так?
– Нельзя играть в Бога.
– Почему нет? Бог ничего с этим не делает.
Когда я ничего не ответил, он сжал мою руку. Понизил голос:
– Давай, братишка, – сказал он. – Это наш момент. За всё дерьмо, которое мы пережили в детстве. За твою мать. За Аннабель.
Когда он произнёс твоё имя, я сглотнул так сильно, что казалось, мой язык вот-вот провалится в желудок.
– Что будет с нами? – пробормотал я.
– Ну, мы же капитаны этой идеи. – Он надул щёки. – Капитаны идут на дно вместе с судном.
– То есть…
– То есть, – перебил он, взглянув на меня украдкой, – что‑то либо важно для тебя, либо нет. Ты хочешь заявить о себе? Или до конца жизни быть подстилкой, полировать троны, на которых сидят богачи?
Гул в моей голове перерос в глухие удары по вискам. Я почувствовал головокружение.
– Добби, – прошептал я. – Ты хочешь… умереть?
– Это лучше, чем жизнь муравья.
Лишь в этот момент, Аннабель, я осознал, что он безумен.
– Я не стану этого делать, – сказал я, мои слова едва можно было разобрать.
Он сверкнул глазами.
– Я не стану этого делать, – сказал я уже громче.
– Дава-а-ай, братишка.
Я помотал головой.
Сложно описать взгляд, которым он меня тогда наградил. Печаль, обида, неверие, как будто я совершил самое подлое на свете предательство. Он долго смотрел на меня, оттопырив нижнюю губу, как в детстве. Потом закрыл рот и прокашлялся.
– Ладно, – сказал он. – Ты тот, кто ты есть.
Он поднял чемодан, повернулся ко мне спиной, потом прошёл по коридору и скрылся за дверью. И я ничего не сделал, чтобы его остановить, душа моя, я совершенно ничего не сделал.
Жарти? – крикнула Патрис с верхнего этажа. – Кто звонил?
Лефлёр вздохнул. Он надеялся, что она уже спит.
– Никто, – крикнул он в ответ.
Он услышал шаги на лестнице. Сунул дневник в свой портфель и прибавил звук на телевизоре.
В дверном проёме возникла Патрис.
– «Никто» не звонит на домашний в воскресенье вечером, – сказала она. – Жарти, что происходит?
Он сжал ладонью лоб, словно пытаясь выжать из себя ответ.
– Ладно, – сказал он. – На северное побережье вынесло не мусор. Это был плот.
– Что за плот?
– Спасательный, – ответил он.
Она присела.
– На нём были…
– Нет. Ни тел. Ни людей. – дневник он упоминать не стал.
– Ты знаешь, с какого он был корабля?
– Да, – сказал он выдохнув. – С «Галактики». Той яхты, которая потонула в прошлом году.
– Со всеми теми богатыми людьми?
Он кивнул.
– А кто сейчас звонил?
– Журналист. Из The Miami Herald.
Патрис коснулась его руки.
– Жарти. Те пассажиры. В новостях говорили, что они все сразу погибли.
– Верно.
– Тогда кто был на этом плоту?
Вода сегодня густого сапфирового оттенка, а небо подёрнуто рябью пушистых облаков. С крушения «Галактики» прошло две полных недели. Еда закончилась. Как и вода, которую подарил дождь. Наши души пусты, а тела слабы.
Последнее время думаю о слове «спасшиеся», Аннабель. О том, как этот Бог отказывается нас спасать. О том, как миссис Лагари пыталась спасти бинокль и упала в воду. О том, что я, возможно, мог спасти всех тех людей на «Галактике», если бы только вовремя остановил Добби с его магнитной миной.
Я думаю о том последнем вечере, после которого мы с Добби распрощались. Меня тогда изматывала головная боль, ныл желудок. На меня дважды накричал начальник за то, что я слишком медленно реагировал на просьбы гостей. Каждую свободную минуту я пытался отыскать Добби, ходил по коридорам, выглядывал за лееры [7]. Так его и не нашёл.
Может, я погрузился в отрицание. Может, думал, что Добби не осуществит задуманное. Я никогда бы не подумал, что он способен убить. Гнев? Да. Возмущение? Да. Он мог спорить до посинения о классовой системе, богатстве, привилегиях. Но пойти на убийство? Неужели он так сильно поменялся или это я не способен поверить в то, что не смогу себе представить?
– Бенджи? – я услышал голос Жана-Филиппа. – Уйди с солнца.
Он сидел под тентом с другими, всеми, кроме Янниса, который вылез из тени, чтобы облегчиться за борт. Теперь мы двигались очень медленно, как ползающие младенцы.
– Давай, дружище, – сказал Жан-Филипп. – Ты сейчас сгоришь.
Стоял полдень, худшее время, чтобы находиться на солнце. Я и не заметил, как долго там просидел. Я подтянулся к Жану-Филиппу так, чтобы скрыться в тени тента.
Все сидели тихо, разложив сгоревшие и покрытые волдырями ноги между собой, как поленья. Ламберт безучастно листал автомобильный журнал. Бог поймал мой взгляд и глуповато улыбнулся. Я отвернулся и увидел, как Яннис стоит на коленях и неотрывно смотрит в небо.
– Боже мой, – пробормотал он. – Не двигайтесь.
– Что? – спросила Нина.
– Птица.
Мы вытаращили глаза. Птица? Нина встала посмотреть, но Гери выставила перед ней руку и жестом приказала молчать. Мы услышали слабый шелест крыльев. Потом на тенте возникла тень.
Ноги птицы двигались прямо над нами.
– Бенджи, – прошептал Яннис, – она идёт к краю.
Я уставился на него и развёл руками. Что он от меня хотел?
– Когда скажу, тянись и хватай.
– Что?
– Ты ближе всех. Ты должен её схватить.
– Зачем?
– Потому что это еда.
Я почувствовал, что потею. Я ощущал на себе взгляды остальных. Ламберт скорчил недовольную рожу.