И я плыл, хотя лёгкие горели, пока не достиг края плота. Попытался залезть, вспоминая, как тяжело было это сделать в ночь крушения «Галактики». Сейчас было ещё труднее. Я растратил свой истощённый запас сил на Ламберта. Каждый мускул, от челюстей до пят, отказывался меня слушать.
«Тащи», – сказал я себе. Предпринял попытку. Соскользнул. «Тащи! Внутри – жизнь. Снаружи смерть. Тащи!» Финальным рывком я подтянул себя до уровня шеи, потом плюхнулся на плечо, и вес моего тела наклонил плот достаточно, чтобы я смог продвинуться вперёд, масса моего корпуса позволила мне скользнуть внутрь. Мне пришлось руками затаскивать ноги на плот – настолько они устали. Но я ударился о дно и никогда ещё не был так счастлив ощутить под собой твёрдую поверхность.
Я услышал, как Гери слабым голосом кричит моё имя, и по полу прополз в сторону, где они с Элис качались на волнах.
– Возьми её, возьми, – выдохнула Гери.
Лицо Элис, казалось, выражало мои эмоции: разинутый рот, распахнутые от ужаса глаза. Гери подтолкнула её, а мои трясущиеся руки затащили девочку внутрь. Она упала на спину.
– Как ты, Элис? – крикнул я. – Элис? Всё нормально?
Она просто смотрела на меня. Я повернулся к Гери, чьи руки спокойно лежали на поверхности океана, а голова была склонена, как у марафонца, который только что завершил гонку и размышлял о невероятной дистанции, которую ему удалось преодолеть. Меня переполняло чувство восхищения этой женщиной. Что бы ни происходило, она всегда проявляла такую силу, такую храбрость, о которой я сам мог только мечтать. На секунду, даже в состоянии ужаса, я ощутил прилив надежды, словно осознал, что с её помощью мы каким‑то образом сможем всё это пережить.
– Давай, Гери, – сказал я. – Залезай.
– Ага, – выдохнула она, поднимая руки. – Подсоби.
Я упёрся в борт, обмотал себя канатом. Потянулся к ней.
Внезапно её лицо переменилось. Она вздрогнула, голова дёрнулась назад.
– Что? – сказал я.
Она посмотрела вниз, потом на меня, словно не понимая, что происходит. Её голова склонилась в сторону, а руки вяло опустились под воду, словно из неё выдернули затычку. Тело упало набок. Глаза закатились.
– Гери? – крикнул я. – Гери?
Вода вокруг неё потемнела, окрасившись глубоким красным оттенком. Её торс ненадолго показался над водой, но не её ноги.
– ГЕРИ!
Тогда я и увидел две размытые серые тени, нарезающие круги в охоте за остальной частью ее тела. Я содрогнулся, все наставления Гери пронеслись в голове. Не плещись. Не привлекай внимания. Не оставайся в воде даже ненадолго. Акулы никуда не делись. Они просто кружили под нами, дожидаясь, когда мы совершим ошибку.
Я в потрясении отвернулся. Услышал шевеление в воде и накрыл собой малышку Элис, чтобы она этого не видела, не слышала, не запомнила. Я молил о том, чтобы эти монстры насытились лишь одной из нас. Ужасно говорить это, но в тот момент я чувствовал себя именно так.
Обнимая малышку Элис, я заплакал от осознания всего, что произошло за несколько ужасных минут. Все мертвы. Все, кроме меня и этого ребёнка.
– Прости! – всхлипнул я. – Я не мог их спасти!
Она смотрела на мои слёзы с печалью, проникающей в самую глубь меня.
– Их всех нет, Элис! Даже Бога.
И в этот момент девочка наконец заговорила.
– Я Бог, – сказала она. – И я никогда тебя не оставлю.
Десять
Меня зовут Добби.
Сердце Лефлёра подскочило, как испуганный заяц. Добби, парень из дневника? Добби, парень с магнитной миной? Добби, которого автор называл безумцем и убийцей? В голове Лефлёра всплывали предложения. «Неудивительно, что Добби желал его смерти…» «Устроить взрыв на “Галактике” было его идеей».
– Что тебе нужно? – спросил Лефлёр, в горле внезапно пересохло. Они стояли на проезжей части друг напротив друга, как два боксёра, готовых к бою, до жёлтого дома Лефлёра оставалось пройти около тридцати метров. Когда Добби не ответил, Лефлёр добавил: – Я живу на этой улице. Все соседи меня знают. Скорее всего, сейчас смотрят за нами из окон.
Добби оглянулся на дома, словно бы в недоумении, затем снова сосредоточился на инспекторе.
– Мой двоюродный брат, – сказал он. – Его звали Бенджамин Кирни. Он был на «Галактике». Матросом. Я надеялся, может, вы знаете, что с ним произошло. Хоть что‑то кроме того, что они нам сообщили.
– Кто «они»?
– Люди из «Секстанта». Кому принадлежало судно.
– Что они вам сказали?
– Ничего полезного. «Все погибли. Мы вам очень соболезнуем». Стандартная хрень.
Лефлёр засомневался. Какую игру ведёт этот парень? Он же знает, что произошло. Он сам это устроил. Прощупывает Лефлёра, чтобы понять, известно ли это ему? Арестовать этого человека немедленно? Но на каких основаниях? Да и как? При себе ни оружия, ни наручников. Неизвестно, насколько этот парень опасен. Тяни время. Выясни больше.
– Нашли только плот, – сказал Лефлёр.
– Там были следы жизни? – спросил Добби.
– Вы про что?
– Что‑нибудь указывало на то, что на плоту кто‑то плыл?
Лефлёр постарался взять себя в руки.
– Слушайте, мистер…
– Добби.
– Добби. Плот должен был проплыть три тысячи километров, чтобы оказаться здесь. А это три тысячи километров волн, штормов, ветров, морской живности. Каковы человеческие шансы против всего этого? При том, что прошёл год?
Добби кивнул, словно услышал слова, которые уже говорил сам себе.
– Просто…
Лефлёр ждал.
– Мой брат. Он умел выбираться из передряг. У него была тяжёлая жизнь. Очень бедная. Много раз он мог бы просто сдаться. Но не стал. Когда я прочитал о плоте, то подумал, может, как бы безумно это ни звучало… что он нашёл способ пережить и это.
– Вы прилетели издалека только для того, чтобы это выяснить?
– Ну… да. Мы с ним были очень близки.
Впереди из-за угла вывернул автомобиль, и их окатило светом фар. Лефлёр поспешно шагнул влево, Добби вправо. Теперь они находились на разных сторонах улицы. Лефлёр напрягал извилины, стараясь извлечь из памяти больше прочитанных в дневнике деталей. Нужно вернуться к дневнику, узнать, какую именно роль сыграл во всём этом Добби.
В его голове зародилась идея. Рискованная. Но какие ещё у него оставались варианты?
– Где вы остановились, мистер Добби?
– В городе. В гостевом доме.
Лефлёр бросил взгляд на своё крыльцо и освещающий его фонарь.
– Может, заглянете на ужин? – спросил он.
Час спустя Лефлёр похлёбывал приготовленную Патрис козью воду [10] и выдавливал из себя улыбку, слушая рассказ Добби. Патрис отреагировала спокойно. Её муж пришёл домой с путешественником из другой страны. Принесём ещё один стул? У них нечасто бывали гости, и в глубине души пара была рада новому лицу в доме. Уединённость, в которую они погрузились с момента смерти Лили, тенью окутала их дом. Любой гость был в нём лампочкой.
– Из какой вы части Ирландии, Добби? – спросила Патрис.
– Из городка под названием Карндон. Это на самом севере.
– Вы знали, что Монтсеррат называют изумрудным островом [11] Карибов?
– Правда?
– Потому что по форме он напоминает Ирландию. И многие люди, приехавшие сюда много лет назад, были ирландцами.
– Ну, я уехал из Ирландии ещё ребёнком, – сказал Добби. – Я рос в Бостоне.
– Когда вы уехали из Бостона? – спросил Лефлёр.
– В девятнадцать лет.
– В колледж?
– Не. Меня это не особо интересовало. Как и Бенджи.
У Лефлёра возникло чувство, словно персонаж сошёл со страниц книги. Он уже знал об этом человеке вещи, которых тот ещё не успел раскрыть. Нужно быть терпеливым, заставить его разоткровенничаться.
– Чем вы занимались потом?
– Жарти? – сказала Патрис, похлопав его по руке. – Может, дадим гостю поесть?
– Извините.
– Не, всё нормально, – сказал Добби жуя. – Я много чем занимался. Брал подработки. Путешествовал. В итоге оказался в концертном бизнесе.
– Вы музыкант? – спросила Патрис.
– Если бы, – Добби улыбнулся. – Я ношу оборудование. Подключаю. Разбираю. Роуди [12], короче говоря.
– Как здорово, – сказала Патрис. – Вы, наверное, встречаете столько знаменитостей.
– Бывает, да. Меня не особо заботят знаменитости.
– А как насчёт армии? – спросил Лефлёр. – Служили когда‑нибудь?
Глаза Добби сузились.
– Почему вы вдруг об этом спросили?
– Да, Жарти, – добавила Патрис. – Почему?
Лефлёр почувствовал, что краснеет.
– Да не знаю, – пробормотал он. – Просто интересно.
Добби откинулся на стуле и провёл рукой по своим длинным, сбивающимся в пряди волосам. Потом Патрис сказала: «А ждёт ли вас где‑нибудь миссис Добби?», и беседа перешла в другое русло. Лефлёр мысленно отругал себя. Нужно быть аккуратнее. Если Добби заподозрит, что Лефлёру известно о его поступке, он может слинять с острова, прежде чем инспектор успеет собрать доказательства. С другой стороны, нельзя же арестовывать человека без улик. А уликой является дневник. А отдать дневник – значит объясняться, зачем взял его. Мысли Лефлёра так лихорадочно метались внутри этого треугольника, что он потерял нить разговора, пока не услышал, как его жена произнесла: «…наша дочь Лили».
Лефлёр медленно мигнул.
– Ей было четыре, – сказала Патрис. Она положила свою ладонь на ладонь мужа.
– Да, – пробормотал он.
– Искренне сочувствую вам обоим, – сказал Добби. – Словами не выразить.
Он покачал головой, словно сетуя на их общего врага.
– Проклятое море, – сказал он.
В ту ночь, подвезя Добби до гостевого дома, Лефлёр припарковался на другой стороне улицы и заглушил двигатель. Его внутренний голос требовал не сводить глаз с этого человека.