Телефон завибрировал. Сообщение. Патрис.
Кофе закончился. Купи на обратном пути.
Лефлёр закусил губу. Написал ответ.
Зашли выпить с Добби. Долго не задержусь.
Нажал кнопку «отправить» и вздохнул. Он ненавидел лгать Патрис. Ненавидел пропасть, которая разверзлась между ними. Свежую пропасть. Глубоко внутри его также ранило, что жена, казалось, смирилась со смертью Лили, в то время как он не мог это принять. Она верила в волю Божью. Часть его замысла. Держала Библию на кухне и часто зачитывала куски оттуда. В такие моменты Лефлёру казалось, что перед ним захлопнулась дверь, открыть которую больше нельзя. Раньше он был верующим, и в день, когда Лили появилась на свет, он чувствовал, что благословлён некой силой, более могущественной, чем всё человечество.
Но после её смерти он стал смотреть на вещи по-другому. Бог? Зачем обращаться к Нему сейчас? Где был Господь, когда тёща заснула в шезлонге? Где Он был, когда его дочь утащило море? Почему Бог не сделал так, чтобы её маленькие ножки побежали в другую сторону, в безопасное место, к дому, обратно к маме и папе? Что это за Бог такой, который позволяет ребёнку вот так погибнуть?
В невидимых силах ему нет успокоения. Есть только то, с чем ты встречаешься нос к носу, и то, как ты с этим справляешься. Вот почему его так увлекал дневник – и временами расстраивал. Группа потерпевших крушение людей считает, что с ними в шлюпке сидит Бог? Почему не прижать его? Не заставить ответить за все ужасы, которые он допускает? Лефлёр поступил бы именно так.
Он щёлкнул бардачком, достал флягу и отпил большую порцию виски. Потом потянулся к пассажирскому сиденью за портфелем, достал дневник, включил освещение в салоне и вернулся к истории. Он не заметил, как в гостевом доме, в окне второго этажа за ним наблюдали маленькие круглые линзы бинокля Добби.
Было уже за полночь, когда Лефлёр прочитал последнюю страницу.
Я Бог. И я никогда тебя не оставлю.
Он уронил книжку на колени. Богом оказалась девочка? Он перелистнул в поисках продолжения, но страниц больше не было. Богом оказалась девочка. В контексте всей истории это кое-что проясняло. Почему она всегда отдавала свои порции незнакомцу. Почему не разговаривала. Всё это время она наблюдала за ними. Присматривала за Бенджи. Но кем был человек, провозгласивший себя Богом? И почему ему дали умереть? Почему девочка не спасла его и остальных?
Он глянул на время. За полночь. Дата на дисплее его наручных часов переменилась. 10 апреля.
Он застыл.
День рождения Лили.
Сегодня ей исполнилось бы восемь.
Он прижал пальцы ко лбу и закрыл глаза ладонями. На него нахлынули воспоминания о дочери. Как он укладывал её спать. Готовил ей завтрак. Держал за руку, переводя через дорогу в городе. Почему‑то он поймал себя на мысли о последней сцене в истории Бенджи: как тот держал девочку в объятиях, и как та девочка могла выглядеть. Он представлял её как Лили.
Он вышел из автомобиля, обошёл его и открыл багажник. Стянул голубое покрывало, под которым лежало запасное колесо. Там, в ободе, было зажато то, что он запрятал три года назад. Маленькая плюшевая игрушка: коричнево-белый кенгуру Лили. Он положил его туда в вечер, когда Патрис паковала вещи Лили в коробки. Спрятал, потому что не хотел, чтобы всё, что было связано с его ребёнком, убирали далеко. Лефлёр выбрал эту игрушку, потому что подарил её Лили на четвёртый день рождения. Её последний день рождения.
– Папа, – сказала Лили в тот день, указывая на кармашек на животе кенгуру. – Это для деток кенгуру.
– Точно, – сказал Лефлёр. – Называется «сумка».
– А деткам не опасно в сумке? – спросила Лили.
– Деткам всегда безопасно с их мамой.
– И папой, – добавила она улыбнувшись.
От воспоминания об этом разговоре Лефлёр разрыдался. Он рыдал так сильно, что подгибались ноги. Он прижал кенгуру к груди. Они не уберегли её. Это только их вина. Он думал о словах девочки из дневника: я никогда тебя не оставлю.
Но Лили оставила.
Новости
ВЕДУЩИЙ: Новые детали в деле о прошлогоднем крушении яхты «Галактика». С подробностями – Тайлер Брюэр.
ЖУРНАЛИСТ: Вслед за новостями об обнаружении плота с «Галактики» на острове Монтсеррат, семьи погибших возобновили свои призывы к поискам останков в океане. Сегодня бывшая компания Джейсона Ламберта «Секстант Кэпитал» объявила, что поисковая операция начнётся в ближайшее время. Брюс Моррис – бывший бизнес-партнёр Ламберта, ныне стоящий во главе компании.
БРЮС МОРРИС: «Мы считаем, что недавние новости являются основанием для полномасштабного расследования трагедии, произошедшей на «Галактике». Мы объединили усилия с «Нессер Оушен Эксплорейшнс», компанией, занимающейся глубоководными исследованиями, для поисков в районе, где был зарегистрирован сигнал бедствия с «Галактики», на дно будут опущены глубоководные аппараты. Если там действительно что‑то осталось, мы это найдём.
ЖУРНАЛИСТ: Моррис предупреждает, что подобные поиски часто заканчиваются неудачей. И даже при обнаружении каких‑либо обломков нет никакой гарантии, что они позволят ответить на все интересующие нас вопросы. Однако давление со стороны других государств и нескольких влиятельных семей усилилось с момента появления плота на Монтсеррате.
ВЕДУЩИЙ: Кстати об этом, Тайлер, удалось ли найти человека, обнаружившего плот?
ЖУРНАЛИСТ: На сегодняшний день нет. Представители СМИ на острове ежедневно спрашивают о нём. Но на данный момент никакого ответа получено не было. Остров достаточно небольшой. Маловероятно, что кому‑либо здесь удастся долгое время оставаться незамеченным.
Доброе утро! – бодро произнёс Лефлёр, когда дверь гостевого дома распахнулась. – Не хотите прокатиться?
– Который час? – пробурчал Добби, потирая лицо.
– Около восьми. Я еду на пляж, где был найден плот. Подумал, вы захотите взглянуть.
Добби глубоко втянул ноздрями воздух. На нём была чёрная футболка с Rolling Stones и оранжевые беговые шорты.
– Да, – прокряхтел он. – И правда, я бы съездил. Дадите пару минут, чтобы умыться?
– Конечно. Я подожду в джипе.
Лефлёр приехал с планом. Сперва остаться с Добби наедине, а потом рассказать всё, что ему о нём известно. Не хотелось бы при этом наткнуться на журналистов. И существовало одно местечко, где этого точно не произойдёт.
Час спустя джип Лефлёра двигался по мрачному ландшафту зоны отчуждения, Добби глядел в окно. Позади осталось северное побережье с его сочной зеленью и домиками цвета щербета, на смену им пришёл грязный лунный рельеф и серые дюны. Местами можно было увидеть торчащую из пепла верхушку уличного фонаря или половину дома.
Зона отчуждения была мёртвой половиной Монтсеррата – тусклая, пустая панорама, напоминавшая о конце того, прошлого мира. Спустя двадцать четыре года после извержения вулкана Суфриер-Хилс эта территория по-прежнему оставалась запретной.
– Почему на этой дороге нет других машин? – спросил Добби.
– Въезд только по допуску.
– Пляж будет дальше?
– Ага, – соврал Лефлёр.
Добби посмотрел в окно.
– Когда было извержение?
– В тысяча девятьсот девяносто седьмом.
– Вот уж год, который вы никогда не забудете.
– Да, – сказал Лефлёр. – Не забудем.
Наконец джип добрался до Плимута, некогда самого большого города на острове. Четыре тысячи человек жили здесь. Магазины и рестораны процветали. А теперь Плимут, подобно Помпеям, отличали лишь погребённые под пеплом руины. Как ни странно, официально город остался местопребыванием правительства острова, но население в ноль человек сделало его единственной в мире столицей-призраком.
– Просто ужасно, – пробормотал Добби.
Лефлёр кивнул, но не отрывал глаз от дороги. Просто ужасно, всё так. Но хуже ли это тщательно спланированного убийства целой яхты невинных людей? Добби был непонятен Лефлёру, инспектор не понимал его реакций на разные вещи. Если написанное в дневнике – правда, то «двоюродный брат» Бенджи невероятно хорош в сокрытии преступлени. И собственной вины. Но оставался ещё главный вопрос: как Добби выбрался с «Галактики»? Как сбежал, если остальных так и не нашли?
– Это церковь? – спросил Добби, указывая.
Лефлёр притормозил и увидел развалины собора.
– Раньше была, – сказал он. На секунду задумался. – Хочешь взглянуть?
Казалось, Добби удивился.
– Давайте. Если не торопитесь.
Вскоре они уже заходили в полуразрушенное здание, обожжённое лавой изнутри и снаружи. Свет лился между голыми балками, которые когда‑то поддерживали крышу. Несколько скамей по-прежнему стояли параллельными рядами, но другие были разрушены, рядом лежали отвалившиеся доски и боковушки. Слой пепла покрывал пол. Местами были разбросаны открытые молитвенники. Кое-где пробивалась зелень: природа отвоёвывала своё.
Полуразрушенный аналой с ведущими к нему четырьмя ступеньками стоял в центре перед обугленной дочерна аркой.
– Иди, встань туда, – предложил Лефлёр, – а я сфотографирую.
Добби пожал плечами.
– Да не, спасибо.
– Давай. Когда ты ещё сюда приедешь?
Добби помедлил в нерешительности, потом зашаркал по засыпанному полу к ступеням. Лефлёр ждал. На границе волос на лбу выступили бусины пота. Аналой по пояс высотой стоял в отгороженной круглой зоне, обнесённой ограждением. Один вход, один выход.
Поднявшись на верхнюю ступень, Добби взялся за грязные края столика. Будь он священником, можно было бы сказать, что он готов к проповеди.
– Ща, только достану телефон, – сказал Лефлёр. Он медленно потянулся к поясу, глубоко вдохнул и вытащил пистолет из кобуры. Уверенно держа его обеими руками, он навёл ствол на Добби, чьи глаза распахнулись от удивления.
– Ну, – сказал Лефлёр. – Что ты сделал с «Галактикой»?