После неудавшейся попытки затащить Джилл в постель Тоби всячески избегал этой темы, и в душе гордился отказом Джилл. Все другие девушки – просто подстилки по сравнению с ней. Если Джилл что-то не нравилось в поступках Тоби, она говорила ему об этом в лицо.
Как-то Тоби в пух и прах разнес назойливого поклонника, просившего автограф. Позже Джилл упрекнула его:
– Когда ты издеваешься над людьми, это забавно, но сейчас ты обидел этого человека зря.
Тоби догнал беднягу и извинился.
Джилл сказала Тоби, что тот слишком много пьет, а это вредно. И Тоби почти перестал пить. Как-то она, словно между делом, покритиковала его манеру одеваться, и Тоби сменил портного. Он позволял девушке такое, чего не стерпел бы ни от кого в мире, кроме матери, конечно.
Джилл отказывалась брать у Тоби деньги или дорогие подарки, но тот понимал, что девушка вовсе не богата, и еще больше гордился ее мужеством. Как-то, ожидая, пока Джилл переоденется к ужину, Тоби заметил на столе стопку неоплаченных счетов, не задумываясь сунул их в карман и на следующий день приказал Клифтону оплатить их. Он почему-то чувствовал, что одержал хоть маленькую, но победу, однако по-прежнему хотел сделать для Джилл что-то действительно важное.
И неожиданно Тоби понял, чем можно завоевать сердце девушки.
– Сэм! Я собираюсь оказать тебе большую услугу.
«Бойтесь звезд, приносящих дары», – угрюмо подумал Сэм.
– Ты ведь ломаешь голову, как найти девушку на главную роль в картине Келлера, так? – спросил Тоби. – Ну что ж, считай, тебе повезло!
– Я ее знаю? – спросил Уинтерс.
– Встречал у меня в доме. Джилл Касл.
Сэм вспомнил девушку. Прекрасное лицо, хорошая фигурка, черные волосы. Правда, слишком стара для роли девушки-тинэйджера. Но если Тоби Темпл пожелал чего-то, Сэму оставалось только подчиниться.
– Пусть придет сегодня, – согласился он.
Уинтерс лично проследил за тем, чтобы с Джилл обращались как можно бережнее. Для проб выделили лучшего оператора студии, и Келлер лично руководил съемкой.
Назавтра Уинтерс просмотрел отснятый материал. Как он и думал, Джилл выглядела слишком взрослой для роли молодой девушки, но, в общем, играла не так уж плохо. Беда была в другом – в ней не ощущалось того особого обаяния, волшебства, которое привлекает сердца зрителей и рождает новую звезду.
Уинтерс позвонил Тоби:
– Я видел сегодня кинопробу. Джилл фотогенична, у нее хорошая дикция, но это не главная героиня. Она может заработать неплохие деньги, играя второстепенные роли, но, боюсь, звезда из нее не получится.
Вечером Тоби заехал за Джилл, чтобы отвезти ее на ужин в честь прославленного английского режиссера, только что прибывшего в Голливуд. Джилл с нетерпением ожидала этого дня. Она встретила Тоби на пороге и с первого взгляда поняла: что-то неладно.
– Ты узнал что-то о кинопробах, – вздохнула она.
Тоби нерешительно кивнул:
– Я говорил с Сэмом Уинтерсом.
И пересказал разговор, пытаясь, насколько возможно, смягчить удар. Джилл стояла не двигаясь, не говоря ни слова. Она была так уверена! Роль, казалось, просто создана для нее! И тут, будто из ниоткуда, в памяти всплыли тот детский конкурс и золотая чаша в витрине универмага. Сердце маленькой девочки разрывалось от желания и горечи, и сейчас Джилл охватило такое же отчаяние.
– Слушай, детка, – бормотал Тоби, – не расстраивайся. Уинтерс сам не знает, что говорит!
Но это было жалким утешением… Джилл никогда, никогда не станет великой актрисой. Долгие годы страданий, боли – и все зря! Неужели мать была права, и мстительный Бог наказывает Джилл неизвестно за что? В ушах зазвучали вопли проповедника:
«Видите эту маленькую девочку? Она будет гореть в аду за грехи свои, если не раскается и не раскроет душу Господу нашему!»
Она приехала в этот город с надеждой, мечтая о новой жизни, а Голливуд растлил и унизил ее!
Невыносимая скорбь охватила Джилл; она даже не сознавала, что плачет, пока не почувствовала, что Тоби, обняв, прижал ее к себе.
– Шшш… Все будет хорошо, – прошептал он, но его неожиданная нежность вызвала новый поток слез.
Она замерла в его объятиях и говорила, говорила, рассказывая о смерти отца, о золотой чаше, о проповеднике и приступах боли, разрывающих виски; о ночах, полных ужаса и ожидания Божьей кары; о бесконечной, унылой череде дней и мест, на которые она устраивалась в ожидании великой минуты, когда станет актрисой; о новых и новых неудачах и провалах. Но какой-то инстинкт запретил Джилл упоминать о десятках мужчин, прошедших через ее постель. И хотя сама девушка начала хладнокровную игру с Тоби, сейчас притворяться не смогла. Именно в этот момент беззащитной открытости она по-настоящему тронула душу Тоби, коснулась глубоко запрятанных струн нежности и доброты. Этого до сих пор не удавалось никому.
Он вынул платок, вытер ее слезы.
– Детка, если думаешь, тебе плохо пришлось, послушай лучше меня. Мой старик был мясником и…
Они проговорили до трех утра. Впервые Тоби увидел в ком-то страдающую человеческую душу и понял ее, да и как могло быть иначе – ведь они неожиданно стали единым целым.
Ни Тоби, ни Джилл так и не осознали, кто сделал первое движение. То, что началось как нежное дружеское утешение, превратилось в чувственное животное желание. Они осыпали друг друга жадными поцелуями, Тоби все крепче прижимал ее к себе, давая почувствовать, как возбужден. Джилл так нуждалась в Тоби и не противилась, когда он стал снимать с нее одежду, а, напротив, помогала ему.
И вот его обнаженное тело прижалось к ней в темноте, и в обоих пылало безумие нетерпения. Они рухнули на пол. Тоби вошел в нее; Джилл застонала от почти разорвавшего внутренности огромного напряженного члена, Тоби попытался отстраниться, но она притянула его к себе, яростно, изо всех сил. Он врезался в нежную плоть, наполнил ее, ласкал, и Джилл чувствовала, как заживают раны, как исцеляется душа. Он был нежным, неистовым, любящим и жестоким, и напряжение все нарастало, становилось все более лихорадочным, все более буйным, пока наконец огромная приливная волна не накрыла обоих.
Экстаз, непередаваемое наслаждение, бездушная нежная страсть… Джилл вскрикнула:
– Люби меня, Тоби! Люби меня, люби…
Разгоряченное мужское тело было на ней и в ней, стало частью ее собственного тела, и они были едины… едины навечно и навсегда.
Всю ночь они любили друг друга, болтали и смеялись, словно были давними друзьями.
Если Тоби раньше думал, что влюблен в Джилл, сейчас он просто с ума по ней сходил. Они лежали в постели, Тоби держал Джилл в объятиях, словно защищая от окружающего враждебного мира, и потрясенно думал, что наконец-то узнал настоящую любовь. Он взглянул на Джилл. Та выглядела растрепанной, раскрасневшейся и непередаваемо прекрасной. Никогда никого он еще не любил так, как ее.
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, – прошептал он, словно только сейчас понял: ничего не может быть более правильным и естественным.
Джилл прижалась к нему и ответила:
– О да, Тоби, да.
Она любила его и хотела быть его женой.
Только потом, спустя много времени, Джилл вспомнила, почему все это началось. Она хотела воспользоваться могуществом Тоби. Отплатить всем этим людям, которые использовали ее, ранили, бесчестили.
Джилл хотела отомстить.
И теперь она получит все, к чему стремилась.
Глава 27
Клифтон Лоренс чуял беду и мысленно клял себя за то, что не спохватился вовремя.
Он сидел у стойки бара в гостиной Тоби и, не веря себе, слушал своего клиента. Новость была ужасной.
– Я сделал Джилл предложение, Клиф, и она согласилась. Поверишь, чувствую себя просто шестнадцатилетним.
Клифтон изо всех сил пытался скрыть, как потрясен. Он знал: в такой ситуации нужно действовать с предельной осторожностью: нельзя позволить этой шлюхе окрутить Тоби Темпла. Как только извещение о помолвке будет опубликовано, каждый ходок в этом городе будет счастлив похвастаться, что первым залез на нее. Чудо, что Тоби до сих пор не узнал ничего, но ведь это не может долго оставаться тайной. Как только шило высунется из мешка, несдобровать никому. Тоби уничтожит каждого, кто попадет под руку, и Лоренс будет первым, на кого обрушится удар. Ну нет, эту свадьбу допустить нельзя! Лоренс чуть не поддался искушению ляпнуть, что Тоби на двадцать лет старше Джилл, но тут же спохватился и осторожно сказал:
– По-моему, не стоит торопиться. Пока узнаешь человека по-настоящему, много времени пройдет. Ты можешь еще передумать.
Но Тоби пропустил сказанное мимо ушей.
– Ты будешь моим шафером! – объявил он. – Как думаешь, где лучше устроить свадьбу: здесь или в Лас-Вегасе?
Клифтон понял, что зря тратит слова. Несчастье можно отвести только по-умному: необходимо поговорить с Джилл.
В тот же день агент позвонил девушке и попросил прийти в его офис. Она явилась с опозданием на час, подставила щеку для поцелуя и заявила, что спешит, поскольку должна встретиться с Тоби.
– Я вас не задержу, – кивнул Лоренс, приглядываясь к ней.
Это была совсем новая Джилл, почти не похожая на ту, с которой он познакомился несколько месяцев назад. В ней появились уверенность и самообладание, которых не было раньше. Ну что ж, справлялся он и не с такими.
– Джилл, я не буду ходить вокруг да около, – начал агент. – Ты плохо влияешь на Тоби. Я хочу, чтобы ты уехала из Голливуда. – И вынув из ящика большой конверт, протянул девушке. – Здесь пять тысяч. Хватит, чтобы добраться до любого города, и еще останется.
Несколько секунд Джилл молча с удивлением смотрела на него, потом откинулась на спинку дивана и начала хохотать.
– Я не шучу, – предупредил Лоренс. – Думаешь, Тоби женится на тебе, если узнает, что ты переспала чуть ли не со всем Голливудом?
Джилл, прищурившись, изучала Клифтона, желая сказать, что именно он и такие, как он, виноваты в том, что с ней случилось. Это он и другие влиятельные господа, которые не захотели дать ей шанс стать кем-то, заставляли за роли платить своим телом, гордостью, душой… Но Джилл знала: бесполезно. Ничто не может заставить их это по