Я не хотела об этом думать, запрещала себе – но мысли лезли сами…
Не знаю, удалось ли мне скрыть их от Зинаиды.
— Нет… пока нет, я всего полгода замужем, - я попыталась беззаботно улыбнуться.
Та понимающе кивнула и снова погладила мои руки. Заметила наставительно:
— Мой вам совет, Лидия – не тяните. Дети это единственное счастье в жизни женщины.
Я снова чувствовала себя столь уставшей, что не было сил возражать ей ни мысленно, ни, тем более, на словах.
— Может быть, и так, - отозвалась я вяло.
— Разумеется, так! – воспряла она духом. И принялась убеждать еще горячее: - Ей-Богу, ежели бы не мои мальчики, я бы давно сошла с ума. Они – это все, ради чего я живу! Ради чего не опустила руки!
Я искренне удивилась:
— А как же ваш муж? Разве вы несчастны в браке? Мне казалось…
— Ах, счастлива, разумеется, счастлива – я не о том. – Зинаида, кажется, пожалела о сказанном. – Я очень счастлива, ибо безмерно люблю и уважаю мужа. Разве могу я при том быть несчастливой?
Столь вопросительно она смотрела мне в глаза, будто спрашивала, имеет ли она право при том быть несчастливой?
— Я не о муже, не думайте, - продолжила Зинаида. - Я об этом, - она раздраженно одернула фартук, - и об этом… - обвела рукою скудно обставленную комнату. – Я люблю мужа – ценю и уважаю, но… до чего же сложно мне мириться со всем этим! И отец. Он не простит никогда. И не примет… никогда больше не назовет меня дочерью, а моих мальчиков внуками. Это меня гложет, только это!
— Генерал Хаткевич ваш отец? – чуть слышно спросила я.
Хотя ответ уже знала.
Зинаида кивнула, не в силах произнести хоть слово. Боязливо взглянула на меня разок, а после спрятала лицо в ладони и отвернулась к печи – наверное, полагая, что я стану ее осуждать.
Непутевая девка, распутница, сбежавшая с мужчиной, и тем погубившая мать. Так говорили о Зинаиде за глаза. Да я и сама представляла старшую дочку генерала вульгарной, очень похожей на ту, разодетую в пурпурное и благоухающую едкими духами незнакомку, на пороге моего дома. Думала, она сейчас с любовником путешествует по Европе в свое удовольствие.
От неловкого молчания нас избавили шаги в сенях – кто-то вошел в дом и старательно вытирал ноги о половик.
— Это Коленька! – опомнилась Зинаида и принялась торопливо утирать фартуком мокрые глаза. – Лидия, прошу, не говорите ему – ничего не говорите о том, что мы встретились на кладбище!
Она, а вслед за нею и я, торопливо поднялись, когда дверь отворилась.
Глава XIX
Офицер в отставке, бывший военный, а ныне заведующий библиотекой. Зинаида не сказала, что ее муж инвалид. Левой ноги ниже колена у него не было – в дощатый пол упирался гладко оструганный деревянный протез. Впрочем, Николаю он как будто не мешал: ребятишек, выбежавших навстречу с радостными воплями, он поочередно поднимал высоко над головой и подбрасывал, отчего суматоха затянулась на четверть часа. После подошел к жене и нежно поцеловал в щеку.
— У нас гости? – Взгляд Тучина, обращенный на меня, был, пожалуй, настороженным – с затаенным в глубине серых глаз вниманием и почему-то недоверием.
Николай только сейчас стянул шапку, обнажив русоволосую с нитями серебра голову. Отчего он седой наполовину? Ведь ему, кажется, не было и сорока. Ах да, должно быть, последствия военной кампании, в которой он участвовал. Там же, вероятно, лишился и ноги.
— Коля, Лидия Гавриловна была столь любезна, что подвезла меня до дому в своем экипаже – такой дождь, я вымокла до нитки…
Должна отметить, что лицо Николая менее напряженным не стало. Но он все равно улыбнулся:
— Рад знакомству. Тучин. - И протянул мне руку в приветствии.
Этикет требовал, чтобы женщина, ежели желает продолжать знакомство, подавала руку первой. Но я не стала придираться и охотно пожала твердую ладонь.
Пора бы мне начать забывать условности, привитые в Смольном. Что проку от них в реальной жизни? Впрочем, навязывать Тучиным свое общество и дальше я посчитала лишним:
— Зинаида Антоновна, кажется, мое платье совсем высохло – мне, пожалуй, пора.
— Пора? – та как будто расстроилась. – Я полагала, вы останетесь на ужин.
Я смутилась. Тучины казались мне приятными людьми – вопреки злым слухам в доме Хаткевича. Тем более что и Николай поддержал жену:
— Останьтесь, Лидия Гавриловна. Дождь идет на убыль – часа через полтора вовсе кончится. Ведь ваш кучер уехал? Во дворе нет никого.
— Это не совсем мой кучер, - поправила я, - по правде сказать, мне одолжили тот экипаж.
Николай чуточку расслабился:
— Вот как?! А я-то голову сломал, как вас занесло в наши края: к нам с Зинаидою редко, знаете ли, заглядываю владельцы собственных выездов.
Мы все втроем улыбнулись – вышло на удивление естественно, и мне тотчас стало свободней в их компании. Ничего страшного, ежели задержусь в этом доме еще на часок…
Зинаида накрыла здесь же, в кухне-гостиной: постелила кипенно-белую кружевную скатерть, как и занавески вязанную крючком, разлила по тарелкам ароматные щи, сдобренные приличной порцией сметаны, и сервировала стол хоть и просто, зато очень уютно. Мальчиков усадили с нами, а младшего, Гришеньку, Зинаида взяла на руки.
Хозяева не особенно старались развлечь меня разговором. Впрочем, скучать все равно не пришлось: я с нежностью, любопытством и даже чем-то похожим на зависть глядела и слушала, как Николай по-взрослому спокойно и рассудительно беседует со старшим сыном. Пыталась представить на его месте своего мужа, но… отчего-то не получалось увидеть Женю в роли отца. Должно быть, мы и впрямь еще слишком молоды.
— Гляди-ка, Миша, что у меня есть, - задорно прищурился вдруг Николай. Поднялся из-за стола и, поискав в карманах сюртука, выудил тонкую книжку. – Ты ведь любишь приключения? Это сказка про девочку Соню, попавшую в царство дива.
— Merci beaucoup, papa! – Мальчик аж подпрыгнул на месте и тотчас принялся листать страницы.
— Ну-ну, - рассмеялся его отец, - доешь сперва. Да не запачкай грязными руками – книги надобно беречь.
— Миша, неужто ты сам читаешь? – не удержалась я от вопроса. Мальчик едва ли был старше семи.
— Oui, madame, - степенно отозвался тот, - меня папенька выучил.
— И меня! – Второй сын Тучиных, которому было, кажется, около четырех, явно прихвастнул – он еще и буквы не все выговаривал. Но я не сомневалась, что он вскоре будет читать не хуже брата.
На Николая я поглядела с еще большим уважением. А детям сказала:
— Книжка и впрямь интересная: я читала ее другим мальчикам, чуть старше вас. Там есть совершенно уморительный кролик. И еще шляпник. Его так и зовут – Безумный шляпник. А девочка на самом деле Элис, а не Соня: это книжка одного английского писателя[36]. Я работала гувернанткою до замужества, - пояснила я Николаю, который смотрел на меня с возрастающим интересом. - Совсем недолго, правда.
Мне отчего-то очень не хотелось, чтобы Тучины думали, будто я глупая бездельница, мающаяся от скуки. Хотя, наверное, так и есть… Николай же одобрительно кивнул на мое замечание:
— Так вы работали? Это прекрасно, ибо всякий человек должен трудиться. Негоже жить в праздности – от праздности у престарелых барынь и начинаются все их надуманные болезни. Человек рожден, чтобы приносить пользу другим, обществу. Вы согласны?
— Думаю, вы правы, - убежденно ответила я.
— Однако ж работа должна быть по сердцу, в радость. Тогда и дело быстрее спорится. А работать же только ради денег – глупо. Денег с собою в могилу не заберешь. Сегодняшние богачи этого не понимают.
— Не все богачи одинаковы, Коленька, - мягко напомнила его жена.
Николай поглядел на нее как будто с недовольством. Вновь свел брови над переносицей.
— Ты в трауре, Зинушка? Ездила сегодня куда-то?
Я вспомнила, как переживала она, дабы о поездке не узнал муж... Однако сейчас Зинаида вдруг отложила ложку и с достоинством ответила:
— Да, я была на похоронах. Все ж таки Ксения Тарасовна мне не чужая. Не упрекай меня, прошу. Ты должен понять!
— Она едва ли знала о твоем существовании, - расстроено покачал головою Тучин. – А если и знала, то, наверняка, была о тебе того же мнения, что и ее супруг. Но я не упрекаю тебя, Зинаида – никогда не упрекал. Ты разумный человек и вольна сама делать выбор.
— Я хотела лишь принести соболезнования, - помолчав, сочла нужным добавить Зинаида. - Он ведь мой отец, Коля. Какой-никакой, но отец!
— Понимаю, - Николай потянулся через стол, чтобы погладить ее руку. Нашел глаза жены и ласково улыбнулся. - У тебя доброе сердце, Зинушка. Слишком доброе – этим ты пошла в мать. Мне просто больно думать, что ты открылась этому человеку, пришла с помощью – а он снова тебя обидел. Он обидел тебя?
Та быстро покачала головой:
— Нет-нет! Конечно, нет – мы даже не говорили…
Ответила Зинаида горячо, но потом отвела взгляд, уткнулась им в уголок стола. Она солгала, разумеется. Я была свидетелем ее беседы с отцом, и, увы, все вышло именно так, как говорил Тучин.
— А кто он, дядя, который обидел маму? – готовый расплакаться, спросил средний мальчик.
Зинаида торопливо встала, чтобы прижать к груди голову ребенка. У нее самой в глазах стояли слезы, но она убежденно сказала:
— Никто, малыш. Этот человек нам никто. Совсем никто.
— Простите нас за семейную сцену, Лидия, - неловко обратился ко мне Николай. – Должно быть, вы уже жалеете, что остались.
— Нет, что вы – вовсе не жалею, - ответила я не очень искренне. Я и впрямь была смущена. Однако щей в тарелке оставалось еще больше половины. А после следует и на чай задержаться.
Николай же решил продолжить светский разговор:
— Чем занимается ваш муж?
— Преподает, - не стала скрывать я. Подумала и, дабы избежать недопонимания, как с Фустовым, сразу пояснила, - а в прошлом он военный, как вы. Вероятно, вы тоже участвовали в последней русско-турецкой, на Балканах, так?