Внезапно она заговорила, но так тихо, что я на миг подумала, что мне это кажется:
– Я иногда слышу, как она играет свои песни на гитаре, как будто она все еще здесь. Как ты думаешь, я сумасшедшая?
Я постаралась не слишком энергично тряхнуть головой:
– Нет, конечно. – Я на мгновение задумалась. Еще ни разу в жизни я не видела таких печальных глаз. – Просто это означает, что ты скучаешь по ней и цепляешься за то, что вам обеим нравилось, – за музыку. Кстати, в школе Эшли-Холл можно брать замечательные уроки музыки. И если ты захочешь… – Я осеклась. Ее хмурый взгляд однозначно дал мне понять, что я зашла слишком далеко.
Генерал Ли подошел к стулу Нолы и, встав на задние лапы, положил передние ей на колени. На мордочке пса было такое жалостно-умильное выражение, что я заподозрила, что он часами практиковал его перед зеркалом. Я наблюдала за Нолой. Хмуро посмотрев на пса, она вздохнула и взяла его на руки. Она прижала Генерала Ли к себе, и ее плечи расслабились. Надо не забыть дать ему за это очередную вкусняшку.
– Моя мама не хотела меня, как и мой отец, – сказала Нола, уткнувшись носом в мохнатую собачью спину.
Это было совершенно не по моей части; другое дело – переговоры о продаже или покупке недвижимости, эксклюзивный листинг, встречные предложения, все то, в чем я была компетентна. То, что требовало жестких цифр и никаких эмоций. Здесь же, сидя за столом в кухне моей матери, я чувствовала себя не в своей тарелке, как если бы я заняла место папы римского.
Я закрыла глаза. Как жаль, что с нами нет Софи. Вот у кого нашлись бы правильные слова. Вместо этого я поймала себя на том, что думаю о своей матери и повторяю то, что она мне сказала. Что я все еще открываю для себя правду, пробуя ее на вкус, словно суп, который кипит на медленном огне.
– Иногда мы вынуждены поступить правильно, даже если для этого нужно отказаться от того, что мы любим больше всего на свете.
Нола подняла на меня заплаканные глаза:
– Ты хочешь сказать, что, убив себя, она поступила правильно?
Я покачала головой, все еще не до конца понимая смыл слов моей матери, но, по крайней мере, зная, чего она точно не хотела сказать.
– Нет.
Я попыталась представить этот разговор как список дел, следя за тем, чтобы ничего не упустить. Я поступала так всю жизнь, другие способы были мне неизвестны.
– Я лишь хочу сказать, что она, скорее всего, думала, что у нее нет другого выбора. – И вновь я вспомнила объяснение моей матери, почему она тогда ушла от меня. С облегчением и благодарностью за эту неожиданную подсказку я сказала:
– Должно быть, она почему-то считала, что тебе будет лучше без нее.
Нола вновь уткнулась лицом в собачью шею.
– Тогда почему она оставила меня с… ним?
Она буквально выплюнула последнее слово, отказываясь называть Джека по имени.
Я оказалась в непростой ситуации, вынужденная защищать Джека. Но, по крайней мере, тут у меня под ногами была твердая почва. Я и мой отец прошли через тот же самый неловкий танец, когда недавно после десятилетий эмоционального отсутствия он решил вновь стать частью моей жизни.
– Он хороший человек, Нола. И я знаю, что он любит тебя. Просто он пока не знает, как быть настоящим отцом. Не торопите друг друга, и уверяю тебя, вы найдете общий язык.
– Он бросил нас. Так мне сказала мама. Он знал обо мне, но я была ему не нужна.
Если сердце способно реально разбиться, то мое точно бы лежало сейчас на кухонном столе тысячами осколков. Поняв, что они мне не помогут, я махнула рукой на мою мысленную таблицу и список и вместо этого откинулась на спинку стула. По крайней мере, правда была на моей стороне, а это уже что-то.
– Я не знаю, почему твоя мама сказала это, но я уверена, что у нее были свои причины. Но твой отец никогда бы не бросил тебя, если бы знал о тебе. И теперь он хочет все сделать правильно, главное, дать ему шанс. Согласна, он упрямый и порой раздражает, и привык поступать по-своему.
Вместо ответа Нола скривила губы.
– Но, – продолжила я, – он также добрый и заботливый. И он понимает свою ответственность за тебя. – Я пристально посмотрела на нее: – Но если ты скажешь ему, что я говорила о нем эти приятные вещи, я заставлю тебя надеть лимонно-зеленые шорты и белую кружевную блузку. И зеленые кеды в тон. В моем шкафу есть такой наряд, и найти его будет несложно.
Она сделала вид, будто ее передернуло от отвращения.
– Моя мама не лгала мне. Никогда.
При всей решительности ее слов я уловила в них неуверенность. Отлично. Ободренная, я повела мое наступление дальше:
– Он хочет устроить что-то веселое – например, совместную вылазку на природу. Чтобы вам лучше узнать друг друга. Например, поход на байдарках по гавани Чарльстона. В Шем-Крик есть фирма, которая проводит групповые морские экскурсии.
Прежде чем ответить, она уставилась в потолок.
– Мне без разницы. Но… могу я захватить подругу?
И хотя это было явно не то, чего хотел Джек, по крайней мере, для начала сойдет.
– Конечно, – сказала я. – А кто твоя подруга?
Она посмотрела на меня так, будто перед ней сидела самая тупая особа на свете. И, главное, это ей удалось.
– У меня только одна подруга. Олстон Равенель.
Я вспомнила застенчивую Олстон с заразительным смехом и хорошим чувством юмора.
– Конечно. Позвони ей, – с улыбкой сказала я. – Твой отец завтра вернется из Нью-Йорка. Как насчет субботы?
Нола тяжело вздохнула, словно наш разговор отнимал у нее чересчур много сил.
– Позвонить? Да никто больше никому не звонит. Люди шлют эсэмэски или общаются в Мессенджере, но уж точно не звонят. Сейчас ведь не двухтысячный год!
Я в упор посмотрела на нее. Интересно, сколько ударов выдержит мое эго, прежде чем поднимет белый флаг.
– Я не знала, что у тебя есть мобильник.
– У меня его нет, – она выразительно посмотрела на меня.
Чувствуя себя на взрослой территории чуть увереннее, я сказала:
– Я поговорю с твоим отцом… это решать ему, а не мне. А пока есть старый добрый домашний телефон. Позвони бабушке, если у тебя нет ее номера.
– Мне без разницы, – повторила Нола, но со стула не встала и лишь задумчиво жевала нижнюю губу. Я ждала, что она скажет. Главное, чтобы ее ответ не заставил меня почувствовать себя полной дурой. – Джек пьет? – спросила она в конце концов.
Ее вопрос застал меня врасплох. Джек был «завязавшим» алкоголиком и в прошлом году фактически стал спонсором моего отца, отправив его в группу анонимных алкоголиков. Но я думала, что именно Джек должен сказать это Ноле.
– Больше нет, – ответила я, надеясь, что новых вопросов не последует.
– Потому что, когда я жила у него, он купил шесть бутылок пива, а на следующий день я видела, как он разбил в раковине их все до одной, причем полные. Он весь день оставлял кому-то сообщения, думаю, кому-то в Нью-Йорке, но ему никто не перезванивал, и он жутко злился. – Она умолкла, как будто решая, сказать мне что-то еще или нет. – Парень моей мамы, – медленно добавила она, – после которого было еще двое, тоже имел привычку бить бутылки, когда мама приносила домой выпивку. Он пытался удержать ее, хотел, чтобы она бросила пить. Наверно, поэтому они и расстались.
Я мгновенно ощутила тревожную тяжесть в самом низу живота, но постаралась не подать виду. Слова Нолы вселили в меня беспокойство. Что заставило Джека купить пиво? Ведь он давно не брал в рот даже капли спиртного. Если честно, от ее слов меня уже начинало мутить. С какой легкостью она произносила такие слова, как «выпивка» и «завязать». Ей было всего тринадцать лет, но, когда я посмотрела на нее через кухонный стол, на ее чисто вымытое лицо, на уши без десятка сережек – она вынула их по совету, ну кто бы мог подумать, Софи! – я увидела перед собой ту, кем она была: испуганного, одинокого ребенка.
– Спасибо, что рассказала мне. – Я глубоко вздохнула. – Твоему отцу сейчас не позавидуешь, но я постараюсь, чтобы это все не свалилось только на его плечи, хорошо? – Я понятия не имела, что на самом деле я обещала. Знала лишь, что должна заверить ее, что, по крайней мере, один из родителей будет для нее надежной опорой.
Между тем небо за окном позади нее начало розоветь.
– Может, тебе вернуться в кровать? Лично я не собираюсь ложиться. Хочу одеться и пораньше прийти в офис. Кажется, моя мать что-то сказала о том, что отвезет тебя на стрижку… – Я не договорила, потому что явственно услышала тихий мужской голос.
Прижав пальцы к губам, я встала и, метнувшись к выключателю, погасила верхний свет.
– Спокойной ночи, Джинни, – донесся из фойе громкий и явно мужской шепот.
– Тсс! – не менее громкий шепот донесся сверху. – Не то разбудишь Мелли или Нолу. Сам знаешь, потом они будут перемывать нам косточки.
– Извини. Просто я слишком стар, чтобы тайком удирать под утро, словно влюбленный подросток.
Что-то стукнуло по мраморному полу.
– Ой! А это еще зачем? – раздраженный шепот моего отца прозвучал даже громче, чем его обычный голос.
– Ты забыл ремень. Я не хочу, чтобы Мелли нашла его в моей комнате. А теперь иди, пока еще темно и соседи не увидели тебя.
– Смогу я увидеть тебя сегодня вечером?
– Только если ты уйдешь прямо сейчас.
– Джинни?
– Да?
– Я по-прежнему тебя люблю.
– Ступай.
Последовало долгое молчание, затем скрип отодвигаемой задвижки, и наконец дверь тихо закрылась.
В утреннем полумраке я посмотрела на Нолу. Ее щеки покраснели, глаза сияли.
– Мда-а, – протянула она.
– Верно, – как будто выплюнула я, и мы обе покатились со смеху, забыв, пусть всего лишь на время, всю грусть, которую обнажил этот предрассветный час.
Глава 9
Борясь с застежкой кулона, я остановилась за дверью моей спальни и прислушалась. Где-то рядом звучала тихая музыка. Сначала мне показалось, что я слышу радио, пока я не поняла, что звук исходит из ванной комнаты, а фоном является шум душа. В ванной комнате Нолы была еще одна дверь, из коридора. Встав перед ней, я снова прислушалась. Сначала я обратила внимание на мелодию песни, грустную и прилипчивую, из разряда тех, что еще долго звучат в голове, даже когда песня смолкнет. Затем я обратила внимание на голос. Не знай я, кто там за дверью, я бы подумала, что в доме моей матери неким таинственным образом решил поселиться ангел.