Наши взгляды встретились в зеркале.
– Да, я тебя вижу, – медленно и очень тихо сказала я.
Комнату наполнил тяжелый вздох, после чего вновь потянуло свежим ароматом гардении. Она улыбнулась. Это мое платье.
В принципе, я поняла это в тот самый момент, как она здесь появилась.
– Очень красивое.
Я знаю. Она нахмурилась, ее тонкие брови сошлись на переносице. Я ни разу его не надела.
На меня накатилась печаль. Она сдавила мне грудь, мои руки внезапно как будто налились свинцом.
– Что случилось?
Я заболела. Сначала слегла с простудой, а потом… Ее призрачные глаза встретились с моими… Я умерла.
– Извини, – прошептала я, пытаясь расслабить отяжелевшие руки, и в упор посмотрела на нее: – Почему ты все еще здесь?
Мое платье заслуживает того, чтобы его кто-то надел. Оно слишком красивое, чтобы превращаться в прах, лежа в сундуке, ведь оно было сшито для того, чтобы символизировать истинную любовь.
Я оторвала взгляд от платья и снова посмотрела на ее отражение:
– Мне кажется, это платье идеально подойдет моей подруге. Она любит старинные вещи, и это платье будет ей особенно дорого. И я знаю, она будет в нем прекрасно выглядеть.
Девушка вновь улыбнулась. Печаль приподнялась, словно лодка на волне, оставляя лишь легкость облегчения. Наконец, – сказала она.
– Как тебя зовут?
Мэри Гибсон. Я жила с родителями и младшим братом на Куин-стрит. Это платье убрала в сундук моя мать.
Я повернулась к ней лицом, но она уже начала исчезать.
– И это все? – спросила я, мысленно задаваясь вопросом, есть ли какое-нибудь руководство, которым должна снабдить меня мать, чтобы я знала, как это делается.
Мэри улыбнулась и покачала головой. Бонни… Она остановилась и наклонила голову, как будто слушая кого-то, кого я не могла видеть.
– Ты знаешь Бонни? – у меня на глазах ее образ начал блекнуть и размываться, как будто кто-то начал стирать ее края.
Ее голос стал настолько слабым, что мне пришлось напрягать слух. Скажи Ноле, что Бонни любит ее, что она не хотела причинить ей боль. Она говорит, что тебе нужно найти глаза моей дочери.
– Что? – Я протянула руку, пытаясь удержать Мэри чуть дольше. – Почему она не хочет говорить со мной? – крикнула я, обращаясь к тонкой полоске угасающего света.
– Джек, – ответила она и исчезла.
– Мэри! Что насчет Джека?
– Мелли? С кем ты там разговариваешь?
Резко повернувшись к открытой двери, я обнаружила, что Нола смотрит на меня так, как люди смотрят на цирковых артистов. Я уже была готова сказать ей правду, но поняла, что это непросто. Как же мне признаться ей, что ее мертвая мать обратилась ко мне через другую мертвую женщину, чтобы сказать, что она любит ее и не хотела причинять ей боль? И что по неизвестным мне причинам она не станет говорить со мной напрямую из-за Джека. Нола точно посмотрела бы на меня как на чокнутую. С меня же довольно того, как она смотрит на меня сейчас.
– Ни с кем. Просто разрабатываю сценарии, как мне убедить Софи в том, что, по-моему, мы нашли для нее платье. – Радуясь возможности сменить тему, я отступила, чтобы Нола могла лучше его рассмотреть.
Нола вытаращила глаза:
– Это самое то! Как будто на нее сшито.
– Вот и я о том же. У нее практически тот же размер, что и у женщины, для которой его сшили.
Нола снова посмотрела на меня пронзительными голубыми глазами:
– Откуда ты это знаешь?
– Гм, просто предположение. Я хочу сказать, что, если платье подойдет Софи, значит, она того же размера, что и его первоначальная владелица, верно?
– Верно, – медленно согласилась Нола и, бросив на меня странный взгляд, добавила: – Давайте покажем его доктору Уоллен. А то она уже завела речь о том, что сошьет себе платье из старых простыней. Я, конечно, всей душой за вторичную переработку, но даже мне не нравится эта ее идея.
Обернувшись напоследок, я вышла за Нолой из примерочной, отметив про себя, что запах гардений тоже исчез.
– Покойся с миром, Мэри, – тихо сказала я и пошла показать Софи платье ее мечты.
Мы с Софи сидели на переднем сиденье моей машины. Нола устроилась на заднем. Я настояла на том, что сяду за руль, но не потому, что считала, что машина Софи больше похожа на консервную банку – вообще-то, так оно и было, – а потому, что каждый раз, садясь к ней в машину, я теряла примерно год своей жизни. Она легко отвлекалась на историческую архитектуру, которой в Чарльстоне было не меньше, чем жуков пальметто, и по этой причине не раз заезжала на тротуар. Мне же было совершенно не нужно, чтобы она раньше времени столкнула меня на ту сторону сорокалетия.
У Софи была назначена встреча с Чэдом в доме некоего духовного целителя, чтобы тот прочел их чакры и ауры. Я петляла по городским улицам, когда в зеркале заднего вида обратила внимание на Нолу на заднем сиденье. Радио было включено на малую громкость, но ее губы неслышно двигались: она пела под музыку.
– У тебя красивый голос, Нола, – сказала я, вспомнив, как она пела в душе.
Она мгновенно поджала губы:
– Как ты это узнала?
Я чуть не сказала ей, что слышала, как она пела в душе, но вовремя поняла, что это будет последний раз, когда я слышу ее пение.
– Прямо сейчас. Ты подпевала песне по радио, – соврала я.
Она с прищуром посмотрела на меня:
– Верно.
Софи бросила мне предостерегающий взгляд. Будучи преподавателем колледжа, она обладала намного большим опытом работы с молодежью, но не в моих привычках было отказываться от своих слов.
– У тебя действительно прекрасный голос. Ты где-нибудь училась вокалу?
Стиснув зубы, Нола уставилась в боковое окно.
– Моя мама – известная оперная певица. Ты это знала?
Она бросила на меня взгляд в зеркало заднего вида. Мне показалось, что в ее глазах мелькнул интерес. Прекрасно.
– Было бы неплохо, если бы ты для нее спела, – сказала я. – Если твой голос и впрямь так хорош, как я думаю, она, может быть, предложит тебе брать уроки.
Взгляд Нолы сделался каменным.
– Я. Не. Люблю. Петь. Это глупое и бессмысленное занятие, и я не хочу попусту тратить время, понятно? Так что оставим эту тему.
Я открыла было рот, чтобы сказать, что ей не помешает поработать над своими манерами и что она совершенно не права, но Софи больно ткнула меня в бок. Я тотчас заткнулась. Интересно, заметила ли Нола? Я исподтишка посмотрела в зеркало заднего вида и увидела на сиденье рядом с ней светящийся ореол. Он растягивался и дергался, словно кошка в сумке, беспокойная и полная решимости сбежать. Постепенно он начал принимать очертания женщины с длинными светлыми волосами, разделенными на прямой пробор, и на меня уставилась пара бледно-голубых глаз.
– Смотри, куда едешь! – вскрикнула Софи.
Я вновь посмотрела на дорогу перед собой. Как оказалось, я едва не сбила женщину на велосипеде и чуть не врезалась в припаркованную машину.
– Извини, – сказала я, украдкой взглянув на заднее сиденье, и, к счастью, обнаружила там только Нолу. – Я отвлеклась.
Софи фыркнула:
– Может, в следующий раз за руль все-таки сяду я?
Я открыла рот, чтобы высказать свое мнение по этому поводу, но тут зазвонил мобильник Нолы.
– Привет, Олстон. Что случилось? – Возникла короткая пауза. – В самом деле? Как скажешь. Погоди, я дам ей телефон. – Подавшись вперед, она легонько постучала мобильником мне по плечу: – Мелли? Олстон нужно срочно поговорить с тобой.
Я недоуменно подняла брови, но телефон взяла.
– Привет, Олстон. Это Мелани.
– Здравствуйте, мисс Миддлтон. Извините, что беспокою вас, но я подумала, что вам будет интересно узнать. Мне кажется, что я выяснила, в каком доме стоял кукольный домик Нолы. Вчера, когда я сказала, что он мне что-то напоминает, мне показалось, что вы заинтересовались.
Я посмотрела на Софи. Та не сводила с меня пристального взгляда.
– Да, я хотела бы знать.
– Так вот, в детстве я брала уроки игры на фортепиано. В одном из тех старых жутких викторианских домов за Колониальным Озером. Моей учительницей была мисс Маниго, и тогда ей было столько же лет, сколько динозаврам, так что сейчас она совсем древняя. Во всяком случае, когда-то она была учительницей музыки в Эшли-Холле – вот откуда моя мама знала ее, – а после того, как она вышла на пенсию, она давала частные уроки у себя дома. И я уверена, что это ее дом. В нем что-то, конечно, изменили, вот почему я не сразу узнала его, но башня с ее резными украшениями – это определенно ее дом.
– Ты помнишь номер дома? – По идее, я должна была проявить больший интерес, но не смогла. Несмотря на мой успех в магазине для новобрачных, я отнюдь не была в восторге от перспективы столкнуться с еще большим количеством призраков. Особенно теми, которые выбрасывали из окон кукольных мальчиков и собак и ломали им шею.
– Нет, мэм. Но я думаю, что, если вы поедете по улице, глядя на башни, вы его не пропустите.
– Спасибо, Олстон.
Мы попрощались, и я вернула телефон Ноле.
– В чем дело? – спросила она скорее с раздражением, чем с интересом.
Я постаралась ответить как можно более нейтральным тоном:
– Мы с твоей бабушкой и отцом пытаемся найти дом, с которого, скорее всего, был скопирован твой кукольный домик. Мы были почти уверены, что он из Чарльстона, но наши поиски никуда нас не привели. До вчерашнего дня, когда Олстон была в твоей комнате. По какой-то причине твой кукольный домик показался ей знакомым, но она не смогла понять почему. И вот теперь ей подумалось, что он очень похож на дом, где она брала уроки игры на фортепиано.
– И что? Зачем ей звонить тебе и рассказывать об этом?
Мы с Софи переглянулись. Я уже рассказала ей все, что случилось в кукольном домике, и она была полностью согласна с тем, что пока еще рано говорить Ноле о призраках или моей способности их видеть.
Я встретилась взглядом с Нолой в зеркале заднего вида.