– Откройте ее, – попросила она. – У меня нет сил.
Вновь мысленно отругав себя за то, что оставила дома очки для чтения, я передала шкатулку Джеку. Насмешливо посмотрев на меня, он поднял крышку, заглянул внутрь и вытащил сложенный вчетверо листок бумаги. Вернув крышку на место, он развернул измочаленный листок и начал читать:
– «Дорогая сестра! Как ты, без сомнения, уже поняла и, возможно, уже знала раньше, я должен уйти. Я больше не могу жить под одной крышей с отцом, как ты прекрасно понимаешь. Мне было бы нелегко с ним, да и тебе тоже, смею предположить. Моя нынешняя жизнь невыносима, и если я хочу жить дальше, я должен ее изменить. Хочу поблагодарить тебя за то, что я стал тем, кто я есть, хотя сомневаюсь, что результат соответствует твоим ожиданиям. Но так всегда бывает, когда мы раскрываем секрет – результат не всегда соответствуют нашим ожиданиям. Я прошу прощения за любой вред, который причинит тебе мой уход, но ничего не поделаешь, потому что я уверен, что ты меня не осудишь. Я желаю тебе самого лучшего и думаю, что со временем ты это поймешь.
Сомневаюсь, что увижу тебя в ближайшие годы, если вообще когда-нибудь. Не стану никого осуждать и не жду, что кто-то осудит меня.
Уильям».
Джек опустил письмо.
– Он собирался уйти по собственной воле и не планировал вернуться или поддерживать связь.
Взяв письмо у Джека, я сложила его и, прокручивая в голове текст, вернула обратно в шкатулку. Не забыла я и просьбу Джулии попросить за нее у Уильяма прощения.
– Какой секрет он имел в виду?
– А теперь уходите, – сказала она, заваливаясь на бок и прижимая руку к груди.
Джек немедленно отправился на поиски Ди, а я снова взяла ее за руку:
– Скажите, был ли этот секрет причиной ссоры между Уильямом и вашим отцом? Вы поэтому просите у него прощения?
Она не ответила. Я встала, увидев, что в комнату, неся пузырек с таблетками и еще один стакан воды, вошла Ди.
– Мисс Джулия должна отдохнуть. Прошу вас, уходите.
Джек взял меня за руку и повел по коридору к выходу. Я шагала без остановки, пока мы не оказались в квартале от дома. И хотя башня осталась позади, я чувствовала взгляд незримых глаз, устремленный мне в спину.
Джек шел молча, не задавая вопросов, но, когда я остановилась, повернулся ко мне:
– Она в чем-то виновата. Вот только в чем? – сказал он.
– Но она не хочет признаваться, и ее отец и брат тоже не рады, что мы задаем вопросы.
– А как там Энн, ее мать? Ты пыталась связаться с ней?
Я покачала головой:
– Пыталась моя мать, но, как и в жизни, Энн боится своего мужа. Если нам нужны ответы, мы должны обратиться к источнику.
– Ты уже пыталась и в результате получила лишь просьбу Уильяма «остановить ее» и горящий пакет с куклами. И взбудораженных призраков, которые хотят вовлечь в эту историю Нолу.
Я кивнула.
– Нам нужно убрать кукольный домик подальше от Нолы. У подростков всегда избыток энергии, и они притягивают к себе духов.
– Мы могли бы перевезти его в мой лофт. Мертвые не беспокоят меня, зато у Нолы появится повод чаще приходить ко мне в гости.
– Это мысль. – Я улыбнулась, вспомнив разговоры Нолы и Олстон, когда они возились с кукольным домиком. Посмотрим, каково будет слушать все это Джеку. – Я передам ей твое предложение, и пусть она решает сама.
– Есть что-нибудь еще от Бонни?
– Вообще-то, нет. Она снова упомянула «глаза моей дочери», а потом… – Я умолкла, не зная, как выразить последнюю часть словами.
Джек вопросительно поднял бровь.
– Когда я спросила ее, почему она вступилась за меня на кладбище, она лишь рассмеялась в ответ.
– Вот как? – Джек провел ладонью по лицу, и я вновь отметила его усталый вид. – У меня был разговор с Нолой о Джимми Гордоне. Похоже, их познакомил Рик Чейз. Рик, Бонни и Нола посетили студию Джимми, где тот записывал свой первый альбом. Большую часть времени Нола просидела в комнате ожидания, а вот Джимми, Бонни и Рик провели вместе около часа в офисе продюсера Джимми.
– Смею предположить, они договаривались о том, чтобы Джимми записал песню Рика «Я только начинаю».
– Возможно. Хотя это все равно не объясняет, за что Нола так сильно невзлюбила этого Джимми.
– Она – подросток, – сказала я. – Подросткам обычно трудно объяснить большинство своих чувств.
Он мотнул головой в сторону своего «Порше»:
– Я пойду за машиной. Что-то подсказывает мне, что ты не горишь желанием еще раз пройтись пешком перед тем домом.
– Ничего страшного. Здесь недалеко. Хочу пройтись пешком, немного проветрить голову и подумать.
Джек пристально посмотрел на меня, и, хотя ему вряд ли было интересно, о чем именно мне нужно подумать, я выпалила:
– Спасибо, что не послушал Ребекку и не стал писать книгу о Розе Приоло и доме на Легар-стрит.
– Это она тебе сказала?
– Да. Она просила поговорить с тобой, сказать, что я не возражаю.
– И ты не возражаешь?
– Думаю, ты сам знаешь ответ на этот вопрос, иначе бы ты уже написал и продал книгу.
Он улыбнулся своей восхитительной улыбкой, и я ощутила знакомое томление в груди.
– То есть ты согласна, что я не так уж и плох? – глядя мне в глаза, он сделал шаг вперед.
– Я никогда так не думала, Джек.
Он нахмурил брови:
– Странно. Потому что ты всегда ведешь себя так, словно у меня какая-то заразная болезнь. Вот как сейчас. Я делаю шаг вперед, ты делаешь шаг назад. Я подумал, вдруг ты спутала меня с Марком Лонго или кем-то еще, и поэтому на всякий случай решил уточнить.
Не желая продолжать этот разговор, я повернулась и зашагала домой.
– Какой подарок ты хочешь на день рождения? – крикнул он мне вслед.
Я остановилась, но оборачиваться не стала.
– Сделай пожертвование для Общества охраны памятников. Софи убедила меня. – Я повернулась к нему лицом: – То есть ты все же придешь на вечеринку? – Я была готова лягнуть себя за то, что повела себя как глупенькая старшеклассница.
Джек пожал плечами:
– Может быть.
Я снова повернулась и зашагала прочь.
– Как хочешь, – сказала я. Еще не хватало, чтобы этот змей-искуситель понял, что от его обещания мои колени сделались ватными. – Помаши мне рукой, если все же придешь.
– Постараюсь не забыть, – сказал он и усмехнулся, я же сделала вид, будто не услышала.
Глава 23
Словно этакий диктатор банановой республики я вальяжно возлежала в шезлонге в комнате моей матери, пока девушка из салона красоты красила мне на ногах ногти лаком цвета «роковая женщина», а вторая делала мне маникюр. Визажист и парикмахер должны были прибыть через пару часов, а я же была уже на последнем издыхании. И расстроена. Моя мать конфисковала мой мобильник, мой ноутбук, мой ежедневник и даже мой шагомер, которым я пользовалась для измерения моей активности за стенами офиса.
В противоположном конце комнаты висело то, что я мысленно окрестила Платьем с Большой Буквы. Я слишком долго тянула с поиском замены, так что мне ничего другого не оставалось, кроме как надеть его. Я не примеряла под него водолазку, но, глядя на глубокий вырез, подумала, что, наверно, зря.
Моя мать расположилась рядом со мной в таком же обтянутом ситцем шезлонге, с той разницей, что она расслабленно откинула голову на спинку, как будто наслаждалась процессом. В отличие от нее, моя маникюрша была вынуждена постоянно распрямлять мои пальцы, чтобы они не впивались в подлокотники. Ее коллега точно так же боролась с пальцами на моих ногах.
– Расслабься, Мелли, – в третий раз воззвала ко мне мать, неким шестым чувством уловив мое напряжение, хотя сама лежала с закрытыми глазами. – Это ведь должно доставлять удовольствие, помнишь?
– Да. Как и прыжки на тарзанке, но ведь я почему-то ими не занимаюсь.
– Твой подрядчик Рич Кобильт заглядывал какое-то время назад, – сказала она, пропустив мимо ушей мою колкость.
– Что на этот раз? – патетически простонала я.
– Прекрати, Мелли. Это не всегда плохие новости.
– Вообще-то от него я только такие и слышу.
– Но не в этот раз. Он сказал, что рабочие и все их оборудование уедут к одиннадцати часам утра и вернутся лишь в понедельник. Так что у нас будет достаточно времени, чтобы все привести в порядок, не путаясь под ногами у строителей. Рич даже обернул черным брезентом открытый фундамент, чтобы этот хаос не так бросался в глаза, а Нола и Олстон вызвались для вечеринки украсить этот брезент.
Я резко села. Маникюрша тотчас же крепко сжала мое запястье. Виновато посмотрев на нее, я снова повернулась к матери:
– Пожалуйста, скажи мне, что ты дала им параметры того, как это должно выглядеть.
Мать укоризненно посмотрела на меня:
– Даже не собиралась. Они очень креативные девушки, и все, что они придумают, будет замечательно – безусловно, в любом случае это лучше, чем пыльная дыра под твоим домом. Так что не бери в голову и расслабься.
Маникюрша оторвала от подлокотника мой указательный палец, чтобы нанести на него очередной слой лака, я же усилием воли заставила себя откинуть голову на спинку шезлонга.
– В любом случае, – продолжила мать, – Рич сказал, что можно спокойно входить в кухню, а оттуда в ванную комнату для гостей на нижнем этаже. Мы также поставим в глубине сада два хороших биотуалета для мужчин. Я не стану говорить, что Чэд и Софи предложили в качестве более экологичного удовлетворения физиологических потребностей гостей.
Моя голова дернулась снова.
– Не волнуйся. Я уже сказал им «нет». К тому же твой отец никогда бы не допустил ничего подобного в своем саду. К тому же это незаконно.
Чувствуя, как начинает болеть нижняя челюсть, я усилием расслабила ее и снова откинула голову на спинку шезлонга.
– Рич упомянул что-то о трубах под домом, но сказал, что это подождет. Он поговорит с тобой о них позже.
Я закрыла глаза, лишь бы не видеть, как из окон моего дома на улице Трэдд-стрит вылетают огромные суммы денег, а также покрытый брезентом фундамент, в качестве фона для вечеринки по поводу моего дня рождения. Я предложила вместо этого устроить вечеринку в саду моей матери, но и она, и отец отговорили меня, сказав, что для меня важнее устроить вечеринку в моем собственном доме, которому я вернула жизнь, причем во многих отношениях. То, что в нем в данный момент отсутствует мебель, а сам дом приподнят с фундамента, еще не основание для того, чтобы переносить вечеринку в другое место, в один голос заявили они. К тому же, настаивал мой отец, он проявит свои умения садовника, придав рабочему пространству художественную форму. Меня не пустили в сад, чтобы посмотреть, что он там сделал, но, судя по гордому взгляду, которым он меня удостаивал всякий раз, когда я спрашивала, это явно было что-то уникальное.