— Лиловые перчатки! — Джерард весело хохотнул, что было совсем на него не похоже. — Да какая разница, какого они цвета! Убийца надел их не для красоты, а чтобы отпечатки пальцев не оставлять! Верно я говорю?
— Ну да… — ответил Бруно.
Джерард вошел в дом через террасу. Бруно последовал за ним. Джерард направился в кухню, а Бруно — на второй этаж. Заглянул к себе, бросил записную книжку на кровать и пошел дальше по коридору. При виде открытой двери в комнату отца у него возникло странное чувство — словно он лишь теперь осознал, что Капитана больше нет. Все оттого, что дверь болталась нараспашку — как выбившаяся из-под ремня сорочка, как поднятое забрало. Отец бы такого не допустил. Помрачнев, Бруно захлопнул дверь, оставив за ней ковер, по которому ступали ноги Гая, а потом детективов, письменный стол, с которого забрали все бумаги, и раскрытую чековую книжку, ожидающую росчерка отцовского пера. Потом осторожно заглянул к матери. Она лежала на кровати с открытыми глазами, до подбородка завернувшись в розовое одеяло. В таком положении она пребывала с вечера субботы.
— Ты не спала?
— Нет.
— Джерард опять приехал.
— Знаю.
— Если не хочешь с ним общаться, я его прогоню.
— Милый, ну что за глупости.
Бруно присел на край постели и наклонился к ней.
— Поспала бы ты, мам.
Под глазами у нее залегли испещренные морщинками лиловые тени, а уголки губ опустились вниз, так что рот стал незнакомо длинным и тонким.
— Милый, Сэм точно ничего тебе не говорил? Не делился никакими подозрениями?
— Да разве он стал бы чем-то таким со мной делиться?
Бруно встал и принялся бродить по комнате. Присутствие Джерарда в доме его раздражало. Джерард вел себя так, будто у него в рукаве есть улики против всех и каждого — даже против Герберта, который боготворил отца и разве что прямым текстом не обвинял в его смерти Бруно. Но Герберт точно не видел, как Бруно измерял шагами дом, иначе уже заявил бы об этом. Да, Бруно слонялся по дому и двору, пока мать лежала с пневмонией, но кто мог знать, считает он при этом шаги или нет? Он хотел бы сейчас пожаловаться на Джерарда, однако мать бы его не поняла. Она настаивала на том, чтобы расследование вел именно он, потому что он считался лучшим. В этом деле они с матерью не были заодно. Она даже могла сболтнуть лишнего — например, что они запланировали пятничный отъезд лишь накануне — и даже не поставить его в известность!
— Чарли, а ты располнел, — пожурила его мать с улыбкой.
Бруно тоже заулыбался, потому что она опять стала похожей на себя. Она вылезла из постели и теперь надевала шапочку для душа перед зеркалом.
— На аппетит не жалуюсь, — соврал Бруно.
И аппетит, и пищеварение у него в последнее время были ни к черту. Впрочем, это не мешало ему толстеть.
Джерард постучал в дверь через секунду после того, как мать закрыла за собой дверь в ванную.
— Она надолго, — сообщил ему Бруно.
— Передайте ей, что я жду в холле.
Бруно передал это матери через дверь и пошел к себе. Записная книжка валялась в другом положении — Джерард явно успел обнаружить ее и просмотреть. Бруно не спеша сделал себе виски с содовой, выпил и бесшумно спустился в холл. Джерард уже расспрашивал мать:
— Вы не заметили внезапных перемен в его настроении? Может, он был подавлен или, наоборот, чему-то радовался?
— Ну, мой мальчик вообще подвержен переменам в настроении. Так что ничего особенного я не заметила.
— А… Иногда близкие чувствуют, когда что-то не так. Вы же согласны со мной, Элси?
Мать промолчала.
— Жаль… Просто он совсем не хочет помогать расследованию.
— По-вашему, он что-то скрывает?
— Не знаю, — протянул Джерард с омерзительной улыбочкой; судя по тону, он ожидал, что Бруно подслушивает. — А вы как считаете?
— Разумеется, я считаю, что нет. К чему вы клоните, Артур?
Он ее рассердил. Теперь она будет о нем не столь высокого мнения. Глупый, глупый Джерард.
— Вы же хотите, чтобы я докопался до правды, Элси? Он так и не дал мне прямого ответа, куда пошел в ночь на пятницу, расставшись с вами. Он водит дружбу с весьма сомнительными личностями. Один из его приятелей вполне мог оказаться наемником кого-то из конкурентов Сэма. Шпионом или вроде того. А Чарльз вполне мог ненароком сболтнуть о вашем отъезде…
— К чему вы клоните? По-вашему, Чарльз что-то знает?
— Ну, я бы этому не удивился. А вы?
«Чтоб ты сдох», — прошептал Бруно себе под нос. Как он смеет говорить такое его матери?!
— Не сомневайтесь, если он мне что-то скажет, я вам передам.
Бруно отступил — в шоке от того, как легко она пошла у Джерарда на поводу. Неужели что-то заподозрила? Простить убийство выше ее сил. Разве он не понимал этого в Санта-Фе? А если она вспомнит, что он рассказывал ей про Гая в Лос-Анджелесе? Если Джерард найдет Гая в ближайшие две недели, его могут выдать царапины, или какой-нибудь порез, или синяк. В холле послышалась мягкая поступь Герберта. Дворецкий принес матери бокал на подносе и тут же удалился. Сердце у Бруно выпрыгивало из груди. Он словно попал в гущу битвы, и на него наседали со всех сторон. Поспешно ретировавшись к себе, он выпил от души, прилег и попытался уснуть.
Разбудил его Джерард, положив руку ему на плечо. Бруно дернулся и отпрянул.
— До свиданья. — Джерард ощерил желтые от табака зубы. — Я уезжаю, зашел попрощаться.
— И ради этого вы меня разбудили?
Джерард усмехнулся и вышел прежде, чем Бруно успел придумать ему достойную отповедь. Он рухнул на подушку и попробовал снова уснуть, но перед глазами маячила коренастая фигура Джерарда в светло-коричневом костюме. Детектив шнырял по коридорам, как призрак, просачивался сквозь запертые двери, совал нос в ящики и чужие письма, строчил в своем блокноте, указывал пальцем на Бруно, донимал его мать, так что невозможно было не поддаться на провокацию.
27
— А как еще это понимать? Он меня обвиняет! — кричал Бруно через стол.
— Ну что ты, милый! Он просто делает свою работу.
Бруно убрал со лба волосы.
— Может, потанцуем, мам?
— Куда тебе танцевать в таком состоянии?
— Тогда я хочу еще выпить.
— Милый, вот-вот принесут еду.
Бруно не мог поднять глаза на мать. Ее безграничное терпение, ее осунувшееся лицо заставляли его сердце сжиматься от боли. Он стал вертеть головой в поисках официанта. Поди разбери, кто тут официант, в такой толпе. Взгляд задержался на человеке, сидевшем за столиком с другой стороны от танцпола. Человек был похож на Джерарда. Бруно не мог рассмотреть, с кем он там сидит, но этот тип выглядел в точности как Джерард — пегие волосы, лысина, разве что костюм черный, а не светло-коричневый. Бруно прикрыл один глаз, чтобы все вокруг перестало двоиться.
— Чарли, сядь, я тебя прошу. Сейчас подойдет официант.
Там был Джерард, и он смеялся. Видимо, его спутник сказал, что Бруно на них смотрит. Несколько мучительных секунд Бруно раздумывал, сообщать ли матери. Внутри у него все клокотало.
Наконец он сел и выпалил в бешенстве:
— Там Джерард!
— Правда? Где?
— Вон там, слева от музыкантов. Под голубой лампой.
— Не вижу. — Мать вытягивала шею. — Милый, тебе померещилось.
— Ничего мне не померещилось! — крикнул Бруно и швырнул салфетку в свой ростбиф.
— Я вижу человека под голубой лампой, — спокойно проговорила мать, — и это не Джерард.
— Ты отсюда не разглядишь! Это он, и я не желаю есть с ним в одном помещении!
— Чарльз… — Мать вздохнула. — Если хочешь еще выпить, выпей. Вот официант.
— И пить с ним я тоже не желаю! Хочешь, я докажу тебе, что это он?
— Какое это имеет значение? Он нам не мешает. Наверняка он пришел нас охранять.
— Вот, ты признаешь, что это он! Шпионить явился! И темный костюм нацепил! Нарочно, чтобы красться за нами повсюду!
— Это не Артур, — тихим голосом отрезала мать, выжимая дольку лимона над жареной рыбой. — У тебя галлюцинации.
Бруно разинул рот.
— Мам, как ты можешь? — Голос у него сорвался.
— Милый, на нас все смотрят.
— Да плевал я!
— Ну вот что, послушай. Ты выискиваешь в поведении Джерарда то, чего там нет. Не спорь! Ты хочешь эмоциональной встряски, адреналина. Мне это знакомо.
Бруно потерял дар речи. Собственная мать обратилась против него. Она смотрела на него таким же взглядом, каким прежде смотрел Капитан.
— Наверняка ты в сердцах ляпнул Джерарду какую-нибудь глупость. Теперь он считает, что ты странно себя ведешь. И я его понимаю.
— И это достаточный повод, чтобы следить за мной днем и ночью?
— Милый, здесь нет никакого Джерарда, — отрезала мать.
Бруно с трудом встал и, шатаясь, пошел к столику, за которым сидел папашин сыщик. Ничего, сейчас она убедится, что это Джерард, а Джерард — что Бруно так просто не запугаешь. Путь ему преграждала еще пара столов, но Бруно уже ясно видел Джерарда.
Джерард обернулся и фамильярно помахал рукой, а помощник его тупо сидел и пялился. Бруно убивала мысль, что они с матерью за это еще и платят! Он раскрыл рот, не зная, что сказать, развернулся, еле удерживая равновесие. Он прямо сейчас позвонит Гаю, вот что он сделает! Прямо здесь, под носом у Джерарда!
Бруно хотел пройти к телефонной будке через танцпол, но медленно кружащиеся фигуры не пускали его, теснили его назад, как морские волны, такие легкие, мягкие и при этом непреодолимые. В памяти всплыла картинка из детства, когда он во время домашней вечеринки так же пытался пройти через гостиную к матери и его не пускали вальсирующие пары.
Очнулся он ранним утром в своей постели и некоторое время неподвижно лежал, вспоминая, чем закончился вечер. Значит, в какой-то момент он отключился. Но успел ли он перед этим позвонить Гаю? И если да, мог ли Джерард узнать номер? С Гаем Бруно не говорил, иначе непременно бы это запомнил. Следовало узнать у матери, где он отключился, не в телефонной ли будке. Но стоило ему подняться, как началась утренняя трясучка, и пришлось идти в ванную. Слишком резко подняв стакан к губам, Бруно плеснул себе разбавленным виски в лицо и схватился за дверь, ища опоры. Трясучка теперь донимала его и утром, и вечером, будила все раньше и раньше, и с вечера, чтобы уснуть, приходилось пить все больше и больше. А между приступами трясучки был Джерард.