Было так тяжело поверить, что ничего нельзя сделать.
Ничего.
Как все это выдержать?
И где найти силы, чтобы рассказать об этом Максу?
Она чувствовала себя еще более несчастной, потому что вчера купила детский костюмчик. Кэрри увидела его в витрине магазина, хотя и опасалась, что, купив его до визита к врачу, бросает вызов судьбе. Но он был такой красивый, в винтажном стиле, на бретельках, пристегивающихся к передней части полукомбинезона. Кто бы устоял.
«Костюмчик прекрасно подойдет к крестинам», – решила она. Белый и такой простой, что подошел бы как девочке, так и мальчику.
Кэрри даже позволила себе представить эти крестины. Служба прошла бы в маленькой белой деревянной церквушке в Джиллджинде. Родители Макса приедут из Саншайн-Коуст, будут также ее мама и Дуг с Меридит, и она, возможно, попросит сестру Макса Джейн и ее мужа стать крестными. После церковной службы они отпразднуют крестины в Риверсли с друзьями из соседних усадеб.
Кэрри даже нарисовала себе вечеринку – длинный стол на веранде или, может быть, на газоне под финиковым деревом. Она представляла белую скатерть, ряды блестящих хрустальных бокалов, наполненных шампанским. И красивый торт в ожидании, когда его разрежут на кусочки. Они с Максом будут резать вместе, держа ребенка на руках.
Как это было бы хорошо! Простой, но вкусный обед. Макс пожарил бы мясо на гриле, а Кэрри сделала бы салат из свежих овощей из своего огородика, добавила бы чатни и закуски по рецептам Кэрри К.
О господи боже.
Какая она дура, что дала волю воображению! Одна только мысль об этих глупых планах вызывала у нее мучительный приступ рыданий.
С отчаянным всхлипом Кэрри сорвалась с места и поспешила встать у перил парома. Отчаянно вытирая слезы, подчеркнуто внимательно следила за летающими над ним чайками, прекрасными яхтами, бороздившими воду у величественного моста через гавань, за лесом небоскребов на берегу.
Хотя и удалось перестать плакать, она не могла прервать мучительного потока мыслей.
У нее было так много планов на семейную жизнь.
Такие счастливые мечты.
Кэрри вспомнила плетеную колыбельку в сарае. В ней она спала ребенком в поместье отца. Меридит отдала колыбель им с Максом, чтобы они ею пользовались, когда будут готовы заиметь ребенка.
Они хотели троих детей. И Кэрри точно знала, какую комнату в доме займет каждый из них. В воображении она уже ремонтировала комнату рядом со своей спальней, чтобы превратить ее в детскую: с белой мебелью, желто-белыми полосатыми занавесками и яркими мобилями над кроваткой. Тут должны были поместиться полки для книг и игрушек. И кресло-качалка. Еще она планировала обновить старинный комод, собиралась покрасить его в зеленый цвет. Или в ярко-красный.
А теперь…
Как она все это вынесет? Как донесет печальную, душераздирающую новость до мужа?
Я бесплодна, Макс.
Бесплодна. Какое ужасное слово, особенно для жены животновода. Больше века Кинсайды работали не покладая рук, чтобы усадьба Риверсли-Даунс плодоносила и процветала. И женщины вносили свой вклад, рожая сыновей.
Макс был бы чудесным отцом. Такой уравновешенный. Спокойный и любящий. Кэрри уже поверила, что они станут великолепными родителями. Им есть что дать детям. Много любви, здоровый, полный приключений образ жизни.
Она поняла, что должна попытаться не думать обо всем этом сейчас. Мечты только усиливали боль в сердце. В любой момент оно могло разбиться на мелкие осколки.
Но она все равно не переставала мучить себя.
Не давала покоя мысль о поколениях Кинсайдов, живших в поместье Риверсли-Даунс. Кэрри вспоминала великолепные деревья, посаженные прапрабабушкой Макса, семейные портреты, написанные его бабушкой, огород, устроенный матерью Макса. Эту традицию должна была счастливо продолжить она.
А она принесет Максу и его семье отвратительную новость. В Риверсли больше не будет Кинсайдов. Под давлением семейной традиции и ожиданий она полагала, что им будет намного тяжелее, чем какой-то другой семье, услышать об этом.
Мучительные мысли продолжали вертеться и кружиться в голове Кэрри, пока она плавала туда-сюда вдоль берега.
Оглядываясь назад, она не могла вспомнить, когда именно составила план. Болезненный план. Но в тот горестный день не могла думать ни о чем, только оплакивала потерю мечты о материнстве. Мечты совершенно неисполнимой.
Принимая во внимание ее горе, а также мысли, мучавшие ее, неудивительно, что придуманный план показался ей наилучшим выходом. К тому времени, когда она, вернувшись в город, на метро приехала к матери, план показался ей единственно верным решением.
Слава богу, пока они ремонтировали насос на мельнице, Барни не упоминал о поцелуе, свидетелем которого он оказался утром. Макс знал, что старого болтуна просто распирало поделиться с кем-нибудь, но был ему благодарен за молчание.
Его собственные мысли были в основном сосредоточены на ржавых болтах. Но он помнил вопрос Кэрри: «Ты хочешь, чтобы я все быстрее вспомнила?»
Ему было стыдно от того, что честно хотелось сказать «нет». Конечно, его можно упрекнуть в том, что он предпочитал иметь жену, которая находила его привлекательным и желанным, но он хорошо понимал, что со временем его новая Кэрри, как и раньше, устанет и потеряет интерес к их жизни.
Но когда они закончили работу и убирали инструменты, Барни все-таки кое о чем обмолвился.
Подняв бровь, старый работник послал Максу виноватую кривенькую улыбочку.
– Так что, дело выгорает, парень?
Макс точно знал, что имеет в виду Барни, но притворился, что не понял.
– Да, Барни. Мне осталось только заклеить подтекавший шланг, потом мы вновь установим насос и поедем домой.
Барни посмотрел на него как на полоумного.
– Я вообще-то не о чертовой мельнице. Я имел в виду… – Он помолчал и растерянно добавил: – Знаешь ли, тебя и Кэрри.
– Один поцелуй еще ничего не значит.
В ответ Барни понимающе улыбнулся:
– Да, точно. Но с того места, где я стоял, выглядело недурно. А как она на тебя смотрит! Будто ты шоколадная мышь с кремом и вишнями, а она ничего не ела целую неделю.
Макс заскрипел зубами.
– Я не шучу, Барни. Кэрри еще ничего не вспомнила. Все изменится, когда вернется память.
Это озадачило старика. Он поднял шляпу и почесал лысину – явный признак того, что заволновался.
– Думаешь, она опять уйдет?
От этой мысли внутри у Макса все оборвалось, будто разорвалась ведущая цепь. Однако что толку впустую надеяться.
– Да, друг. Это именно то, о чем я думаю.
Барни удрученно покачал головой и, уныло опустив плечи, посмотрел вдаль. В эвкалиптовых деревьях позади них закричали вороны. Кар, как, кар, кар!
Макс бросил гаечный ключ в ящик для инструментов:
– Ладно, поехали.
Мужчины сели в машину. Барни захлопнул дверцу и повернулся к Максу, что-то придумав.
– Тебе ведь этого не хочется? Ты же не отпустишь Кэрри без боя?
Макс ничего не ответил. Его, как и Барни, удивило, что она снова всему радовалась. Конечно, ему это нравилось. И он не смог отказать ей, когда она смотрела на него как на самого сексуального парня из всех живущих на земле. Только мужчина, на девять десятых состоящий изо льда, смог бы устоять. И все же Макс понимал, что загоняет себя в ловушку.
Проблема в том, что он не знал, что готовит ему возвращение памяти Кэрри. Если врачи правы, это может случиться в любой день, в любой момент, но он, как и все остальные, не имел представления, почему Кэрри так изменилась перед несчастным случаем.
Почему разлюбила его. Собственно говоря, какой мужчина знает, почему у женщины пропадает наваждение. Впрочем, он и тогда совсем не собирался ни просить, ни умолять ее остаться.
С другой стороны, если Кэрри снова захочет от него уйти, то, черт возьми, он не собирается смиренно указывать ей на дверь.
Когда Макс вернулся в усадьбу, Кэрри была в спальне. Он нашел ее сидящей перед пустым чемоданом, который они привезли из Вайтхорс-Крик. У нее на коленях лежал белый сверток. Услышав его шаги, она подняла голову.
Ее лицо распухло от слез, глаза и нос покраснели. Когда она взглянула на него, он заметил, что в ее глазах промелькнул страх. И у него оборвалось сердце.
Он все понял.
Кэрри все вспомнила.
Первый импульс – наклониться и обнять ее, защитить от той боли, которая была в ее глазах. Но он не посмел. Не знал, примет ли она его или прогонит.
– Привет, – тихо проговорил он. – Что-то не так?
– Это случилось, – приглушенно ответила она.
– Твоя память?
– Да. – В это короткое слово вместилось все ее отчаяние. – Полностью.
Макс не мог видеть ее в таком состоянии. Какого черта это так ее расстроило? Что вызвало такую боль?
Он оглядел комнату. Чемодан пуст. Только этот белый сверток у нее на коленях.
Неужели все это из-за него? Неужели он вызвал стресс? И неужели это ключ к их разрыву?
Он понятия не имел, что в свертке. Никогда не видел его раньше. Но от вероятности того, что он не единственная причина стресса у жены, ему стало чуть легче. Ведь он винил во всем себя…
– Ты давно тут сидишь? – Он подошел ближе.
– Не знаю. Сто лет, наверное.
– Помочь тебе встать?
– Да, пожалуйста. Я словно окаменела и не смогу сдвинуться с места.
Он дал ей руку и поддержал за талию, чтобы помочь встать.
Она прижала сверток к груди.
Он попытался рассмотреть его, угадать, что там.
Какая-то одежда?
Как она могла вызвать такой стресс?
– Тебе нужно выпить чашку чаю, – заметил он.
Кэрри кивнула, не глядя на него.
– Спасибо.
Макс секунду постоял, раздумывая, что делать.
– Со мной все в порядке, Макс. – Кэрри указала ему на дверь. – Сейчас умоюсь и приду к тебе на кухню.
Он ушел. В холле услышал, как она захлопнула чемодан и открыла шкаф. Без сомнения, таинственный сверток был убран.