Ну и в-четвертых, как все это связано с магическими разрывами, смертью ивановского бытовика Беляка, натравленными на нас призраками и прочей ерундой?
Ясно было только одно: без Ковальчука с этим не разобраться.
Он откуда-то откопал этот стишок про братьев и решил, что все взаимосвязано. Значит, ему известно куда больше, чем нам с поручиком. Ну и возможностей у него гораздо больше.
В голову пришла шальная мысль рассказать шефу все — от и до. Перечислить каждую странность последних дней, описать все свои злоключения. Ведь должно же ему хватить здравого смысла, чтобы выслушать меня и хотя бы попробовать соединить все точки…
«А не пытаешься ли ты просто сгрузить свои проблемы на чужие плечи?» — оживился внутренний голос, но совсем удариться в шизофрению и ответить я не успела, ибо внезапно стала свидетелем того, как рушится карьера и проявляется истина.
С Серегой Крапивиным мы были знакомы шапочно. То есть знали, что оба мы брежатые, но трудились на разных поприщах и пересекались довольно редко, если не сказать — всего раза три.
Брежатые, они ж не только в правоохранительных органах нужны, а буквально во всех сферах. Сереге, к примеру, посчастливилось работать в пресс-центре мэрии, пусть и знали о его героической деятельности (и вообще о существовании) только бухгалтер и глава службы безопасности.
Серега собой все равно крайне гордился, и все три раза, что мне довелось послушать его речи, вещал исключительно о собственной важности.
В общем, не нравился он мне. Думаю, как и я ему. Но когда Крапивин проскользнул в кафе вслед за некой бизнес-вумен, трещащей по телефону, я все равно мельком ему улыбнулась.
Здороваться и кивать не стала, потому как Серега явно был на службе, читай «невидим», и пас ту самую вумен.
Выглядела она, кстати, шикарно. Никаких строгих костюмов, зализанных волос и очков — наоборот, очень женственный наряд с длинной летящей, будто невесомой юбкой, блузкой и кардиганом, модная стрижка, идеальная укладка, изящное тонкокостное лицо. Но в осанке и движениях все равно чувствовалась сила, власть, уверенность — отсюда и выводы о роде деятельности. Даже я залюбовалась, а немногие посетители кафе мужеского полу — и подавно.
Дама же прервала разговор и даже остановилась, чтобы оценить произведенный эффект — лишь на мгновение, но и его хватило для катастрофы.
Наконец заметивший меня Серега Крапивин прищурился, пытаясь не то понять, чего я разулыбалась, не то вообще вспомнить, откуда он меня знает, задумался, отвлекся и едва не налетел на объект слежки. Остановиться вовремя он все же успел, однако при этом начал терять равновесие, взмахнул руками и взметнул в воздух та самую легкую, летящую юбку.
Вообще, такое в нашей жизни случается, и чаще, чем хотелось бы. В моей — так тем более. Но в том нет особенной катастрофы. И то, что Крапивин выругался — ерунда. Заклинание скрывает не только брежатого, но и все издаваемые им звуки, иначе бы на эту работу брали только каких-нибудь ниндзя, обученных бесшумному шагу и особой технике дыхания.
Так что в любом другом месте, в любой другой день, оглянувшись и не увидев никого за своей спиной, женщина бы решила, будто юбку ей задрал ветер. Ну вышел кто-нибудь из кафе, поднялся сквозняк, большая новость.
Но именно сегодня и именно сейчас она обернулась, вскинула красное от ярости и уже не такое прелестное лицо к длинному, как каланча, Крипивину и прошипела:
— Совсем ополоумел?
Он даже не сразу понял, что обращаются к нему — выпучил глаза, огляделся в поисках «ополоумевшего», потом, видимо, осознал, побледнел и вжал голову в плечи.
— П-простите… з-запнулся…
— Запнулся он, — сплюнула женщина. — За продавщицами на рынке запинайся.
И гордо поплыла к стойке, где бариста уже подготовил для нее, похоже, заранее заказанный кофе на вынос.
Вплоть до ухода вздорной дамы Крапивин стоял у стеночки, куда ретировался после отповеди, а когда дверь открылась и закрылась, быстро прошмыгнул за столик.
За мой столик.
— Видала? — спросил шепотом и без лишних предисловий.
— И тебе привет.
— Привет-привет. Не, ну ты видала?!
— Ну лажанул, — пожала я плечами. — Бывает.
— Со мной не бывает! — вспыхнул Крапивин. Потом завис, словно что-то вспоминая, и наконец вспомнил: — Зеленцова! Точно… Зеленцова, ты хоть понимаешь, с какими людьми я работаю? Да от меня зависит имидж мэрии, мэра и всего города. Думаешь, я могу облажаться? На мне сейчас три усилка. Три, Зеленцова! На случай если с одним и со вторым что-нибудь случится.
К горлу подступила тошнота.
— И… ты долго ее пасешь?
— Да почитай вторую неделю, — чуть спокойнее ответил Крапивин, осознав, что своей истерикой привлекает ненужное внимание. — Ни одной осечки. Да я с самого утра с ней в машине катаюсь на заднем сиденье. И от парковки сюда спокойно дошел и вдруг…
С каждым его словом меня мутило все сильнее.
— И кто это такая?
Крапивин прищурился:
— А ты не знаешь?
— Впервые ее вижу.
— Это пресс-секретарь нашего мэра.
Я ждала продолжения, а Крапивин затягивал паузу. В нем явно боролись профессионализм и желание лишний раз поведать окружающим о собственной значимости, и в итоге последнее победило.
— Короче… помнишь недавний скандал с наркотой? — Он склонился ко мне через стол и понизил голос. — Ну когда мэр во время пресс-конференции начал петь песни и едва не напал на журналиста?
Я не помнила. Точнее, помнила, что скандал был, но в подробности не вникала. Однако на всякий случай кивнула.
— Ну так там не в наркотиках дело было. Подсадили нашему мэру паразита с изнанки. Этого… как его… что-то с мозгом связанное.
— Мозгоед? — предположила я.
Конечно, у этой твари имелось и более научное название, которое все вечно забывали, но, так как она практически лишала свою жертву разума, прозвище «мозгоед» появилось моментально и прилипло навеки.
— Точно! Ну и в службе безопасности почему-то решили, что Екатерина Андреевна как-то замешана. Слежу теперь, — гордо заявил Крапивин. — Можно сказать, провожу расследование. Работаю под прикрытием.
Он вдруг потрясенно замер, поник и тяжело вздохнул.
— Точнее работал. Меня теперь не то что отстранят — уволят навеки.
— Да как они узнают-то? — нахмурилась я.
— Они все узнают… всегда… — драматическим шепотом сообщил Крапивин. — Ну вот как меня угораздило, а? Может, усилки бракованные?
Он вытащил из-под рубахи три амулета на веревочках и погремел ими, точно связкой ключей.
— Если так, могу свалить все на снабженцев…
— А ты разве не должен и без усилков справляться?
В конце концов, наняли его как раз потому, что он оказался значительно сильнее прочих брежатых. Не как нормальные маги, но и точно не как я.
— Должен, он это все же страховка…
Крапивин явно пытался ухватиться за соломинку, и я не стала ему мешать. Должна же у человека быть надежда.
А вот мои надежды на лучшее таяли с каждой секундой.
— Позволишь эксперимент? — спросила я, чувствуя, как грудь сдавливает все сильнее.
— Какой? — насторожился Крапивин.
— Попробуй сейчас исчезнуть.
Он ахнул:
— Ты что?! — Хипстерская челка вздыбилась, поросшее легкой щетиной лицо искривилось. — На людях?
— Просто попробуй, — настаивала я. — Хоть с усилками, хоть так. На нас никто не смотрит.
Крапивин затравленно огляделся, по-детски закусил пухлую губу и наконец нехотя кивнул:
— Ну ладно.
Секунда. Две. Три…
— Ничего?
— Не-а.
— Так, а теперь продиктуй мне свой номер.
— Вот еще, — фыркнул Крапивин. — Ты не в моем вкусе, Зеленцова.
— Это мне крайне льстит, — парировала я. — Номер продиктуй, мне кое-что проверить надо. Ты же не хочешь, чтобы подобный конфуз повторился?
Он нахмурился, но номер продиктовал — сквозь зубы и не сводя с меня подозрительного взгляда. Я быстро забила цифры в список контактов.
— Ну и что теперь?
— А теперь… — я поднялась, — жди здесь. Серьезно, не двигайся с места.
И направилась к выходу.
Номер набрала, едва оказавшись за дверью.
— Зеленцова, что за шутки? — зашипел Крапивин.
Я видела его перекошенную физиономию чрез стеклянную витрину кафе.
— Не клади трубку и слушай внимательно. Попробуй снова исчезнуть.
— Зеле…
— Пробуй!
Его перекосило еще сильнее, но через несколько секунд раздался ответ:
— Нифига.
— Так… минуту. — Я осмотрелась и пошагала к видневшейся вдали автобусной остановке. — Только не отключайся.
Я не знала, какое нужно расстояние для проверки. По идее, должно было хватить и нескольких метров, но на всякий случай я добралась до остановки и даже ушла чуть дальше.
— Пробуй еще раз.
Ответа не последовало, и я было решила, что Крапивин все же психанул и нажал отбой, но тут раздался его радостный голос:
— Есть! Сработало! Получилось! — Потом пауза, и уже подозрительное: — Что ты сделала, а? И что это такое было? Ау, Зеленцова?
Я стояла посреди тротуара, прижимая трубку к уху и тоскливо глядя на проносящиеся мимо машины. Денек выдался теплый, солнце радостно припекало макушку и, отражаясь от лобовых стекол, било в и без того слезящиеся глаза.
— Глюк системы, Крапивин, — отозвалась я наконец. — Не парься. Больше такого не повторится.
Я так зациклилась на том, что все странное в моей жизни — ну, особенно странное — начало происходить с появлением Яна, что другие варианты даже не рассматривала. Не пыталась поглядеть по сторонам и уже даже придумала для поручика неких одаренных предков, наградивших его необычными способностями.
Потом, выяснив про артефакт, ни на йоту не отошла от своих заблуждений и продолжила приплетать все новые открытия к Яну.
А ведь есть такой чудесный принцип, бритва Оккама, наверняка знакомый всем и каждому. И согласно ему, самый простой ответ, как правило, и есть верный.