– Потому что знаю, что будет дальше, – ответил Натт. – Я орк. И точка.
– Но пассажиры в омнибусе были на твоей стороне, – напомнила Гленда.
Натт пошевелил пальцами, и на мгновение выскользнули когти.
– А завтра? А если что-нибудь случится? Орк может оторвать человеку руку. Орк может оторвать человеку голову. Это все знают. И ничего хорошего не выйдет.
– Тогда почему же ты возвращаешься? – спросила Гленда.
– Потому что вы добрая. Потому что вы приехали за мной. Разве я мог отказаться? Но от этого не изменится то, что известно всем.
– Каждый раз, когда ты делаешь свечу или подковываешь лошадь, ты меняешь то, что известно всем, – сказала Гленда. – Ты ведь знаешь, что орки были… – она помедлила, – ну, вроде как созданы нарочно?
– Да, я читал.
– Тогда почему ты мне не сказал?! – взорвалась она.
– Какая разница? Мы – то, что мы есть.
– Но не обязательно же быть именно таким! – закричала Гленда. – Все знают, что тролли едят людей, а потом выплевывают. Все знают, что гном только и ждет, чтобы рубануть тебя топором по ногам. Но в то же самое время все знают, что это неправда. Орки не сами выбрали себе судьбу. Люди поймут.
– Но это такое страшное бремя…
– Я помогу! – Гленда сама удивилась скорости своего ответа и повторила уже тише: – Я помогу.
Угли в горне потрескивали, потухая. Огонь в кузне на большом постоялом дворе редко гаснет. Спустя некоторое время Гленда спросила:
– Ты написал те стихи для Трева?
– Да, мисс Гленда. Надеюсь, мисс Джульетте понравилось.
Гленда решила, что надо осторожненько объяснить.
– Знаешь, многие слова она не поняла до конца. Мне… ну, вроде как пришлось переводить.
«Что было нетрудно, – мысленно закончила она. – Большинство любовных стихотворений говорят об одном и том же, если отбросить завитушки».
– Вам понравилось? – спросил Натт.
– Да, стихи были чудесные.
– Я написал их для вас.
Он посмотрел на нее со страхом и непокорством, смешанными в равной пропорции.
Остывающие угли вдруг вспыхнули. В конце концов, у всякой кузни есть душа. Ответы выстраивались в голове у Гленды в ряд, как будто до сих пор ждали подходящей минуты. «Твой следующий шаг будет очень-очень важным, – сказала она себе. – Чрезвычайно, невероятно важным. И не гадай, как поступила бы Юная Мэри в дешевом романе, потому что Мэри придумал человек, чье имя подозрительно напоминает анаграмму. Мэри, в отличие от тебя, не настоящая».
– Пойдемте в дилижанс, – сказал Натт, подхватывая сундучок.
Гленда перестала раздумывать и разрыдалась. Нужно сказать, это были не жемчужные слезы, как у Юной Мэри, а большие и мутные, какие обычно проливает человек, который очень редко плачет. И вдобавок у Гленды потекло из носа. Зато не приходилось сомневаться, что слезы настоящие. Горничная Мэри ни за что не сравнилась бы с ней в этом.
Разумеется, тут Трев Навроде просто обязан был выйти из теней и сказать:
– Пора садиться… Эй, вы в порядке?
Натт посмотрел на Гленду. Слезы скрыть трудно, но она все-таки сумела улыбнуться.
– Кажется, да, – сказал он.
При езде на быстром дилижансе, даже теплой осенней ночью, пассажиры на крыше подвергаются воздействию температуры, способной заморозить даже дверную ручку. Поэтому в ход идут кожаные плащи и коврики – древние, толстые и вонючие. Выжить удастся лишь в том случае, если соорудить вокруг себя кокон побольше, предпочтительно прижавшись к кому-нибудь еще: вдвоем согреться проще, чем в одиночку. Теоретически это способно повести к фиглям-миглям, но деревянные сиденья и дорожные ухабы гарантируют, что в первую очередь пассажир будет с тоской думать о мягких подушках.
И потом, шел дождь.
Джульетта вытянула шею, чтобы посмотреть на заднее сиденье, но там виднелась только груда сырых ковриков – «наш ответ ночному холоду».
– Думаешь, они, типа, друг другу приглянулись? – спросила она.
Трев, который и сам по уши замотался в коврики, что-то буркнул, прежде чем ответить:
– Да я б сказал, что он ее просто обожает. У него всегда аж язык заплетается, когда он ее видит. А больше ниче не знаю.
«Несомненно, это очень романтичная ситуация», – подумала Гленда. Хотя происходящее вовсе не походило на то, о чем повествовала каждую неделю Анжебета Бодссль-Ярбоуз. Оно было куда более настоящим и очень, очень странным.
– Ты знаешь, что всех орков перебили после войны? – спросил Натт. – Даже детей.
«В романтичных ситуациях таких вещей не говорят, – подумала Гленда и мысленно добавила: – И все-таки это романтика».
– Но орков просто принудили, – ответила она. – И у них были дети.
«Сказать ли ему про волшебное зеркало? Будет лучше или хуже?»
– Были плохие времена, – сказал Натт.
– Посмотри на ситуацию с другой стороны, – предложила Гленда. – Большинство людей, которые теперь рассуждают об орках, даже не знают толком, о чем речь. Единственный орк, которого им суждено увидеть, – это ты. Ты делаешь чудесные свечи. Тренируешь футбольную команду. Понимаешь? Ты докажешь им, что орки вовсе не обязаны отрывать людям головы. Тебе есть чем гордиться.
– Ну, честно говоря, я признаю, что бываю изрядно впечатлен, когда думаю о количестве радиальной силы, которая требуется, чтобы эффективно открутить человеческую голову вопреки желанию владельца. Но сейчас мы сидим тут с тобой… Раньше я хотел уйти в холмы. Наверное, именно там орки и уцелели. Если не уберешься подальше от людей, погибнешь.
– Да, ты прав, – сказала Гленда, – но я думаю, что пока лучше об этом помолчать.
Она заметила удивленную сову, на мгновение освещенную фонарем кареты.
А потом сказала, глядя прямо перед собой:
– Кстати, насчет стихотворения…
– Как вы узнали, мисс Гленда? – перебил Натт.
– Ты много говоришь о доброте… – Она откашлялась. – И, честно говоря, просто Гленды достаточно.
– Ты была ко мне добра, – сказал Натт. – Ты ко всем добра.
Гленда поспешно изгнала из памяти образ мистера Оттоми.
– Нет. Я только и делаю, что ругаюсь.
– Да, но не со зла.
– И что же делать теперь? – спросила Гленда.
– Понятия не имею. Хочешь, я расскажу тебе одну интересную вещь про корабли?
Гленда ожидала чего-то другого, но это было совершенно в духе Натта.
– Пожалуйста, расскажи мне одну интересную вещь про корабли.
– Она заключается в том, что капитаны должны быть особенно осторожны, если два корабля сближаются в открытом море, особенно когда оно спокойно. Они могут столкнуться.
– Потому что ветер дует? – уточнила Гленда, подумав: «Вообще-то у нас тут ситуация прямо из любовного романа, а мне рассказывают про корабли. В книгах Анжебеты Бодссль-Ярбоуз нет ни слова про корабли. Наверное, потому, что про ридикюли ничего нельзя сказать».
– Нет, – сказал Натт. – Проще говоря, каждый корабль защищает другой от боковых волн с одной стороны, так что понемногу внешние силы приближают их друг к другу, притом незаметно.
– О. Так это метафора? – с облегчением воскликнула Гленда. – Ты думаешь, что нас сталкивают друг с другом.
– Да, примерно так, – ответил Натт. Они подпрыгнули, когда дилижанс ухнул в особенно глубокую рытвину.
– Значит, если мы ничего не станем делать, то будем сближаться все больше и больше?
– Да.
Дилижанс подскочил и задребезжал, но Гленде показалось, что она идет по очень тонкому льду. Меньше всего ей хотелось сказать что-нибудь не то.
– Ты помнишь, как Трев сказал, что я умер? – продолжал Нат. – Это была правда. Наверное. Ее светлость сказала, что при Темном императоре Игори сделали орков из гоблинов. И они вложили в них нечто странное. Часть души, которая принадлежит не им. Она называется Младший Брат. Она запрятана глубоко внутри, абсолютно защищена, и это все равно что носить с собой свою персональную маленькую больницу. Я знаю, что меня ударили очень сильно, но Младший Брат не позволил мне умереть и вылечил. Есть некоторые способы убить орка, но их немного, и у всякого, кто попытается осуществить их на живом орке, будет очень мало времени, чтобы понять основной принцип. Тебя это не пугает?
– Да нет, – ответила Гленда. – Я просто не вполне понимаю. По-моему, гораздо важнее просто быть тем, кто ты есть.
– Нет, я не думаю, что должен быть тем, кто я есть, потому что я орк. Но у меня есть некоторые планы в этом направлении.
Гленда кашлянула.
– Насчет кораблей… это случается быстро?
– Начинается медленно, но ближе к финалу все происходит достаточно быстро, – сказал Натт.
– Я ведь не могу просто уйти с работы, – сказала Гленда, – и есть старушки, которых я навещаю, а ты будешь занят футболом…
– Да. Я думаю, мы должны просто делать то, что делаем, и завтра последний день тренировок, то есть уже сегодня.
– А мне нужно приготовить уйму пирогов.
– Мы оба будем очень заняты, – торжественно произнес Натт.
– Да. Э… ты не обидишься, если я скажу… в твоем очаровательном стихотворении… там есть строчка… «Приятно в склепе время проводить, но гости остаются чай допить»… она не вполне…
– Не вполне доносит основную мысль? – уточнил Натт. – Я знаю. Мне она тоже не очень нравится.
– Не расстраивайся, ты написал замечательные стихи! – воскликнула Гленда и почувствовала, как спокойное море заволновалось.
Утреннее солнце пробилось сквозь огромный столб дыма, который вечно поднимался над Анк-Морпорком, Городом городов, сигнализируя на много миль вокруг, что дым означает прогресс, ну, или, по крайней мере, что люди что-то жгут.
– Я думаю, мы будем так заняты, что у нас не останется времени… для самих себя, – сказала Гленда.
– Согласен, – ответил Натт. – Оставить ситуацию как она есть – это, несомненно, самое мудрое решение.
Гленда чувствовала себя легче воздуха, когда карета загрохотала по Бродвею, притом не от недостатка сна. «Эта история про корабли… надеюсь, он не думает, что она действительно только про корабли».