— Почему не стрелял? Второй раз у нас такой возможности не будет, никогда!
— Валя, ты только подумай, как хорошо мы поговорили, это очень важно! — произнес Николай Иванович. — Кох только что вернулся из Берлина, — продолжал он, — посоветовал мне как земляку: вместо того чтобы ухаживать за девушкой сомнительного происхождения, возвращаться на свой участок, в свою часть под Курск. У вас там будет возможность отличиться перед фюрером, именно там готовится сюрприз большевикам! А сказав это, он вдруг строго посмотрел и произнес: но об этом болтать не следует, вы понимаете? Валя, пойми, это очень важно, фашисты там что-то замышляют, надо немедленно сообщить нашим. Если бы я и смог выхватить пистолет, не успел бы выстрелить, собака повисла бы на руке.
Слушая Николая Ивановича, я мысленно возвращалась в кабинет, соглашалась с ним. Но, честно говоря, в ту минуту я до конца не могла осознать, сколь важны были полученные сведения.
Кох, гордость фашистов, любимчик фюрера, беседуя с нами, ни на секунду не заподозрил, что перед ним не его земляк и девушка немецкой крови, а партизанские разведчики.
На основании резолюции Коха я получила подлинные документы, работу в рейхскомиссариате, о чем мы даже не могли и мечтать. Появился новый круг знакомых. Работа продолжалась…
Хочу сказать, что с первых дней пребывания в Ровно я была окружена вниманием и заботой товарищей. Через связных я получала моральную поддержку, советы. Всегда чувствовала заботу командира отряда. Это придавало силы, уверенности в себе.
…Однажды получилось так, что все ушли в отряд. В городе оставались Михаил Шевчук и я. К этому времени мы уже были хозяевами нашей партизанской конспиративной квартиры (сейчас там мемориальный музей Н. И. Кузнецова). Вместе со мной поселилась и моя мама. В целях конспирации посещать ее в любое время имел право лишь Николай Иванович, остальные разведчики — в случае крайней необходимости.
Придя с работы, я «дома» застала Михаила Шевчука — дядю Мишу, как его в то время звала. Ничего особенного у него не произошло, а это было уже нарушением правил.
Дядя Миша стал рассказывать мне о подготовленной им на завтра операции — взрыве немецкого казино. Лично я в этой операции участия не принимала, знать мне о ней было не положено.
Незаметно наступил комендантский час. Отпускать Шевчука было опасно. Дядя Миша остался ночевать.
Рано утром меня разбудила мама, указала на окно. Внутри все похолодело: по улицам стояли патрули. Решаем: что делать? Куда спрятать дяди Мишин портфель? В нем всегда лежали пистолет, обоймы и граната. А если будет обыск?
Из минутного оцепенения нас вывел спокойный голос дяди Миши: «Один пистолет у меня в кармане. Портфель с открытым замком будет висеть в комнате на вешалке. В случае чего, пока я буду стрелять, бросай гранату. Не волнуйся, живыми мы им не дадимся».
Обидно было погибать так нелепо. Работа в городе только наладилась, все шло хорошо… Принимаем еще одно решение. Согласовываю с дядей Мишей его легенду. Он друг отца, работник луцкой газеты, приехал в командировку, остановился у нас. Маму попросила накрыть на стол, поставить чашки и съестное. Взяв свои документы, вышла на крыльцо.
Жандарм, стоявший напротив, через улицу, закричал по-немецки:
— Девушка, закройте дверь, выходить запрещается! Только после проверки.
На мои объяснения о работе в рейхскомиссариате он только замахал рукой.
Жду на пороге кухни. Вошел офицер с двумя жандармами. Протягиваю свои документы, доказываю, что ждут меня неприятности за опоздание. А он, ехидно улыбаясь, говорит:
— Мы прочесываем город, ловим советских партизан, и ваш рейхскомиссариат помогает нам. Вы хорошо говорите по-немецки. Вы немка?
Показываю офицеру документы местной немки, они у меня были. Стараюсь не замолкать. Представляю дядю Мишу как друга отца. Мама хлопочет у стола. А когда взор офицера упал на вешалку и портфель, стала его уговаривать выпить с нами чашку чаю. Это его отвлекло; повернувшись ко мне, он сказал:
— С удовольствием выпил бы, мы стоим давно, но у меня еще много непроверенных квартир. Вы можете идти на работу, как только мы снимем посты. Здесь все в порядке, — обращаясь к солдатам, произнес он и вышел вместе с ними.
В первые минуты мы не могли поверить, что опасность миновала, все обошлось. Дядя Миша попросил меня о случившемся никому не говорить. Наученные горьким опытом, мы знали: повторения подобного не должно быть. И долго верили в то, что об этом случае никто не знает.
Закончилась война. Разбросала судьба бойцов отряда по разным местам. Дмитрий Николаевич, выписавшись из госпиталя, стал всех нас разыскивать. Двери его квартиры были открыты для каждого. Мы часто собирались по нескольку человек. Для меня его квартира стала вторым домом.
Получилось так, что нас в Москве оказалось несколько человек.
Вспоминая прошлое, Дмитрий Николаевич, обращаясь ко мне, вдруг сказал:
— Валюша, может быть, ты сейчас сама расскажешь, как у вас с Мишей прошла тогда проверка, когда прочесывали город в поисках партизан?
Так я узнала, что Дмитрию Николаевичу все было известно на второй день. Видимо, дядя Миша после завершения операции с казино ушел в отряд и под впечатлением пережитого кому-то об этом рассказал. Тогда Дмитрий Николаевич не стал нас ругать, не стал наказывать, он хорошо понимал, что это и без того стало нам хорошим уроком на будущее.
Прошли годы. В 1946 году Дмитрий Николаевич Медведев в Ровно организовал встречу бывших партизан. Это были незабываемые дни. Командир планировал встречи и в будущем, намеревался отыскать многих товарищей по оружию. Но болезнь сердца внезапно оборвала его жизнь. Остались незаконченными рукописи на письменном столе, а под стеклом фотографии — улыбающиеся детские лица. Это уже дети вчерашних партизан, друзей. Получая новую фотографию, он бережно укладывал ее под стекло.
Нам в жизни посчастливилось. В дни суровых испытаний, в тяжелый для Родины час рядом был такой человек — чекист, коммунист Дмитрий Николаевич Медведев. Глубокая вера в дело, которому он всю жизнь служил, вера в людей и были залогом успеха боевых действий отряда, всей нашей разведывательной работы.
…Незабываемым для меня останется приглашение в Москву на торжественное собрание, посвященное 50-летию органов ВЧК—КГБ, многие интересные встречи.
Дороги мне внимание и забота товарищей Воронежского управления и то, что орден Ленина за выполнение задания в тылу врага был вручен мне в коллективе воронежских чекистов, не забудутся встречи с сотрудниками Управления и молодежью города.
Сегодня, когда пишу эти строки, отчетливо представляю себе, какие ответственные и сложные задачи стоят перед органами КГБ в современных условиях Обострение международной обстановки произошло по вине американского империализма, сопровождается активизацией подрывной деятельности спецслужб противника и зарубежных антисоветских центров всех мастей. Задачи чекистов неизмеримо усложнились.
Нашли себе нового хозяина и украинские националисты, бежавшие после разгрома фашистов из дивизий «Гатчина», «Нахтигаль» и других карательных частей фашистской Германии в Западную Германию и за океан. Это их руки обагрены кровью более миллиона человеческих жизней. Их и по сей день на Украине называют бандитами.
Сегодня в Белом доме радушно встречают руководителей антисоветских центров, всевозможными средствами разжигают националистические страсти, переправляют антисоветскую литературу, засылают эмиссаров.
Вспоминая годы войны, работу в тылу врага, хочется в канун 40-летия великой Победы пожелать молодым чекистам и всем читателям, для которых Великая Отечественная война стала уже страницей истории, постоянно повышать бдительность, надежно обеспечивать безопасность нашей любимой Родины, мирный труд советских людей.
И пусть путеводной звездой в выполнении патриотического долга перед Родиной будет пример людей старшего поколения, боевых моих друзей — Героев Советского Союза Дмитрия Николаевича Медведева и Николая Ивановича Кузнецова.
Л. ТарасовПРОСЧЕТ АБВЕРА
В Петроградскую губчека красноармеец привел задержанную им девушку. Девушка обронила на улице сверток, а когда он поднял его и хотел отдать, бросилась бежать. Это показалось подозрительным — кто же бегает от собственных вещей, — поэтому и привел. Теперь разбирайтесь, а ему пора в часть.
В свертке были карты и схемы с обозначением военных объектов.
Отец девушки оказался французом, постоянно проживающим в России. Он работал на резидента английской разведки.
Подписывая протокол, француз заявил: «Если бы не случай, вы бы меня не поймали».
«Ошибаетесь, — ответил ему тогда Дзержинский, — дочь ваша потеряла сверток действительно случайно, но красноармеец не случайно обеспокоился и задержал ее. Именно в том, что это не случайно, — сила ЧК»[30].
В годы Великой Отечественной войны слова Феликса Эдмундовича Дзержинского подтверждались не раз.
…В мае 1942 года вечером у дежурного в Воронежском управлении НКВД раздался телефонный звонок. Взволнованный женский голос просил помочь связаться с оперативным работником Управления Александром Васильевичем Синяковым.
— Звонит Денисова, — торопливо говорила женщина, — возможно, вы не помните меня. Несколько дней назад в нашем домоуправлении я выписывала вам справку.
— Помню, — ответил Синяков.
— Если можете, прошу вас или другого работника как можно быстрее прийти ко мне на квартиру.
Синяков тотчас отправился к Денисовой. Она рассказала ему, что, возвращаясь с работы, увидела на скамье около дома мужчину в темной шинели, похожей на железнодорожную. Когда открыла дверь своей квартиры, мужчина назвал ее по имени и попросил разрешения войти. Не подозревая ничего плохого (к ней часто по роду работы приходили жители домов), Денисова впустила его и спросила, чего он хочет. Незнакомец протянул ей записку, сказал, что это привет от мужа. Записка действительно была написана рукой мужа, от которого не было вестей семь месяцев.