Кондратов нашел злополучные Зоины документы, но на это ушло время, уже начало светать. Ночью нас укрывала темнота, теперь же — лишь небольшие деревца да кустарники.
Рядом располагалось село, где было полно фашистских солдат и полицаев. О себе они дали знать почти сразу же после возвращения Кондратова. Наш десантник Дмитрий Дорогавцев обнаружил следившего за нами полицая и свалил его выстрелом. Раненый полицай, однако, сумел уползти. Видимо, он и сообщил находившимся в селе оккупантам о нашем появлении. Вскоре мы обнаружили карателей, которые двигались в нашу сторону. Их мы насчитали более пятидесяти.
Началось преследование. Я предложил занять круговую оборону, так как по почти открытой местности отходить было рискованно, враги могли узнать, сколько нас, и просто перестрелять. Мы встретили карателей огнем. Пустили в ход гранаты.
Потеряв около тридцати человек убитыми и ранеными, враги отступили.
Надо было уходить, потому что оккупанты в покое нас не оставят. Но, отойдя метров на сто, мы поняли, что дальше идти некуда. Впереди — поселок, там гитлеровцы; сзади — лесная речка, топкие берега, болото. А каратели быстро пополнили свои ряды и снова попытались обойти нас.
Атаковать с ходу они не решились. Пустили вперед разведку — мужика с лошадью. Озираясь, он пробирался среди кустарников. Мы напали на него внезапно.
— Кто такой?
— Здешний я, с этого села… Офицер вот заставил попасти кобылу…
А глаза у мужика так и бегают.
— Вот что, — сказал командир группы Василий Леоненко, — у нас нет времени для разговоров. Хочешь жить, говори правду!
— В разведку меня послали. Мы думали, вас много. А вас, вижу, с гулькин нос. Весь резон вам сдаться. Кругом топь, не пройти, все равно крышка.
— Вот ты и поведешь через топь, — подал голос наш проводник Петрович. — Тут была дорога, и ты ее знаешь.
— Ничего я не знаю.
— Ты же говоришь, что здешний. И не знаешь дороги?
— Веди, — нахмурил брови Леоненко, приставив пистолет к груди полицая.
Это подействовало. Он первым пошел через топь. Мы шли следом за полицаем. Грязная жижа доходила до самых плеч. Алексей Акимов нес на плечах малую росточком Зою…
Мы с большим трудом прошли опасное место. Когда на берегу появились гитлеровцы, нас достать было уже невозможно.
…Наша чекистская группа в тылу противника уничтожила восемь железнодорожных составов с живой силой врага и военной техникой, несколько шоссейных мостов и переправ через реки. Мы обучили в партизанских отрядах около четырехсот подрывников, ликвидировали многих предателей.
Помню, довольно трудно пришлось нам в районе села Семцы. В этом селе, которое атаковали партизаны, стоял сильный вражеский гарнизон. Укрепились гитлеровцы надежно. В каменной школе, в подвалах они оборудовали дзоты. Не так просто было выбить их оттуда. Во время боя стало известно, что из Почепа вышли на помощь гарнизону танки. Чтобы они не прошли, необходимо было взорвать мост через речку Рожок. Эту операцию провела наша группа.
Мост охранялся, но мы сумели пробраться к нему незаметно. Когда подошли танки, мост взлетел в воздух. А в это время партизаны делали свое дело. Гитлеровцы подкрепления не получили.
Много, очень много было ситуаций критических, когда, казалось, и выхода нет. Никогда не забуду события, разыгравшиеся в селе Красной Слободе. После взрыва моста через Рожок у гитлеровцев, как говорится, терпение лопнуло. Они бросили на партизан около трех тысяч своих головорезов. А в партизанском отряде в это время насчитывалось немногим более тысячи бойцов.
В тот день командир нашей группы Василий Леоненко уехал в головной штаб, чтобы оттуда по рации связаться с Управлением НКВД и, доложив обстановку, попросить боеприпасов, взрывчатки, продуктов. Я, как заместитель командира, остался за Леоненко.
Гитлеровцы пошли в наступление на Красную Слободу сплошной лавиной. Бессвязные выкрики, стрельба из автоматов куда попало, для острастки, движение во весь рост… Нетрудно было определить, что все они пьяны. Командиры напоили их для храбрости.
Партизаны занимали оборону на окраинах села. А мы, чекисты, задержались — минировали дорогу, ведущую к центру Красной Слободы.
Внезапно все стихло. Как мы после узнали, партизаны ушли, не приняв боя: гитлеровцев было во много раз больше. А на сельской улице появились уже фашистские солдаты.
Я принял решение отходить, попытаться пробиться к лесу. Но услышал вдруг женский крик о помощи. Обернулся на крик и увидел повариху, приставшую к партизанам вместе со своей десятилетней дочерью.
— Сюда, к нам, быстрее! — замахал я им.
Но женщина с девочкой оставались на месте.
— Там кухня! — взволнованно выкрикивала она. — А в штабе документы и оружие остались…
Кухня — невелика беда, если и окажется в руках противника, но документы и оружие бросать нельзя.
— Лошадь! Быстро! — крикнул я своим товарищам. — Вон она, ловите!
До сих пор не пойму, как мы сумели и кухню спасти, и документы, и оружие, и женщину с перепуганной дочкой. Все происходило в считанные минуты. Появилась лошадь, тут же оказалась повозка, на нее с молниеносной быстротой погрузили котлы, штабное имущество, усадили повариху с дочкой. Я прыгнул в повозку, ухватил вожжи. Лошадь рванула и понеслась по центру села, а справа и слева бежали гитлеровцы… Мелькнула мысль: «Почему не стреляют? Хотят взять живыми?»
Лошадь вынесла нас на возвышенность, где переливалась на ветру рожь. Тут нас и начали охватывать со всех сторон фашисты. Не знал я, что за нашей скачкой в бинокль наблюдал командир партизанского отряда Бляхман. Он и его бойцы находились недалеко от села, в небольшом лесу, который укрывал их от гитлеровцев. У партизан была одна-единственная пушка. Из нее-то и открыли огонь по фашистам. Гитлеровцы залегли, и это мгновение спасло нам жизнь…
А разве можно забыть село Красный Рог? Партизаны обложили его со всех сторон. Они попросили нас заминировать дорогу, которая шла к селу от Почепа, чтобы не дать гитлеровцам возможности прислать помощь своему гарнизону. Большак проходил между двух холмов. С одной стороны болото, с другой — пахота. В этом месте мы и поставили мины. Расположили их в шахматном порядке.
Мы установили последнюю мину, когда раздался выстрел партизанской пушки — сигнал для наступления. В тот самый момент и появился вражеский конный разъезд.
Летом ночи коротки. Начало уже светать. Наблюдая из укромного местечка, я увидел фашистские танки, продвигавшиеся по дороге на Красный Рог. Они подошли к тому месту, где мы поставили мины. Один взрыв, второй — одна машина завертелась на месте, другая вспыхнула…
В один из осенних дней 1942 года я со своими товарищами отправился на минирование железной дороги на участке Брянск — Унеча. День выдался пасмурный, моросил мелкий дождь. Около двух часов ночи мы подошли к железнодорожному полотну и залегли в кустах. Минут двадцать прислушивались и всматривались в темноту. Охраны вроде бы не было. Но когда мы решили действовать, неожиданно запахло табачным дымом. Снова залегли и снова ждали.
Минут десять — двенадцать спустя с противоположной стороны насыпи на железнодорожное полотно поднялись два немецких солдата. Минут пять они постояли, о чем-то поговорили и разошлись. Один пошел влево по шпалам, другой — вправо.
Подождав несколько минут, мы с Дорогавцевым быстро поднялись на насыпь, принялись устанавливать мину. Алексей Акимов и двое партизан, которых мы взяли на операцию, вели наблюдение за охранниками, ходившими в это время по насыпи.
Установив мину и замаскировав следы, мы спустились вниз и вместе с товарищами углубились в лес. Часа через полтора услышали позади себя взрыв. Впоследствии выяснили, что на установленной нами мине подорвался эшелон с артиллерией и живой силой противника.
…Спустя несколько дней мне снова довелось принимать участие в подрыве вражеского эшелона с боеприпасами. Мы взорвали двадцать шесть вагонов. Три дня боеприпасы «стреляли», и спасти их гитлеровцам не удалось.
И так изо дня в день, долгие месяцы…
Но жизнь партизанская — это не только удачно проведенные боевые операции. Это и постоянное ощущение смертельной опасности, ожидание внезапного нападения врага, от которого пощады не жди, это постоянная тревога за выполнение поставленной перед тобой и твоими товарищами боевой задачи, это дни и ночи без сна, ночевки под кустом, на снегу… Не помню такого случая за время пребывания в тылу противника, когда бы я спокойно, по-человечески поспал, отдохнул в обыкновенной постели, когда бы досыта наелся.
Фашистские оккупационные власти, гитлеровское командование проводили одну за другой акции по прочесыванию лесов и уничтожению партизан, против мирного населения. Места, где мы действовали, находились не так уж далеко от линии фронта. Гитлеровцы бросали на партизан крупные силы, состоявшие из пополнения, еще не бывшего в боях, используя при этом и самолеты, и артиллерию, и танки. Плотные цепи пьяных гитлеровцев охватывали большие территории, углублялись в лес. Они не оставляли после себя ничего, убивали, жгли, уничтожали все на своем пути.
Мы видели дотла сожженные деревни, трупы замученных ни в чем не повинных людей. Гитлеровские головорезы изобретали зверские методы расправы не только над партизанами, но и над мирным населением. В одной небольшой деревушке они побросали в колодец детей, а затем бросили туда противотанковую гранату… Много лет прошло с той поры, но до сих пор вспоминаю эту страшную картину с содроганием. Мы долго не могли прийти в себя после того, как узнали, какой мученической смертью погибли несколько наших братьев-партизан, захваченных фашистскими извергами. Они проткнули им уши и носы проволокой, затем сковали их и для устрашения населения водили из деревни в деревню, а когда партизаны уже не могли двигаться, зверски добили их…
Но никакие зверства гитлеровцев не могли запугать советских людей, остановить народный гнев.
Партизаны не давали оккупантам покоя ни днем ни ночью. Постоянным нападениям народных мстителей подвергались вражеские гарнизоны, летели под откос железнодорожные эшелоны с живой силой и техникой, поднимались в воздух от взрывов мосты, подрывались на минах грузовики, танки, солдаты и офицеры.