— Вы радистка?! — воскликнул Михаил.
— Да… А как вы узнали? — кокетливо улыбнулась она.
— Ну как… Догадался. А вы не одна здесь, да?
Лиза все-таки поосторожничала, не стала рассказывать о тех, с кем была связана, но выразила желание перейти линию фронта — домой хочется.
Капитан вызвался помочь ей. Сказал, что к переходу линии фронта все готово, есть уже надежные попутчики. Более того, он снабдит ее важными разведданными, и там, в центре, ее похвалят за них.
Договорились встретиться завтра, на том же месте.
И все же у радистки хватило ума пойти и обо всем рассказать Ильину. Тот пришел в крайнее изумление.
— Да ты знаешь, кто этот «капитан Михаил»? — чуть было не закричал Дмитрий Иванович. — Это же… фашистский прихвостень, предатель! Ты не только себя могла погубить, но и нас всех!
Лиза не на шутку перепугалась.
— Что же мне делать? — пролепетала она.
Ильин приказал ей немедленно вернуться домой, спрятать рацию, а самой отправиться в отдаленный хутор и ждать; в райцентре показываться больше нельзя ни под каким предлогом.
Кондратьева и здесь выполнила приказ наполовину. Рацию она не спрятала, а, разломав ее на части, разбросала за домом, в бурьяне. Не предупредив хозяйку, отправилась по указанному адресу на другой хутор.
На следующий день в село Сетище нагрянула зондеркоманда во главе с «капитаном Михаилом». Каратели перевернули дом старушки Глотовой вверх дном, но ни радистки, ни рации не нашли. Глотову допрашивали с пристрастием, но результатов это не дало: старушка действительно ничего не знала.
«Капитан Михаил» неистовствовал. Он хотел преподнести фашистам сюрприз — радистку вместе с рацией, но вышел конфуз.
Теперь стало ясно, почему не было связи с группой Ильина. Я попросил Дмитрия Ивановича обо всем подробно написать мне. Его докладная легла в папку «Дело по розыску изменника «капитана Михаила».
В тот же день к моему квартирному хозяину пришел его друг — бывший конюх райисполкома.
— Драпать собираются немецкие вояки, — сказал старик, пряча в бороду радостную улыбку. — Во дворе сложили гору ящиков.
— Что в них? — спросил я.
— Да барахло всякое, награбили ж у людей. А в самом большом — бумаги.
По моей просьбе старик, выбрав момент, стащил ящик, спрятал его в конюшне. Бумаги из него очень пригодились чекистам.
17 января 1943 года на улицах райцентра появились советские танки. Невозможно описать радость его жителей; все, кто мог, высыпали на улицу, обнимали своих солдат и офицеров, угощали чем могли…
Фашисты тем временем уносили ноги.
Заметались и предатели. «Капитан Михаил» бежал из Острогожска вместе с гитлеровцами. Но те скоро дали ему понять, что роль он свою сыграл и им больше не нужен.
…Заросший, грязный «капитан Михаил» явился в одну из наших воинских частей. Выдал себя за человека, пострадавшего от фашистов. Рассказал, что попал в плен, пытался бежать к своим, но фашисты поймали его, избили, заставили выполнять хозяйственные работы в обозе.
Михаилу поверили, зачислили в часть, выдали оружие. Потом он попал в другую часть… Словом, следы его на время затерялись.
По поручению райкома партии я проводил первое собрание жителей освобожденного села Хмелевого. Там мне сообщили, что начальник районной полиции Ушаков, которого мы разыскивали, находится в селе Большовске, у старосты. Я с небольшой группой помощников выехал туда немедленно.
В Большовске постучался в указанный дом, назвался начальником полиции из Репьевки. Нам открыли. В доме были староста, его жена и еще одна женщина (как позже выяснилось, жена Ушакова). Я сказал, что мы с Ушаковым договорились ехать вместе по одному важному делу. Где он?
Староста замялся.
— Да вроде в Зубовке, должен скоро вернуться.
Я оставил одного из помощников в доме старосты, а с остальными двинулись в Зубовку.
Вскоре мы услышали за спиной выстрелы — в Большовск вошли оккупанты. Советская Армия расчленила фашистский фронт на куски, и теперь разрозненные фашистские части метались в тылу наших войск, неожиданно появлялись то там, то здесь. Так было и в Уколовском районе.
В тот раз Ушакова задержать нам не удалось. Его нашли и привлекли к ответственности наши органы на территории Курской области. Не ушел от возмездия и староста из Большовска. Его арестовали в Краснодарском крае.
Мне же не давал покоя «капитан Михаил». Жители района с ненавистью произносили это имя, требовали найти карателя, предать его справедливому суду. Руки этого предателя и садиста были обагрены кровью ни в чем не повинных советских людей. Папка моя пополнилась новыми фактами злодеяний этого человека. Но кто он такой, этот «капитан Михаил»? Скорее всего, это была кличка, псевдоним. Никто пока что не назвал мне его подлинную фамилию, имя, отчество, другие данные. Теперь же «капитан Михаил» наверняка попытается замаскироваться еще надежнее, сменить и фамилию и, возможно, внешность, укрыться в таком месте, где его никто не знает… Да, задача передо мной стояла нелегкая.
Поиски решил начать с Острогожска. Местные чекисты рассказали мне, что в городе во время оккупации дислоцировались 212-я немецко-фашистская дивизия, гестапо, полевая жандармерия. Проштудировал трофейные документы, пытаясь понять структуру организации этих органов и их подразделений. Оказалось, что при штабе дивизии был отдел под условным названием 1-Ц. Возглавлял его капитан Зег. Сотрудники отдела занимались широким кругом вопросов. Например, в тесном контакте с абвером собирали и обрабатывали разведданные о Красной Армии, изучали противостоящие подразделения наших войск. Занимались радиоперехватом, подслушиванием телефонных разговоров, опросом военнопленных, переводом попавших в руки русских документов. В функции отдела входили также радиопропаганда, изготовление и распространение антисоветских листовок, борьба с партизанским движением. Для выявления партийного, советского, комсомольского актива и партизан при отделе 1-Ц были созданы зондеркоманды — особые команды; одну из таких команд возглавлял «капитан Михаил». Он подчинялся непосредственно Зегу. От него получал задания, докладывал о их выполнении, выдавал выявленных советских патриотов, часто сам и доставлял их. В команде было несколько таких же, как и «капитан Михаил», предателей. Жили они в городе, на частных квартирах.
Из бесед с горожанами я узнал, что «капитан Михаил» и его друг Николай часто наведывались в западную часть города, в так называемую Новую Сотню к одной разгульной бабенке по имени Матрена. Ее не оказалось на месте. Она была осуждена за спекуляцию и отбывала наказание где-то на Севере. Пришлось беседовать с ее матерью. Старуха возмущалась поведением дочери, плакала, говорила нескладно, перескакивала с одного на другое, и все-таки из бессвязных причитаний удалось узнать, что любовника ее дочери звали Николаем. По гражданской профессии он был сапожником и здесь иногда занимался своим ремеслом. Чинил обувь дружкам, любовнице даже сшил сапожки. У старухи оказалась любительская фотография, на которой Николай снялся с Мотей за столом во время одной из попоек.
Возник вопрос: а где же Николай брал сапожный инструмент, не возил же он его с собой? Может, заимствовал у местных сапожников? Пришлось найти всех сапожников Новой Сотни, беседовать с одним, другим, третьим. И наконец удача. Один старый сапожник вспомнил, что у него брал колодки и другой инструмент некто Николай, и уверенно опознал его на фотографии.
Николай мало что говорил о себе. Но все же в минуты пьяных откровений тосковал о своем районе, где работал сапожником в артели, об оставшейся там семье.
— Николай ни разу не сказал, из какого он района, — говорил старик, — но не иначе из Бутурлиновки, там, почитай, каждый второй — сапожник.
Появилась первая ниточка. В Бутурлиновку пошел подробный запрос вместе с копией размноженной фотографии. Через некоторое время пришел обнадеживающий ответ. Николая Позднякова опознали по фотографии члены сапожной артели, в которой он работал до войны. Поздняков вернулся с фронта целым и невредимым, но в артели работать не стал, живет с семьей в отдаленном селе, трудится в колхозе. Выехали. На месте в этот момент его не оказалось.
Шел 1946 год. К послевоенной разрухе прибавилась засуха. За все лето не выпало ни капли дождя. Пересохшая земля потрескалась. Под лучами палящего солнца выгорели посевы, пожелтели травы на лугах, зерновые дали низкий урожай. Для обеспечения животноводства кормами на их заготовку в восточные области выезжали бригады колхозников. В одной из таких бригад и работал Николай. Пришлось ждать его возвращения.
Тем временем я продолжал выявлять людей, которые могли знать преступников. В поле зрения попал Петр Федяев. Во время фашистской оккупации он был помощником начальника районной полиции. Встречался с «капитаном Михаилом» и его сподручными, когда они приезжали в район. Из имевшихся в райотделе материалов было видно, что Федяев на работе в полиции особой активности не проявлял, а в отдельных случаях даже помогал советским людям. После освобождения района он влился в ряды Красной Армии. Воевал хорошо. Дошел до Берлина, где был тяжело ранен. В госпитале ему ампутировали правую руку.
Вызванный на беседу Федяев волновался, осуждал свою причастность к полиции, выразил готовность оказать любую помощь в розыске изменников. На предъявленной фотографии без колебаний узнал Николая. В отношении «капитана Михаила» подтвердил имевшиеся у нас материалы.
Вскоре из Бутурлиновки сообщили о возвращении Позднякова. В село, где он жил, я приехал вместе с Федяевым. Он сразу же опознал в Николае фашистского карателя, неоднократно приезжавшего в Уколовский район в составе фашистской зондеркоманды, руководимой «капитаном Михаилом».
Позднякова арестовали.
На первых допросах он категорически отрицал свою принадлежность к гитлеровской контрразведке.
— Я честно прослужил в Красной Армии от начала до конца войны и никогда не был на оккупированной немцами территории, — твердил арестованный.