— А может быть, это он и есть? — загорелся мой собеседник. — Может, я вам помогу выяснить?
— Что ж, буду благодарен. Ты должен, конечно, знать, как и где воевал твой отец.
— А как же, знаю! — воскликнул парень. — Отец был разведчиком, его самолетом в тыл забрасывали.
«Он, — подумал я. — Но почему Андрианович?»
— И что же он рассказывал об этом? Можешь подробнее?
— Да нет, насчет подробностей он говорил, что все это большой секрет. А вообще-то и я, и мама думаем, что перенес он много. В плену был. Может, он вам, как корреспонденту, больше расскажет. Хотите, я за ним сбегаю? Он тут недалеко работает.
— Хорошо, сбегай.
Паренек умчался за отцом. Ждать пришлось недолго. Широко, по-хозяйски раскрыв дверь, в комнату вошел пожилой коренастый человек. Бросилась в глаза россыпь рябинок на его лице. Взгляд спокойный, говорящий, что хозяин рад моему приходу. Поздоровались. Я сказал, кто и откуда.
— Чем могу служить? — спросил он.
— О фронтовых делах ваших хотелось бы услышать, о ваших боевых товарищах.
— Вот оно что, — улыбнулся он. — А я думал, о работе. Про меня как-то уже писали в газете, снимок был. В ударниках я.
— Егор Андрианович, помогите мне узнать подробнее о деле многолетней давности. — Я показал ему ответ из Министерства обороны.
Он сел на стул, долго и внимательно читал. Потом, вернув мне бумагу, оперся обеими руками о колени, тяжело вздохнул, хрипло произнес:
— Да, было такое… Забросили тогда нашу группу на Украину.
— Значит, это вы и есть? — не удержался я. — А почему вас называют «Андреевич»? Ошибка, видимо?
— Кажется, так. Группа же та самая.
— Вот и расскажите, пожалуйста, про боевые дела. Напишем об этом в газете.
— А стоит ли писать-то? — вскинул он глаза. — Ведь это было все строго секретно. Разрешение нужно.
— Об этом не беспокойтесь, — сказал я. — О таких делах газеты уже много пишут. А если в чем сомневаетесь, то вот мой документ. — Я протянул ему редакционное удостоверение.
Он прочитал его и заметил:
— Дотошный вы народ, газетчики. До всего докопаетесь. Меня вот нашли. Небось и остальных будете разыскивать?
Мне показалось, что его голос дрогнул, но тогда не придал этому значения.
— Непременно будем искать, — заверил я. — Началось-то все с него. Узнаете? — Я показал фотографию сержанта Петропавлова, которую прислала его мать.
— Ну-ка. — Ливенцев взял карточку, повертел ее, взглянул на надпись на обороте; вернул со словами: — Что-то не помню такого.
— Да что вы! — удивился я. — Ведь это ваш командир группы, Николай Петропавлов.
— Не помню, — развел собеседник руками. — Ведь годков-то сколько прошло. Всех разве запомнишь!
— Ну, а остальных кого-нибудь помните?
Ливенцев нахмурил лоб, задумался. Потом с досадой стукнул ладонью о колено:
— Вот ведь память куриная! Дайте мне бумажку.
Я протянул ему ответ из министерства. Он снова читал его, шевелил губами. На лбу Ливенцева выступили мелкие росинки пота.
— Вроде такие фамилии были… Да нет, запамятовал. Точно не могу сказать…
— День выброски, девятое марта сорок второго, вы помните, — старался расшевелить я его память, — а вот членов группы забыли.
— Девятого марта, как же, — тихо проговорил Ливенцев. — А вот их забыл. Ведь познакомились-то в самолете.
Я не мог понять, хозяин действительно забыл или старается уйти от ответа. И я задал ему новый вопрос:
— Позвольте, ведь вас до выброски в тыл должны были обязательно готовить всех вместе, какие же вы тогда разведчики! Случайные знакомые.
— Готовили. Недели три, — помолчав, ответил Ливенцев. — Но я не допытывался, кто они…
Чтобы как-то разрядить напряженность и отвлечь собеседника от тягостных, видимо, для него вопросов, я попросил рассказать, что он помнит о поставленной задаче, как их одели, вооружили, какие давали наставления. Объяснил, что если придется писать, то читателю будет интересно знать более подробно о тыловой разведке.
Ливенцев согласно покачал головой и заговорил уже менее скованно. Он вспомнил, что послали их из Воронежа самолетом. Перед посадкой одели в шинели, сапоги. Каждому дали по кругу колбасы, краюхе хлеба и по бутылке водки. Из оружия — винтовки и гранаты. Задача делилась на два этапа. Сразу по приземлении добраться до станции Путивль и уничтожать воинские эшелоны. Затем идти к партизанам Ковпака и действовать по указанию штаба. Пароль на связь — «Полковник Тутыхин».
Рассказывал Ливенцев не торопясь, опершись локтем о край стола и спокойно поглядывая через плечо в мой блокнот. Ободренный тем, что он наконец разговорился, я вернулся снова к разведчикам. И опять лицо его подернулось тенью.
— Нет, не могу вспомнить, — покачал он головой, встал со стула и, заложив руки в карманы, отвернулся к окну. — Да что теперь о них вспоминать? Задание мы не выполнили. Накрыли нас фашисты, открыли огонь, головы не поднять. Вряд ли из них в живых кто остался. Я вот сам не знаю, каким чудом уцелел. Изранен был, сознание потерял. Очнулся у гитлеровцев; били, допытывались… Я говорил, что с этими ребятами встретился случайно, а сам давно отстал от части. На том меня и оставили. Бросили в лагерь. Потом в Германию угнали. Работал на шахте, а там освободили американцы. Всего натерпелся. Лучше не вспоминать. После освобождения несколько лет жил и работал во Львове, а затем вернулся на родину. Поселился в Воронеже и сейчас работаю слесарем-сантехником гаража. Разочарованный скудными данными, я попросил Ливенцева постараться вспомнить и о товарищах-разведчиках, и о селе, где их постигла неудача и где его схватили гитлеровцы.
— Хотите все-таки кого-нибудь разыскать еще? — спросил он, провожая меня до калитки.
— Надеюсь, что удастся побольше узнать о вашей группе. Может, еще кто жив, — ответил я.
— Ну что ж, заходите, если понадоблюсь, — ответил он приглушенно. — Надумаете, позвоните сыну на работу, чтобы я знал.
Возвращался я от него с досадой в душе — не услышал самого главного. И еще не мог избавиться от впечатления, что встреча наша была Ливенцеву не особенно приятна. Странно: признав свою разведгруппу, он не мог узнать на фотографии своего командира. Да и остальных не вспомнил. А может быть, не захотел? Ведь помнит же он такие подробности, как колбаса, пароль…
И я решил еще раз встретиться с Ливенцевым.
Дня через три я позвонил его сыну, а тот сообщил, что… отца нет в живых. В котельной, где он работал, его нашли мертвым…
В районной прокуратуре мне показали заключение медицинской экспертизы о смерти Ливенцева и помогли отыскать его фотографию тех далеких военных лет. И снова в разные адреса полетели запросы и письма.
Вскоре удалось разыскать адреса родных разведчиков, списаться с ними. Они прислали последние их фотографии и свои воспоминания. Пришли ответы и из военных организаций, где сообщалось, что заброшенные в тыл врага сержанты Петропавлов, Иванов, Ефименко и Слободянюк до сих пор считаются пропавшими без вести. Оставалось установить еще место выброски разведчиков.
На помощь пришли сумская областная газета «Ленинская правда», районные — бурынская «Прапор Ленина» и конотопская «Радяньский прапор», которые опубликовали корреспонденцию «Кто помнит их?» и фотографии всех пяти разведчиков. Результаты превзошли ожидания. Одно за другим стали приходить письма из сел Гвинтовое, Александровки, Успенки, из хутора Дич и городов Конотоп и Бурынь. Люди писали о том, чему были очевидцами, рассказывали о трагедии, которая произошла на их глазах с группой советских разведчиков.
…Перед вылетом командир подразделения Исаев собрал разведчиков.
— Уточним еще раз задание. — Он расстелил на столе карту и продолжил: — Противник готовит большое наступление. По сведениям нашей разведки враг подтягивает к фронту войска, технику, подвозит боеприпасы. Будете действовать на отрезке пути станций Путивль и Грузское. После выполнения задания выйдете на связь с партизанами, они знают. Не забудьте пароль. Место вашей выброски у села Гвинтовое. Проводник у вас надежный, из тех мест. Так, сержант? — Повернулся он к Ефименко.
— Родные места. Не пропадем…
— Ну, пора. Желаю успеха. — Исаев посмотрел на часы. — Летчики заждались.
Через полчаса машина с разведчиками неслась по затемненным улицам Воронежа к аэродрому. Вскоре, не зажигая огней, транспортный самолет ЛИ-2 оторвался от земли и взял курс на Сумы.
В кабине самолета расположились три группы. Где-то за полночь две группы по команде летчика покинули машину. Группа сержанта Петропавлова незадолго до рассвета, когда самолет был у Гвинтового, благополучно выбросилась из машины.
Приземлились удачно, на заснеженное поле. Быстро собрали парашюты, закопали их в снег и укрылись в небольшой лощине. Прежде чем двинуться к Путивлю, решили выяснить окружающую обстановку. Предосторожность оказалась не лишней. Как потом было установлено, появление советского самолета и выброска парашютистов не остались незамеченными. Староста села Гвинтовое Толкачев позвонил начальнику районной полиции И. Гайту в Бурынь и доложил об этом. Тот немедленно вызвал к себе начальника участковой полиции Д. А. Иваненко и приказал выехать на место.
Вскоре Иваненко вернулся и доложил, что его людьми проверена вся местность, но подозрительного ничего не обнаружено. Гайт недовольно буркнул:
— Наверное, плохо искали.
— Что вы, все осмотрели. Парашютистов нигде нет, — оправдывался участковый. — Может, где на другом участке укрылись?
— Ладно, иди. Другой раз ищите лучше. А то, не дай бог, упустим. Немецкое начальство не похвалит.
Прошел день. На вторую ночь сержант Петропавлов приказал Ливенцеву незаметно пробраться в село и выяснить, есть ли там гитлеровцы. Тот охотно стал собираться.
— Подожди, — остановил Ливенцева Алексей Ефименко, считавшийся комиссаром группы, — пойдем вместе. Я из здешних мест. Вдвоем будет сподручнее. Как считаешь, командир?