[21].
Кто же такой Александров, в судьбе которого горячее участие принял Владимир Ильич?
В октябре 1919 года на захваченной территории Воронежской губернии и в самом Воронеже свирепствовали белогвардейцы генерала Шкуро. Контрразведка поручика Зипалова производила массовые аресты рабочих, служащих и всех подозреваемых в сочувствии Советской власти. Арестованные подвергались жестоким истязаниям и пыткам. По приказу Шкуро на площади Круглых рядов (ныне сквер на углу улиц Плехановской и Дзержинского) были публично повешены комендант города Скрибис, сотрудник губчека Иванов, комиссар Лаврентьев, командир бронепоезда Шлегель и другие. В помещении губчека белогвардейцы демонстрировали созданные ими «комнаты пыток».
Но недолго (менее месяца) бесчинствовали белые банды в Воронеже. 24 октября 1919 года город был освобожден частями 8-й армии и Конного корпуса С. М. Буденного. Советская власть в Воронеже и во всей губернии, возрождалась под руководством местных комитетов РКП (б). Прежде всего необходимо было восстановить революционный порядок, очистить губернию от недобитых белогвардейских пособников. Губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией работала напряженно.
Вот в такой обстановке в поле зрения губернской ЧК оказался бывший полковник царской армии Николай Степанович Александров, в возрасте 62 лет, который в сентябре 1917 года был уволен с воинской службы в отставку по болезни и со своей семьей проживал в Воронеже, работал землемером в губернском земельном отделе.
Среди бумаг, брошенных при бегстве Шкуро, воронежскими чекистами был обнаружен рапорт, поданный Александровым 1 октября 1919 года на имя белогвардейского коменданта, в котором заявлял о краже в его доме рабочим Уразовым оружия и серебряных ложек. В рапорте говорилось:
«Желая оборонять Воронеж от большевиков, прошу возвратить мне магазинку Винчестера и разрешить ношение шашки».
14 ноября 1919 года Александров был арестован и привлечен к ответственности за действия, враждебные Советской власти.
По существу предъявленного обвинения Александров показал, что
«жадность к оружию затуманила ему голову… рапорт коменданту Шкуро он подал единственно в надежде на отыскание пропавшего револьвера путем дознания, но не имел никакого намерения служить белым».
Далее он заявил, что его участие в контрреволюции невозможно, потому что более 30 лет был связан с русским революционным движением через своего брата Михаила Степановича Александрова (Ольминского)[22], помогал ему и его соратникам в борьбе с самодержавием. В 1897 году он по поручению брата Михаила ездил к его жене в Вологду, где оказал ей помощь в организации конспиративных встреч с революционерами-подпольщиками.
Объяснения Александрова не вызывали серьезного сомнения в его искренности, и с получением ленинской телеграммы он был освобожден из-под стражи. 17 декабря 1919 года в столицу ушла телеграмма:
«Москва, Председателю СНК ЛЕНИНУ
Александров освобожден под подписку. Дело высылается Вам. Копия ВЧК.
Дело в отношении Александрова было прекращено.
В. И. Ленин умел проявить снисходительность к людям, которые этого заслуживали, но он был непреклонен к врагам Советской власти и требовал поступать с ними, строго руководствуясь революционной законностью.
31 января 1919 года за сокрытие большого количества материальных ценностей Борисоглебская чрезвычайная комиссия приняла решение: конфисковать имущество Г. А. Клинсмана, германского подданного, бывшего владельца пивоваренного завода в городе Борисоглебске.
Сам обвиняемый с июня 1918 года находился на лечении в Германии. Проживавшая в Борисоглебске его жена Л. Ф. Клинсман дважды жаловалась в Тамбовскую губчека на действия Борисоглебской ЧК, а 14 февраля 1919 года обратилась к В. И. Ленину и Я. М. Свердлову с телеграммами следующего содержания:
«Срочно прошу приостановить исполнение приговора Борисоглебской чрезвычайной комиссии по делу мужа Густава Клинсмана. Приговор незаконный, дело известно Чичерину, прошу пересмотреть дело.
Президиум ВЦИК детально изучил существо дела и 4 апреля 1919 года вынес свое постановление:
«Жалобу германской гражданки Клинсман оставить без последствий»[25].
В августе 1919 года Л. Ф. Клинсман была выселена из пределов Борисоглебского уезда и прифронтовой полосы с конфискацией недвижимого имущества.
17 февраля 1921 года председатель Воронежской губчека И. И. Латоузов[26] телеграфировал В. И. Ленину о том, что в Воронеже арестована гражданка Лагозенская, заявившая, что она знакома с Лениным и он хорошо ее знает. Латоузов просил Владимира Ильича сообщить мнение об этом человеке. В тот же день В. И. Ленин подписывает ответную телеграмму в Воронеж, в которой говорится о том, что он не знает Лагозенской[27].
Указания Владимира Ильича Ленина, его советы помогали воронежским чекистам своевременно и политически грамотно решать многочисленные сложные вопросы, учили партийной принципиальности и твердости духа в борьбе с контрреволюцией.
О. ДаниловХРАНИТЬ ВЕЧНО
Эти папки, находящиеся в архивах, отличаются лаконичной надписью: «Хранить вечно». Имена людей, документы о которых собраны в них, это имена бойцов несгибаемой ленинской гвардии. Они навечно в нашей памяти.
Всякий раз, когда прикасаешься к этим папкам, испытываешь волнение… Пожелтевшие за десятилетия бумажные листы, всевозможные акты дооктябрьского периода, донесения департаменту полиции офицеров так называемого штата жандармских управлений, протоколы допросов и смертные приговоры военно-полевых судов по делам революционеров.
…И как бесценные реликвии — письма самих революционеров, их дневниковые записи, наброски будущих статей для большевистской подпольной и легальной печати, фотографии.
На основе материалов личных дел с пометкой «Хранить вечно» и написаны очерки о первых председателях Воронежской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем Никите Петровиче Павлуновском и Отто Петровиче Хинценбергсе.
ПЕРВЫЙ ЧЕКИСТ ГУБЕРНИИ(«Дело № 855»)
— Ваше благородие!.. Ваше благородие!.. — Запыхавшийся от бега немолодой мужчина наконец-то поравнялся с жандармским офицером. — Вот только что… поднял… прокламацию.
— Что? Где?! Говори же скорее, болван, где ты ее взял?!
— Там. Недалеко от казармы, — поспешно ответил мужчина, будто боялся, что его кто-то может опередить.
— А кто бросал? — рявкнул жандарм.
— Ваше благородие! Я видел. Я знаю его. Это сын Петра Яковлевича Павлуновского — Никита.
— Павлуновского, говоришь? Знакомая фамилия, еще с третьего года. А ну, зайдем.
В ближайшем полицейском участке офицер тщательно записал рассказ прохожего. Тот действительно видел, что Никита Павлуновский разбрасывал на улицах Курска большевистские листовки.
Вскоре унтер-офицер дополнительного штата, каких было в царской охране много, уже подходил к дому Павлуновских. По-хозяйски ввалился в комнату.
— Кто будет Никита? — строго спросил он, брезгливо оглядывая чужое жилье.
— Я Никита. — Из-за перегородки хаты-пятистенки вышел подросток. Форменная одежда ученика местного реального училища плотно облегала его крепкую фигуру.
— Так вот ты какой, — удивленно проговорил жандарм. — Ну, что ж, пошли.
— Куды вы его ведете, ваше благородие? Ему же в училище надо, — обратилась к жандарму мать.
— Знаю, знаю, что учится и где учится, а чему уже научился, разберемся.
Так 17 августа 1906 года впервые был арестован Никита Павлуновский. Тогда ему едва исполнилось четырнадцать лет. Но Никита уже был известен в подпольной организации большевиков как активный и бесстрашный распространитель листовок.
Спустя многие годы старый коммунист Иван Иванович Разиньков вспоминал:
— Я дружил с братьями Павлуновскими. Часто бывал у них. Вместе с Иваном и Никитой на гектографе печатали листовки. Иван их писал. Листовки разбрасывали по улицам, совали в окна казарм, что находились рядом с домом Павлуновских на Покровской улице, на Херсонской. Прокламации «К крестьянам» я носил в Клюкву, бросал их по селу. Стоял и «на часах», когда Иван Павлуновский проводил собрание с солдатами в овраге ниже Херсонского кладбища. Работал он очень смело. Смелостью зажигал и нас.
…Целые сутки Никиту не тревожили. Как обвиняемого в государственном преступлении, его содержали в одиночной камере курской тюрьмы. 18 августа вызвали на первый допрос.
Никита в сопровождении конвоира вошел в ярко освещенный просторный кабинет. Два больших окна с гардинами, мебель с резными узорами, ковры — вид кабинета богатый.
— Мальчишка — и уже бунтовать?! — взвизгнул сидевший за длинным письменным столом офицер и хлопнул ладонью по крышке стола. — Кто научил?
Никита молчал.
— При обыске у тебя было обнаружено несколько экземпляров листовок так называемой Российской социал-демократической рабочей партии. Тебе предъявляется обвинение в совершении государственного преступления! Понял? — Офицер испытующе смотрел на Никиту. Лицо подростка оставалось простодушно-спокойным.
— Виновным себя не считаю, — после короткой паузы ответил он.
…Прошло почти три года. И встреча царского офицера с Никитой Павлуновским повторилась в том же просторном кабинете. На этот раз Никита был арестован и осужден. Наказание отбывал в курской губернской тюрьме. После из-за «политической неблагонадежности» он не смог найти работу в Курске. Пришлось покинуть родные края. Имея незаурядные способности художника, Никита некоторое время работал в Киеве, в живописной мастерской. Потом переехал к брату Ивану, в Петербург. Там он активно включается в революционную работу. Это не остается незамеченным для полиции. В конце 1916 года Никита Петрович Павлуновский был выслан в город Воронеж.
Февраль 1917 года Н. П. Павлуновский встретил, будучи фельдшером городской больницы. И с самых первых дней революционных событий он активно участвует во всех мероприятиях, которые проводили большевики. Его можно было встретить и в Доме народных организаций, в котором размещался Воронежский Совет рабочих и солдатских депутатов, и в редакции газеты, и на заводах, и в солдатских казармах. Никита Петрович был отличным оратором. Где бы ему ни приходилось выступать, всюду его пламенные правдивые слова о текущем моменте, о революции, которая готовилась партией Ленина, доходили до глубины души каждого слушателя.
…День 30 октября (12 ноября) 1917 года вошел в историю Воронежа убедительной победой социалистической революции. Вся власть перешла в руки народа.
Сразу после октябрьского вооруженного восстания Никита Петрович Павлуновский был избран в состав временного бюро Воронежского Совета и губернского комитета партии. А в начале декабря 1917 года ревком оказал ему большое доверие, назначив первым комиссаром Воронежского отделения Государственного банка. Служащие Госбанка встретили Н. П. Павлуновского без восторга: среди них оказалось несколько ярых врагов Советской власти. И Никите Петровичу пришлось начинать свою новую работу с чистки аппарата.
В губернии было неспокойно. Силы старого мира не хотели добровольно сдавать позиции. То в одном, то в другом уезде объявлялись банды недобитых белогвардейцев. Они всячески старались мешать нормальной работе органов Советской власти, терроризировали население. В Воронеже стало опасно появляться на улицах в вечерние и ночные часы.
В июне 1918 года в губисполкоме проходило очередное заседание. Обсуждался вопрос об организации губчека по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. В состав этой комиссии вошли пять человек. И первым из них был назван Никита Петрович Павлуновский. Он же стал и первым председателем Воронежской губчека.
Об организации губчека населению губернии сообщила воронежская газета «Красный листок» (№ 24 от 7 июня 1918 года).
Павлуновский теперь одновременно работает в Госбанке и губчека. Забот прибавилось.
Летом 1918 года обстановка сложилась очень напряженная. На Дон, к генералу Краснову, с разных концов страны пробирались белые офицеры. Многие из них останавливались в Воронеже, подстрекали обывателей на выступления против Советской власти. В начале июля левые эсеры попытались поднять восстание. Чекисты во главе с Павлуновским, при поддержке боевых рабочих дружин и воинских частей, подавили его.
Несколько раньше сотрудники Воронежской губчека разоблачили руководителей Воронежского маслотреста. В целях наживы и личного обогащения они занимались разбазариванием государственной продукции, реализуя ее через частную торговую организацию «Масло — мука» с центром в Москве и отделением в Петрограде.
По предварительным подсчетам экспертизы сумма убытков, нанесенных государству этой преступной группой, составила 588 тысяч рублей золотом. Из 35 обвиняемых по делу самыми крупными фигурами названы братья Бутыркины, Миркин и москвич — торговец Кузнецов. К числу активных участников преступления, хорошо знавших, что собой представляет «Масло — мука», относились директора маслотреста Смирнов и Нейстетер. Все они и были руководящим ядром экономической контрреволюции в Воронежском маслотресте.
Более месяца длился судебный процесс. Виновные получили по заслугам. Братья Леонид и Андрей Бутыркины были приговорены судом к высшей мере наказания, а остальные — к различным срокам лишения свободы
…Приближалась первая годовщина Великого Октября. Трудящиеся готовились к празднику. С большим энтузиазмом они работали на всех участках социалистического строительства. Но мирный труд советского народа был прерван гражданской войной. В октябре 1918 года белоказачья армия генерала Краснова начала наступление в направлении Воронежа. Надо было организовать отпор белогвардейцам.
Губком партии поручил Н. П. Павлуновскому сформировать в кратчайший срок отряд. Уже через неделю, 11 октября 1918 года, Никита Петрович доложил о выполнении задания. Отряд был сформирован в основном из железнодорожников (154 человека). В него входили также 23 бойца-интернационалиста, 20 латышских стрелков-коммунистов.
Утром 12 октября 1918 года отряд во главе с Н. П. Павлуновским выехал на Южный фронт. Он провел несколько удачных боев против красновцев. Это подняло дух бойцов, вселило в них веру в победу.
Но случилось неожиданное. Под покровом густого тумана ранним утром 20 октября белогвардейская конница обошла отряд Павлуновского с флангов и, пользуясь численным превосходством, нанесла удар с тыла. Завязался неравный жестокий бой. Каждый боец интернационального отряда дрался с двумя-тремя красновцами. Казаки были отбиты, но Никита Петрович Павлуновский погиб.
Погиб любимый командир красногвардейцев, отважный чекист, беззаветно преданный делу Ленина. Но жива память об этом скромном и мужественном человеке, Никите Петровиче Павлуновском, — жизнь его всегда будет служить примером для потомков.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГУБЧЕКА(«Дело № 856»)
Стояла глубокая осень революционного 1905 года. С моря дул свежий штормовой ветер. Рваные клочья облаков неслись на восток. Моросил мелкий нудный дождь.
На рижских улицах после октябрьских стачек, эхом прокатившихся по необъятной России, сменяя друг друга, несли круглосуточную патрульную службу солдаты и офицеры местного гарнизона. Царским указом Лифляндская губерния была объявлена на военном положении.
Время от времени патрули останавливали прохожих, проверяли документы, обыскивали. Некоторых арестовывали и уводили. Но на тринадцатилетнего белобрысого подростка никто не обращал внимания. Одетый в форменную шинель ученика местного реального училища Отто Хинценбергс спешил к назначенному времени на явочную квартиру. Его там ждали.
…Мужчина средних лет, сидевший в небольшой комнате у стола, взглянул на часы. Минутная стрелка приближалась к цифре «12». «Сейчас Хинц должен войти», — подумал он. И тут же послышался условный стук в дверь.
— Здравствуйте, дядя Артур, — на пороге стоял улыбающийся Отто.
— По тебе можно сверять часы, — одобрительно сказал хозяин квартиры. — Молодец. В нашем деле пунктуальность — первое дело. Это партийная дисциплина. Присаживайся.
Они сели за стол; хозяин дома предложил чаю, но Отто отказался, не за этим же звал его дядя Артур.
А тот не спешил с делом. Неторопливо, спокойно говорил о тревожном времени в Риге, о том, что время такое по всей России, что рабочий класс понял: власть ему в руки добровольно не отдадут, ее надо брать силой. Но армия и флот пока что на стороне царизма, и задача большевиков — развернуть пропаганду среди матросов и солдат, помочь им осмыслить текущий момент, перейти на сторону рабочих и крестьян. Для этой цели им надо передавать наши газеты и листовки, выступать в казармах…
Дядя Артур умолк, внимательно глянул на притихшего Отто:
— От нашей партийной организации есть для тебя очень важное дело. Вот эти листовки надо распространить среди солдат. Справишься? Но имей в виду, что это не только важно, но и опасно. В городе комендантский час, кругом патрули…
— Не подведу, — коротко, с готовностью ответил Хинценбергс.
Он взял одну из листовок, стал читать.
«Российская социал-демократическая рабочая партия. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! — было написано в верхнем правом углу. А чуть ниже крупным шрифтом — заголовок: «К солдатам».
«Царь видит, — читал дальше Хинценбергс, — что волна народного недовольства подымается все выше. Он видит, что измученный и исстрадавшийся, голодный и бесправный русский народ, обираемый и обкрадываемый капиталистами, помещиками и царскими чиновниками, готовится к решительной схватке с царизмом, и он хочет пушками и пулями, штыками и нагайками запугать восставший народ…
…Если тебя пошлют стрелять в рабочих, когда они будут протестовать против царского насилия, — ты должен отказаться, ты не должен стрелять!
И в момент решительной схватки народа с царизмом ты должен открыто стать на сторону народа, ты должен направить дуло ружья против палачей и угнетателей народа!..
…Долой военное положение!
Да здравствует революционная армия!»
— Здорово написано! — поднял на дядю Артура радостные глаза Отто. Он испытывал гордость: большевики доверяют ему такое большое и ответственное дело! Отто рассовал по карманам листовки.
— Ну, Отто, будь осторожен и внимателен, — сказал на прощание дядя Артур. — Береги себя.
Спустя несколько минут Отто шагал по знакомой улице к своему дому. На одном из ближайших перекрестков Хинценбергса окликнули:
— Эй, пострел, погоди!
Отто остановился, с детским любопытством разглядывал приближавшихся к нему двух жандармов.
— Куда спешишь?
— Домой.
— А где был?
— У своего друга. Он заболел и не был сегодня на занятиях.
— Ну, тогда поторапливайся. Поздно уже шататься.
Дальше Отто зашагал быстрее. Жандармы видели, в какой дом зашел подросток. Выполняя приказ начальства, они добросовестно старались замечать и запоминать все на своем участке.
В последующие дни юный революционер О. Хинценбергс был целиком поглощен выполнением задания. Он оставлял листовки там, где чаще всего бывали солдаты, с помощью друзей собрал около двадцати адресов и по почте пересылал листовки. За неделю Хинценбергсу удалось распространить свыше двухсот экземпляров большевистской листовки «К солдатам». Задание было выполнено успешно.
…В конце 1908 года из-за границы в Ригу прибыл Петр Гуден и по рекомендации Заграничного бюро ЦК Российской социал-демократической рабочей партии получил работу в партийной типографии, которая размещалась в доме № 5 на Длинной улице. Здесь он встретился с Отто Хинценбергсом. Они быстро подружились. Принимали участие в печатании латышской газеты «Циня» («Борьба») — органа социал-демократической партии — и других партийных изданий.
Хотя первая русская революция и потерпела поражение, большевики не сложили оружия. Партия Ленина ушла в подполье и в новых условиях продолжала борьбу с царизмом. Из подпольных типографий регулярно выходили и распространялись среди трудового народа партийные газеты и листовки.
Чиновники сыскного отделения Риги, которое возглавлял Грегус, сбились с ног в поисках типографий, выпускающих большевистскую литературу. И в конце апреля 1909 года жандармам удалось с помощью дворника нащупать нить, которая вывела их на Петра Гудена и Отто Хинценбергса.
…Вечер 29 апреля. Весна в разгаре. Лучи заходящего яркого солнца разноцветными бликами играли на оконных стеклах. С моря неслась перекличка пароходов, из ближайшего парка — пение птиц; заметно ожили и городские улицы. У Латышского театра начала собираться публика. Близился час начала спектакля. Гуден и Хинценбергс тоже пришли сюда. Именно здесь, у театра, после окончания спектакля у них должна была состояться встреча с одним из большевиков. Они не знали, что шпики сыскного отделения тоже здесь.
В антракте многие вышли в фойе. Гуден и Хинценбергс остановились у окна недалеко от выходной двери. Незаметно к ним подошли несколько мужчин в штатском.
— Пройдемте, — негромко сказал один из них. Это были полицейские.
Отто выхватил из кармана пистолет и выстрелил в стоявшего слева мужчину, бросился к выходу. За ним последовал и Гуден. Кто-то из шпиков подставил ногу, Отто споткнулся и, падая, выстрелил еще, но промахнулся.
Дамы и барышни, тесня друг друга, с визгом и криками бросились в зал. Их спутники, из тех, что посмелее, глазели с любопытством на образовавшуюся у входной двери свалку.
Через несколько минут шпики отобрали у Хинценбергса оружие и связали ему руки. Петр успел все-таки выскочить на улицу, но там тоже дежурили люди из сыскного отделения Грегуса.
В ту же ночь в квартирах, где жили Петр Гуден и Отто Хинценбергс, жандармы произвели обыск. А утром на стол начальника сыскного отделения полиции легла стопка бумаг, именуемых в жандармских документах «вещественными доказательствами, приложенными к дознанию по обвинению Отто Хинценбергса».
Среди них особое внимание Грегуса привлек рукописный журнал на латышском языке с символическим названием «Утренняя заря».
Полиции удалось обнаружить хорошо оборудованную подпольную типографию, ликвидировать склады бумаг, печатных партийных изданий, оружия и боеприпасов. Только одних брошюр к моменту обыска хранилось 16 400 экземпляров.
Прошло две недели после ареста О. Хинценбергса. Начальник сыскного отделения пишет в докладной:
«…содержащийся под стражей в Рижском исправительном арестантском отделении… крестьянин Прауленской волости Бенденского уезда Отто Гинцинбергс[28], 17 лет, обвиняется в соучастии в устройстве нелегальной типографии в доме № 118, кв. 63 по Романовской улице…».
Хотя тюрьмы были переполнены, политических заключенных царская охранка предпочитала содержать в одиночных камерах. Только через полгода был объявлен приговор. О. Хинценбергса и его двух старших товарищей приговорили к смертной казни. Семнадцать дней и ночей Отто сидел в камере смертников. Казнь ему была заменена восьмилетним тюремным заключением.
Отто Хинценбергсу было объявлено, что после отбытия наказания ему запрещалось жить в течение двух лет в столичных и университетских городах, а также в городах Юрьеве, Шлоке, Либаве. В марте 1910 года его перевели из Риги в верроскую тюрьму. За четыре года О. Хинценбергс побывал в двенадцати тюрьмах России. Но ни одиночные камеры, ни издевательства надзирателей не сломили боевого духа юного революционера.
Оказавшись на свободе, Отто Хинценбергс уезжает за границу. Германия, Голландия, Швейцария — таков маршрут его первой эмиграции. На более продолжительное время Отто остановился в городке Берне.
Здесь он встретился и подружился с одним из ближайших соратников В. И. Ленина — Анатолием Васильевичем Луначарским, который очень высоко ценил деловые качества латышского революционера.
О. Хинценбергс участвует в известном бернском совещании, на котором Владимир Ильич Ленин выступил с докладом об отношении к империалистической войне. Отто был в числе тех, кто голосовал за поддержку ленинских тезисов о войне.
В Берне О. Хинценбергс осуществил свою давнишнюю мечту: приступил к изучению химии и естественных наук в бургдофском техникуме.
Здесь О. Хинценбергс встретил очень милую девушку — курсистку Марию Шноль. Вскоре она стала его женой и другом.
Но самое главное — именно здесь, в Берне, Отто Хинценбергс прошел большую политическую школу под влиянием заграничных большевистских групп.
В красивом, но чужом городе Отто так и не смог найти постоянной работы, а случайные заработки едва давали ему возможность свести концы с концами. И в августе 1915 года он вместе с женой вернулся на родину.
Февральскую революцию Хинценбергс встречает в Петрограде, откуда по решению Петроградского Совета был командирован на юг России. Там он помогает местным большевикам организовать Советы. В декабре 1917 года Отто Петрович Хинценбергс приезжает в Воронеж.
Обстановка в городе и губернии была сложной. Недобитые буржуи, бежавшие из Петрограда и Москвы, белогвардейцы, кулаки, эсеры, бандиты… Они объединялись в шайки, устраивали саботажи, готовили покушения на партийных и советских работников, вынашивали планы о вооруженных выступлениях против власти рабочих и крестьян.
Хинценбергсу предстояло жить и работать в этих условиях.
Огромная жажда деятельности, преданность революции и высокое чувство ответственности за порученное дело помогли Отто Петровичу быстро завоевать доверие воронежских большевиков. Сначала его избирают членом губернского комитета, а затем вводят в состав президиума губкома партии.
О. П. Хинценбергс активно участвует в укреплении Советской власти на местах, в организации волостных и уездных Советов, в реквизиции излишков хлеба для голодающих губерний. Много сил и энергии он отдает установлению надзора за конфискованными помещичьими имениями, борьбе с анархией и погромами.
В это суровое время от всех без исключения работников советских учреждений требовалась высокая политическая бдительность и революционная стойкость. Воронежские чекисты твердо стояли на страже социалистической законности и порядка.
О. П. Хинценбергс работал в земельном отделе губисполкома и одновременно (после гибели Н. П. Павлуновского) на ответственном посту председателя Воронежской губчека.
…Шел 1918 год. В Воронеже и уездах губернии выползли наружу ярые враги Советской власти, участились случаи убийства, саботажа, грабежей. Чекистам отдыхать было некогда.
Однажды Отто Петрович шел по оживленной городской улице. Его внимание привлек худощавый молодой мужчина среднего роста, одетый в черную кожаную куртку, с маузером, висевшим в деревянной кобуре на боку.
«Бог ты мой! — подумал Хинценбергс. — Неужели это сам Грегус в Воронеж пожаловал?! Медлить нельзя…»
— Гражданин Грегус, остановитесь!
— Что вам угодно?.. Я никакой не Грегус!.. Вы, молодой человек, ошиблись, — но, увидев направленный на него маузер, сразу обмяк. И тут же спохватился: — Я покажу вам свои документы… — Правая рука потянулась к боковому карману пиджака.
— Руки! — приказал Хинценбергс. — Руки за спину! А теперь вперед! И не вздумай бежать: пристрелю.
Отто Петрович, как всегда, говорил спокойно, несколько растягивая слова, с легким латышским акцентом.
Так и доставил О. П. Хинценбергс бывшего начальника рижской охранки в здание Воронежской губчека. Спустя некоторое время военный трибунал вынес Грегусу смертный приговор.
Осенью 1918 года под руководством О. П. Хинценбергса сотрудники губчека раскрыли организацию крупных спекулянтов. 19 ноября в губернской воронежской газете по этому поводу появилось сообщение:
«…несмотря на все упорство преступников, отделу удалось задержать и доставить в Губернскую Чрезвычайную Комиссию предназначенный к отправке на Дон шелк, полотно, меха и галантерейный товар более чем на полмиллиона рублей…
…В Москве, куда был командирован следователь продолжать следствие, обнаружена компания спекулянтов, скрывших товар на несколько миллионов рублей и финансировавших предприятие по преступной переправке мануфактуры из Советской Республики в стан белогвардейства».
В ходе следствия чекисты арестовали в Воронеже и Москве большую группу спекулянтов. На допросах они всячески изворачивались, отрицали свою вину. И когда наконец поняли, что собранные воронежскими чекистами улики обличают их в преступной деятельности, спекулянты решились на новое преступление. С целью «замять» свое грязное дело они предложили следователям губчека «вознаграждение». Но тут же выдвинули условие, что оно будет выдано только после освобождения арестованных и арестованного товара.
Разумеется, чекисты ни на какие сделки с преступниками не пошли. Спекулянты получили по заслугам.
Председатель губчека О. П. Хинценбергс был беспощаден к врагам Советской власти, а также к тем, кто, работая в советских учреждениях, пытался использовать свое служебное положение в корыстных целях. По его докладу военный трибунал вынес смертный приговор сотруднику Воронежской ЧК Соломину, уличенному в вымогательстве денег у родственников крупного спекулянта, арестованного советскими органами.
Но Хинценбергс не был сторонником массовых расстрелов. Добрый по натуре, он отлично понимал, что среди арестованных немало людей, которые на стороне врагов Советской власти оказались по своей политической неграмотности.
Он находил время для индивидуальных бесед с арестованными, пытался понять их сущность, их идейные убеждения, помочь им. Вот один из сохранившихся до наших дней документов:
«В партийный губернский комитет партии коммунистов
члена комитета О. Хинценбергса
Ввиду того, что мне достоверно известно, что заключенные в губернской тюрьме гр. Кондратьев и Инцертов перестали быть врагами Советской власти и не будут агитировать против нас, а, наоборот, согласны по целому ряду вопросов работать вместе с нами, я прошу разрешения под мое личное поручительство и ответственность освободить их из-под стражи.
5 ноября 1918 года».
Губком РКП(б) в тот же день удовлетворил просьбу О. П. Хинценбергса.
Отто Петровичу приходилось принимать непосредственное участие в разработке операций по ликвидации различных контрреволюционных гнезд в Воронежской и соседних губерниях. Ежедневно, ежечасно — напряженная, изнурительная, кропотливая и опасная работа. И Отто Петрович выполнял ее с энтузиазмом человека, беззаветно преданного своему делу. Он был очень требователен к своим подчиненным, но прежде всего к себе самому. Те, кто с ним работал, сохранили о нем самые лучшие воспоминания.
Бывший комиссар Воронежской ЧК Б. И. Короткин с большой теплотой говорит о совместной работе с О. П. Хинценбергсом:
«Успех деятельности Воронежской ЧК во многом объяснялся личным авторитетом Отто Петровича, его огромной работоспособностью и умением передавать ее окружающим. Хинца уважали и любили все наши работники за партийный подход к людям, требовательность, ясный ум, кристальную честность и справедливость; ему было чуждо высокомерие и зазнайство.
О Хинценбергсе можно смело сказать, что он отвечал высоким требованиям, предъявляемым Ф. Э. Дзержинским к работникам ЧК: «Чекистом может быть человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками».
Работа в земельном отделе губисполкома и ЧК отнимала много сил, но О. П. Хинценбергс находил еще время выступать с лекциями и докладами по актуальным вопросам текущего времени.
…В конце 1918 года Воронеж становится прифронтовым городом, и губком партии направляет Хинценбергса для связи с Реввоенсоветом 8-й армии Южного фронта. Отто Петрович занимается организацией и налаживанием работы Особого отдела армии.
В марте 1919 года О. П. Хинценбергс был выдвинут на должность начальника Особого отдела Южного фронта. Борьба с врагами революции, которые различными путями пробрались в ряды Красной Армии и всячески вредили ей, требовала от сотрудников Особого отдела предельного напряжения физических сил. А у Отто Петровича они были на исходе.
После разгрома Деникина он оставляет военную службу и в 1920 году приезжает в Москву. Уже больной, О. П. Хинценбергс не помышляет об отдыхе. С первых дней жизни в столице он активно включается в работу. Одновременно Отто Петрович трудится в Наркомпросе и Наркоминделе. В первом заведует высшими лесными школами и в то же время является представителем Наркомпроса в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, а во втором — совместно с Внешторгом организует и возглавляет курсы по подготовке советских представителей за границей, консультирует экономическо-правовой отдел.
Находясь в Москве, О. П. Хинценбергс не порывает связь с Воронежем, где он многое сделал для укрепления материальной базы сельскохозяйственного института, организации университета, в оказании помощи в улучшении жилищно-бытовых условий научным работникам вузов города.
В октябре 1920 года на губернской партийной конференции О. П. Хинценбергса вновь избирают в состав Воронежского губернского комитета партии.
Но здоровье революционера ухудшается с каждым днем, болезнь прогрессирует. Летом 1922 года Отто Петрович оставляет работу по настоянию врачей. Но уже ни санатории, ни специальное лечение на дому, организованное его заботливыми друзьями, не могли помочь Отто Петровичу. 11 декабря 1923 года Хинценбергс скончался. Его похоронили в Москве с революционными почестями. Центральный печатный орган нашей партии газета «Правда» писала в некрологе:
«Когда мы узнаем о смерти таких людей, как товарищ Хинценбергс, то кажется, что смерть сознательно и организованно вырывает из наших рядов наших лучших товарищей… Трезвый взгляд, хладнокровие и выдержка, соединенные с глубокими теоретическими познаниями, выдвинули тов. Хинценбергса на руководящие посты партийной организации и Советской власти. Он заслужил глубочайшее уважение, горячую любовь всех близко его знавших тем, что во всей своей работе, во всей своей жизни он давал нам пример, каким должен быть строитель новой жизни — большевик, коммунист…».
Проходят годы, десятилетия, а память о первых борцах за Советскую власть передается в народе от одного поколения к другому. И вполне понятно желание молодежи как можно лучше знать их жизнь. Поиск документов из истории Воронежского края, из биографии старшего поколения продолжается.