Приказ военного коменданта Балашихинского района.
В особом отделе мне показали невзрачного на вид человека. В прошлом он жил в Балашихинском районе, потом выехал на Украину, купил там чужой паспорт и стал обыкновенным городским жителем.
Убежденный баптист, он никогда не порывал связи с общиной. Следуя библейской заповеди, он оружия в руки не брал, но задания немецкой разведки выполнял ревностно с давних пор. Эта деятельность, по его словам, не признавалась за грех ни одним из его знакомых пресвитеров.
Иван Иванович, как теперь назывался арестованный, рассказал мне немного. После получения задания от немецкой разведки его направили в штаб группы войск Гудериана. Инструктировавший его обер-лейтенант Лемке, сопровождавший всю группу парашютистов до места выброски, прямо предложил ему осесть в Балашихинском районе, разведать, сосредоточиваются ли там советские войска и где расположены зенитные подразделения, сказав, что это очень важно для немецкого командования.
После допроса Ивана Ивановича я доложил в комендатуру Москвы о повышенном интересе немцев к Балашихинскому району и сосредоточению наших войск. Имел также разговор с командованием противовоздушной обороны района, которое приняло соответствующие меры.
В декабре враг был разгромлен под Москвой и далеко отброшен на запад. Надобность в Балашихинской военной комендатуре миновала, и я был направлен на другой, не менее важный участок работы.
С. Бойко„ЮНКЕРС“ НАД УРАЛЬСКОМ
Шел второй год Великой Отечественной войны. В тревожные дни начала Сталинградской битвы произошло событие, о котором мало кто знал из жителей Уральска…
— Вас вызывает начальник Зеленовского районного отделения НКВД, — позвонила мне телефонистка.
Я взял трубку.
— Только что над станцией прошел немецкий самолет, — доложил начальник районного отделения. — Курс на Уральск.
— Вы не спутали? — усомнился я. — Может быть, это наш?
Трудно было поверить! Все-таки фронт от Уральска в пятистах километрах, а вражеские аэродромы еще дальше…
— Нет, товарищ начальник, немецкий. Летел невысоко. Фашистские кресты были ясно различимы. Я сам видел…
Зазвонил внутренний телефон.
— Слушай! — загудел в трубке хорошо знакомый голос начальника гарнизона генерал-майора авиации Кравцова. — Сейчас над нами прошел на восток «юнкерс»!
Потом Кравцов сердито выругался. И было из-за чего!
— Сфотографировал, конечно, подлец, весь мой аэродромишко, — сокрушался генерал.
Итак, сомнения отпадали: прошел «юнкерс». Кравцов ошибиться не мог!
— Ничего не пойму, — признался я. — Что за трюк?
— Я тоже не могу понять, — признался и Кравцов. — Кажется мне, что не бомбить он прилетал. Только глубокой разведкой коммуникаций и можно объяснить этот полет…
С этим нельзя было не согласиться.
Разговор закончить не удалось: телефонистка прервала и переключила меня на начальника гарнизона войск НКВД по охране моста через Урал.
— Только что над нами прошел на восток «юнкерс», — доложил он мне. — Мы успели дать очередь из пулемета, да, видать, безрезультатно. Но, между прочим, он пошел на снижение в сторону зауральских лесов…
«Попали? — мелькнула мысль. — Или вынужденная посадка? А не развернется ли он да не сыпанет ли в лесах парашютистов-диверсантов? Мост-то единственный! Вдруг подорвут!» — тревожно забилось в голове.
Я тут же переключился опять на генерала. Договорились: в район, куда пошел «юнкерс», вылетает штабной самолет для разведки местности с воздуха, а на автомашинах выезжает войсковая истребительно-поисковая группа…
Тревожно задребезжал междугородный телефон. Опять звонил начальник Зеленовского районного отделения НКВД.
— Позвонили со станции Озинки, — докладывал он. — «Юнкерс» обстрелял из пулемета пассажирский поезд километрах в трех по выходе его со станции Урбах. Результаты обстрела неизвестны, но поезд следует по маршруту…
Ни от самолета, высланного в район возможной посадки «юнкерса», ни от выехавшей туда же группы пока не было никаких вестей. Неизвестность, конечно, нагнетала напряженность.
Телефонистка связала меня с соседним Тепловским районным отделением НКВД Оренбургской области.
— Недавно курсом на Куйбышев прошел какой-то самолет, — рассказывал дежурный по районному отделению. — Шел невысоко, но стороной от села, поэтому не разглядели, чей он.
Я посоветовал ему доложить об этом в Оренбург и «прочесать» трассу полета «юнкерса» на случай, если он выбросил парашютистов или листовки, а также попросил поставить нас в известность, если будут новости, относящиеся к проклятому «юнкерсу»…
Донесение о происшествии было уже в Алма-Ате, на столе у наркома внутренних дел Казахстана. Нарком доложил об этом ЦК партии. А мы с секретарем обкома партии А. С. Василевским обсуждали событие и связанные с ним меры.
Интересоваться районом Уральска фашистское командование имело причины. То, что «юнкерс» шел по линии железной дороги, а не степными просторами в междуречье Урал — Волга, видимо, имело определенный смысл. Воинские перевозки и объекты бомбежек интересовали фашистов. Такими объектами были, прежде всего, железнодорожные сооружения. Нарушить работу железнодорожной линии Илецк — Урбах — Астрахань — значит лишить фронт этого важнейшего и кратчайшего пути на восток, сорвать прибытие пополнения, боеприпасов, продовольствия и отправку в тыл эвакуированных.
Но и сам Уральск и его окрестности, несомненно, могли интересовать фашистское командование. Уральск был ближайшим узлом связи с Закавказьем, отрезанным оккупантами в результате захвата Северного Кавказа. Тут переваливались грузы, идущие железнодорожными и водными путями, тут пролетали самолеты ГВФ в сторону Закавказья и обратно. Несколько военных училищ готовили молодых командиров.
Одним словом, было чем интересоваться фашистской разведке, было что беречь от них советским людям. Понятно, почему нас так обеспокоило появление «юнкерса».
Через час после отправки сведений в Алма-Ату Василевского и меня вызвали на телеграф. В Алма-Ате у провода были Первый секретарь ЦК партии и нарком внутренних дел Казахстана.
— Доложите обстановку. Что там у вас происходит? — выстукивал аппарат из Алма-Аты.
Мы доложили все, что самим было известно, что мы предполагали и какие меры предпринимали и намечали на ближайшее будущее.
Только я вошел в управление — дежурный доложил:
— Начальник линейного отделения НКВД станции Уральск имеет экстренное сообщение.
Оказалось, что на станцию Уральск прибыл тот самый поезд, который был обстрелян «юнкерсом». Есть раненые.
Слишком дорого обошлось нам подтверждение полета «юнкерса»! Но теперь уже этого подтверждения не требовалось. Поступило сообщение: над Волгой, при попытке прошмыгнуть назад, фашистского стервятника «приземлили»… Но что если он успел-таки выполнить задание?
Полет «юнкерса» над Уральском остался мало известным населению. Но битва на Волге, налеты фашистской авиации на западные районы области, движение эвакуированных из районов боев — все это не могло не вызвать волнений у нас.
Первым тревожным симптомом было чисто локальное происшествие. В управление прибежал запыхавшийся паренек:
— Фашисты в Уральске! К нашей соседке бабке Ирине Парфентьевой двое стучались!
Дежурный управления — к бабке, первоисточнику «новости». Та поведала: час тому назад, когда она уже погасила огонь и ложилась спать, кто-то постучал в окно. Старушка зажгла свет, раздвинула занавеску, выглянула в окно и… обмерла. В окно уставились две усатые физиономии, увенчанные диковинными фуражками с четырехугольным верхом.
Позже выяснилось, что через станцию следовала группа военнослужащих польской добровольческой части, формировавшейся в Советском Союзе. Кое-кто из них пошел по ближайшим к станции домикам прикупить продуктов. Двое из них и попали к этой старушке.
В области было введено затемнение. Начали отрывать щели-убежища. Развернулось формирование добровольческих истребительных батальонов для борьбы с вражескими парашютистами.
Вскоре начались столкновения бойцов истребительных батальонов Урдинского и Джаныбекского районов с фашистскими парашютистами. Гитлеровцы усилили воздушные налеты на западные районы области.
Первые бомбы фашисты сбросили на овцеферму одного из совхозов, где-то на стыке Урдинского, Джангалинского и Фурмановского районов. В предрассветной дымке немецкие летчики, видимо, приняли кошары за нечто, показавшееся им ангарами. Ни одна бомба не попала в цель. Ферма не пострадала.
Но на станции Джаныбек фашистская авиация произвела разрушения. По поручению обкома я участвовал на одном заседании бюро райкома партии. Пока мы заседали, трижды налетали стервятники и бомбили станцию. Как свеча, сгорела у нас на глазах разрушенная прямым попаданием огромная, пятиэтажная, деревянной конструкции мельница. Одна из бомб угодила в полевой госпиталь. Были жертвы. Опасаясь за сохранность нефтебазы, райком партии тут же принял решение о вывозе нефтепродуктов. Невзирая на налеты вражеских бомбардировщиков, шоферы колхозов и совхозов вывезли горючее.
Фашисты бомбили Джаныбек, а невдалеке, на полевом стане, не прекращалась молотьба. И никто из колхозников не бросал работу и не бежал в укрытие. Километрах в трех от них чернела на земле громада рухнувшего самолета.
В одно из посещений Джаныбекского района со мной произошел интересный случай. На рассвете я подъехал к зданию районного отделения НКВД. Остановился у подъезда, поднимаюсь на крыльцо и по крытой галерее иду к входу в здание, расположенному со стороны двора. Только подошел к повороту галереи, как из-за угла вываливается… румынский солдат в полной походной, хоть и обтрепанной, форме. Увидев мои знаки различия в петлицах, бравый вояка лихо щелкнул каблуками, вытянулся и вскинул руку к характерной остроконечной меховой шапке.
Все объяснилось просто. Каким-то образом румын отстал от колонны военнопленных. Был он истощен, болен, двигаться не мог. Сердобольные милиционеры приютили его, отогрели, подкормили. И стал он хорошим конюхом при районном отделении.