Фрау Мюллер вышла.
— Поздравляю вас с прибытием к нам. — Генерал смотрел прямо в глаза Потоберидзе, подчеркивая, что видит его насквозь. — Вы правильно сделали. Только мы сможем установить подлинный порядок в мире. Кто нам помогает, может рассчитывать на благосклонность фюрера. Вы дальновидны, молодой человек. Вы верно определили, за кем будет победа. Словом, вы поставили на хорошую лошадь.
Сано выдержал пронизывающий взгляд генерала и с легким восточным акцентом, несколько обиженным тоном ответил на немецком языке:
— Господин генерал, я пришел не за наградами, не за чинами. Я пришел бороться с врагом. Мне ничего не надо. Дайте только возможность отомстить.
— Я слышал о кавказском характере. Так вот он каков!
— Я не только кавказец. Моя мать происходит из аристократической семьи. А у них я ничто… Я, Сано Потоберидзе, знающий несколько европейских языков… историю культуры Западной Европы… я бы мог быть губернатором в Тбилиси. А стал ничтожным человеком. Куда ни шагну — стоп! Драться, понимаете, хотелось, драться. А я молчал, улыбался, терпел до поры до времени. Письма фрау Мюллер хранил, как драгоценность. Ее восторженные отзывы о немецкой нации согревали мне душу… И я решил, давно решил бежать. А тут война… И вот я у вас. Это все, что я могу теперь сказать…
— Я знакомился с материалами проверки… Наконец, рекомендации фрау Мюллер открывают вам двери…
— Спасибо, я оправдаю ваше доверие.
— Такие люди, как вы, нам нужны, — продолжал Обергандер, не обратив никакого внимания на заверения Сано.
— Направьте меня в армию Власова… Я думаю, что там мое место.
— Власова? — переспросил генерал. — Нет, Сано, нет…
В это время в комнату вошла фрау Мюллер с чашечками дымящегося кофе.
— Совсем как шоколадница Лиотара! — воскликнул генерал.
— Шоколадница! — засмеялась хозяйка. — А как вы меня назовете, генерал, когда я принесу вам бутылку настоящего ямайского рома?
— Феей из сказки братьев Гримм!
Фрау Мюллер вышла, а Обергандер, прихлебывая небольшими глотками ароматный кофе, продолжал прерванный разговор.
— Нет, к Власову я вас не пущу. Пушечное мясо. Как я буду смотреть в глаза фрау Мюллер, когда рано или поздно вы превратитесь в мокрое место. У меня к вам другое предложение. Меня направляют на Восток, в Белоруссию. Не на прогулку, конечно. Партизаны! Вам это слово, надеюсь, понятно? Мне нужен переводчик. Вас это устраивает?
— Откровенно говоря, нет. Но я в вашем распоряжении, генерал…
— Ну вот и отлично. Будете у меня переводчиком. Готовьтесь в дорогу…
Обергандер посмотрел на Сано, как на предмет, который его уже больше пока не интересовал. Он перевел взгляд на входившую фрау Мюллер. Та с порога протягивала генералу бутылку искристого ямайского рома с улыбкой гурмана, знающего цену таким вещам.
Обергандер галантно склонил голову в знак благодарности, налил рюмку и медленно, смакуя, выпил. Сладкий огонь растекался по венам стареющего генерала, но прежде чем легкое опьянение овладело им, рассудок четко сработал: «Это лучший вариант — оставить его при себе. По крайней мере на глазах будет. Так верней. А если что…»
Генерал Обергандер, входя в свой кабинет, со злостью хлопнул дверью. Схватил трубку, вызвал переводчика. Через несколько мгновений явился Потоберидзе, одетый в форму немецкого офицера. Он вытянулся в струнку перед Обергандером и отчеканил:
— Слушаю вас, экселенц!
Излишне подчеркнутая услужливость и старательность переводчика не нравились генералу. Но придраться он ни к чему не мог. Сано нес службу исправно. Что ж, может быть, это и естественно. Старается выслужиться. «Посмотрим, посмотрим…»
— Вот что, Потоберидзе. Сейчас приведут задержанного русского парашютиста. У него рация. Ха! Утверждает, что направлен для связи с партизанами. Нашел простачков! Нам давно известно, что партизаны имеют регулярную связь с Москвой. На кой черт им нужен еще радист! Нет, здесь что-то не то. Несомненно, его послали для связи с каким-нибудь агентом русских. Это надо выяснить. Прошу вас подготовиться к допросу.
Обергандер испытующе смотрит на Потоберидзе. Тот всем своим видом выражает готовность выполнить указание.
Но знал бы только этот фашистский генерал Обергандер, что творилось в душе «потомка грузинских князей». «Почему так подозрителен генерал? Уж не уловил ли он какую-то связь между выброской радиста и пребыванием его, Сано Потоберидзе, здесь, в логове врага? Если так, то что делать? Прежде всего ничем внешне не выражать своей тревоги и беспокойства. Иначе этот волк Обергандер сразу угадает неладное».
Так размышлял советский разведчик Потоберидзе, стоя навытяжку перед генералом.
— Что же вы стоите? Идите!
— Слушаюсь, экселенц!
…В кабинете генерала сидел молодой человек в ватнике, исподлобья поглядывал по сторонам настороженными синими глазами. Взгляд Потоберидзе скрестился с взглядом пленника. Сано презрительно сощурился и посмотрел на генерала. Но сколько стоило ему усилий, чтобы сдержать мгновенный порыв тревоги, не выдать ничем, что он знает сидящего перед ним человека. И какого человека! Близкого друга, младшего лейтенанта государственной безопасности Володю Онищенко, того самого Володю, веселого, жизнерадостного парня, уполномоченного особого отдела полка, в котором Потоберидзе был начальником войсковой разведки.
Взгляд Володи, который уловил при входе Потоберидзе, был ясен, как приказ. Он как бы говорил: «Что поделаешь, попался. Уж такой я невезучий. Теперь конец. Но я думаю не только о себе. Жаль, что и говорить. Но важно и другое: ты вошел в доверие к врагу, и это здорово. Держись, ничем не выдавай себя».
Генерал начал задавать вопросы. Потоберидзе хладнокровно и сухо переводил каждое слово, с явным неодобрением посматривая на строптивого парашютиста.
Допрос не дал ничего нового. Радист по-прежнему утверждал, что по заданию командования шел на связь с партизанами. Однако места явки и пароль ни за что не хотел сказать. Как ни бился Обергандер, то угрожая ужасами пыток и смерти, то обещая жизнь, пленник стоял на своем.
— Ну, ладно, — устало сказал Обергандер. — Сейчас посмотрим, каков он на самом деле герой.
— Посмотрите, посмотрите! — твердо сказал Володя. В его голосе звенел металл. — Я приготовился к смерти, генерал.
— Да-а. Этот больше ничего не скажет, — задумчиво, как бы про себя, проговорил Потоберидзе.
Обергандер некоторое время молча смотрел на парашютиста. Потом махнул рукой.
— Уведите!
Когда эсэсовцы увели Онищенко, Обергандер тщательно протер очки, долго что-то мучительно обдумывал, потом обратился к Потоберидзе:
— Таких врагов я уважаю, Сано… Достойные враги! Но не понимаю их. За что борется этот мальчик, за что он идет на смерть. Не понимаю… Загадка, эти русские. Вы-то их знаете?
— Я не русский, экселенц. Но русские — это действительно загадка.
— Иметь дело с загадочным врагом, Сано, — это все равно что сражаться с невидимками… А теперь вы свободны… Когда будете нужны, я вас позову.
Потоберидзе, чувствуя на своей спине взгляд генерала, вышел из кабинета в зал, где сновало множество эсэсовских офицеров. Он радушно раскланялся с ними, а на душе было темно и хотелось горько плакать о русском парне Володе Онищенко.
К концу дня Обергандер снова вызвал Потоберидзе к себе.
— Не хотите ли прогуляться за город?
— Как вам будет угодно, экселенц.
— Да, мне угодно… Предстоит неплохое развлечение… Великолепное зрелище!
…Легковая автомашина миновала сосновый перелесок и остановилась на опушке. Здесь под охраной эсэсовцев люди копали землю. Из глубокой ямы на поверхность взлетали комья земли. Только один человек не работал. Он стоял на краю ямы и смотрел куда-то вдаль, на восток. Потоберидзе узнал в нем Володю Онищенко и сразу все понял. Людей привели на расстрел. Генерал распахнул дверцу автомашины.
— Пошли… Сейчас начнется представление…
Обергандер и Потоберидзе подошли к почти готовой яме. Генерал остановился напротив Онищенко:
— Почему не трудитесь вместе с коллективом? — Слово «коллектив» генерал произнес с нескрываемым презрением. — Ведь не на хозяев работаете, а на себя! Это нехорошо, молодой человек, смотреть, как другие работают на вас. Нехорошо…
Обергандер засмеялся. Всмотрелся в Володю, надеясь увидеть на его лице следы страха. Но Онищенко все так же молча смотрел вдаль, не обращая никакого внимания на Обергандера. Тот зло хлопнул по кобуре и приказал офицеру:
— Начинайте!
Солдаты стали выгонять людей из ямы. Те карабкались наверх, цепляясь за сырую осыпающуюся землю. Солдаты построили людей цепочкой. Володю поставили с самого края шеренги.
— Выше головы, друзья! — раздался звонкий голос Володи. — Выше головы!..
И согбенные фигуры выпрямились. Взоры людей устремились ввысь, куда-то поверх выстроившихся напротив фашистских солдат.
— Начинайте! — махнул рукой Обергандер.
Раздался залп… Упал, сполз в яму тот, кто стоял первым…
Второй залп. Рухнул, как подкошенный, другой…
«По одиночке расстреливают, сволочи», — подумал с ненавистью Потоберидзе. Хотелось выхватить пистолет и выстрелить в упор в этого холеного генерала. Но надо было держаться. Сано чувствовал на себе любопытный взгляд Обергандера. Он знал, что тот устраивает ему еще один экзамен. Напрягая последние силы, Сано старался казаться равнодушным ко всему происходящему.
А залпы следовали один за другим. Обергандер встал напротив Онищенко и не сводил с него взгляда.
— Айн… цвай… драй… — считал он залпы. Володя смотрел в глаза Обергандера, не мигая.
Генерал искал в его взоре хотя бы малейший признак ужаса. Но не находил ничего, кроме презрения.
— Ну! — Обергандер выхватил пистолет. — Смерть и большевикам закрывает глаза!
Раздался выстрел, и Володя упал…
Только поздней ночью отпустил генерал Обергандер переводчика Потоберидзе. И когда Сано добрался до квартиры, силы покинули его. Сано бросился на кровать, зарывая в подушку горячую воспаленную голову. Его трясло, будто в лихорадке. Мысли путались. Сано стал забываться в тяжелом тревожном сне… И вдруг больно сжалось сердце. Сознание вернуло его к страшной реальности. Что дальше делать? Как связаться с центром? Ведь без связи он не опасен для врага. Но теперь не время думать об этом. Сейчас надо уснуть, отдохнуть. Утром Обергандер наверняка встретит его своим пронизывающим недоверчивым взглядом. Нельзя давать генералу и малейшего повода подозревать, что его переводчик провел бессонную ночь.