Любопытно, что родная его сестра Ольга, давно потерявшая Гавриила из виду, много лет спустя характеризовала брата как «человека чрезвычайно хитрого». «А такие люди, как он, — заметила Ольга Игнатьевна, — и на войне не погибают».
Сестра оказалась права. Карнаухов не погиб. Миновали его немецкие пули. Миновали и пули советских солдат, когда он, забыв честь и совесть, бежал темной октябрьской ночью от стен Ленинграда.
…Хлеба стояли неубранными. Рослые, густые. Даже ветер не в силах был пробиться через эту плотную стену. Гавриил, тяжело дыша, торопко полз, прикрытый лениво переливающимся бурым прибоем перестоявшихся колосьев. Потом по-заячьи петлял по набрякшему влагой ночному лесу: стерегся погони.
Гитлеровцы не очень-то обласкали поначалу перебежчика. Пришлось Гавриилу покормить вшей в лагерях для военнопленных.
А мысли, неотступные, тяжелые, не давали спать. «Неужели просчитался, неужели осечка?»
Гавриил готов был, не задумываясь, палить, рушить, убивать, лишь бы сохранить себя, свой живот.
И он сделал это. Пошел на крайнюю степень предательства — в карательный отряд «СД».
«В дальнейшем я честно служил немцам…» — так и пишет Карнаухов, твердо, недрогнувшей рукой.
…Этот карательный отряд формировался в Гатчине для борьбы с партизанами. Возглавлял его немецкий майор Краус. Карнаухов начинал здесь рядовым. Юлил перед Краусом, выслуживался изо всех сил. Его заметили, назначили командиром отделения. Предатель почувствовал себя увереннее и еще больше старался заслужить похвалу начальства.
«Боевое крещение» каратели получили летом 1942 года. Вместе с регулярными немецко-фашистскими частями они вступили в бой с советскими подразделениями, попавшими в окружение восточнее Пскова. Но жизнью своей Карнаухов дорожил, поэтому не ломился вперед. Он предпочитал стрелять в своих соотечественников из-за укрытия. Спокойно. Прицеливаясь. Без промаха. Сам он об этом вспоминает с удивительной скромностью:
«В этом бою участвовал также и я, имея на вооружении боевую винтовку».
В конце лета 1942 года отряд был переведен в Белоруссию. Прямо с колес бросили карателей на окружение партизанского отряда в районе Минска. Но боя не было. Партизанам удалось выйти из кольца, а Карнаухов со своей бандой захватил склад с продовольствием. Нажрались до отвала. Понравилось…
Лиха беда начало. И покатился бывший русский парень Гавриил Карнаухов все ниже, теряя остатки совести.
Нельзя без гнева читать документы о том, что творили каратели майора Крауса в Белоруссии. Они спалили Будничи, Барки, Чучевичи, Пасеки, десятки других сел и хуторов, уничтожили сотни советских патриотов, не щадили детей, стариков, партизанских жен. Грабили, насиловали, убивали, пытали.
Как черная смерть, носился по дорогам Белоруссии взвод, которым командовал человек в грязно-серой немецкой форме. На его груди уже болталась медная медаль «С мечами за храбрость». Случилось ему ворваться в село Светелки. Бандиты вытащили из домов всех, кто не успел уйти в лес, и малых и старых. Согнали их на край села в школьный двор. Тем временем другая группа начала «чистить» дома. Нагрузили сани, подъехали к школе. Навстречу взводному бросилась изможденная, рано поседевшая женщина:
— Зачем последнее у детей берешь?
— Партизанка?!
Схватил женщину за волосы, швырнул ее на землю, ударил по лицу тяжелым сапогом, потом застрелил.
Но как ни выслуживался Карнаухов-каратель, а изменник Родины — не большое приобретение даже для фашистов. И гитлеровцы употребляли их на самой грязной работе.
Так, в марте 1943 года Карнаухов оказался в немецком пересыльном лагере военнопленных. Здесь страдали честные советские люди, безоружные, но не сдавшиеся, ослабевшие от голода и издевательств, но сильные духом, своей любовью к Родине. В лагере находился и овеянный легендой советский патриот Дмитрий Михайлович Карбышев. Генерал-лейтенант инженерных войск, видный ученый, профессор, Карбышев прошел сквозь все ужасы фашистского застенка. Гитлеровцы пустили в ход посулы и угрозы, лесть и плеть. Но этот невысокий, жизнерадостный, удивительной моральной силы человек не склонил головы. Какую мучительную смерть принял генерал Карбышев морозной ночью в феврале 1945 года, знает ныне весь мир. А тогда, в 43-м, он жил и боролся.
…Восстание пятисот русских в лагере! Они поднялись все, как один, и с голыми руками бросились на палачей, на колючую проволоку, через которую был пропущен электрический ток. Десятки пали, сотни прорвались. Это были соратники, ученики Дмитрия Михайловича Карбышева.
Видел же все это Карнаухов. Мало того: сам Дмитрий Михайлович Карбышев, встретив его случайно в лагере, говорил с ним, надеясь пробудить в нем совесть и память о родной земле.
Но Карнаухову надо было другое.
«В апреле немцы торжественно отмечали день рождения Гитлера, — рассказывает Карнаухов на допросе. — Будучи в лагере, я сообщил им, что родился в один день с Гитлером. Немцы стали хвалить меня за это признание и устроили в честь меня банкет с выпивкой и хорошей закуской. После этого случая немцы относились ко мне хорошо, с доверием, и вскоре, примерно в мае — июне 1943 года, в числе других преданных немцам лиц я был направлен в район города Пскова, где был зачислен на службу в так называемую «Русскую освободительную армию» (РОА). Здесь я обучался в офицерской школе до осени 1943 года, а затем выехал во Францию, где также обучался в офицерской школе РОА».
Так предатель снова «всплыл». На поверхности болота, где барахталась международная нечисть, служившая Гитлеру, — уголовники, профессиональные убийцы и другие подонки — показалась и его голова. Голова подпоручика РОА.
А в начале 1944 года судьба свела предателя с гауптманом Гансом Уттовом. Этот фашистский офицер руководил школой военных разведчиков в Нойендорфе.
Несколько месяцев Карнаухов с прилежанием первоклассника изучал шпионскую науку, пополнял и без того солидный запас своих познаний в поджогах, убийствах, взрывах и других атрибутах ремесла диверсанта.
Сначала Карнаухов готовился к заданию вместе с неким Роговым. Но тот однажды неосторожно проговорился, что намерен порвать с прошлым, явиться на советскую территорию к властям с повинной. Карнаухов насторожился, стал, как вспоминает Рогов, относиться к нему с холодком. А когда через несколько дней Рогов повздорил с одним немцем, Карнаухов зашел к этому гитлеровцу и о чем-то с ним разговаривал. В тот же вечер Рогова бросили в концлагерь.
Летом 1944 года после окончания школы Карнаухов уже с другим, «благонадежным», напарником — изменником Родины Вороновым был выброшен на парашюте в тыл Советской Армии в районе Ровно. Эти двое собирали для немецко-фашистского командования сведения о расположении советских войск, строительстве аэродромов, а также о действиях знаменитого партизанского отряда Героя Советского Союза Д. Н. Медведева.
За выполнение этого задания Карнаухов получил от фашистов еще одну медаль и был произведен в чин унтер-офицера немецкой армии.
А в начале 1945 года пришла вожделенная третья медаль. О том, как это случилось, Карнаухов рассказывает сам:
«Третью медаль я, по существу, сам выпросил у немцев.
…Во время моего нахождения на службе в РОА в городе Линце в Австрии… лица, называвшие себя казаками, получали немецкие паспорта, то есть вступали в германское подданство. Я также имел желание получить немецкий паспорт, однако мне не выдавали его, так как я не являлся казаком. Тогда я написал немцам письмо, в котором указал, что имею заслуги, что, рискуя своей жизнью, выполнял их задания, забрасывался в тыл Советской Армии. Я жаловался на то, что, несмотря на имеющиеся у меня заслуги, мне не выдают немецкого паспорта.
В ответ на мое письмо я получил небольшую посылку, в которой мне была прислана еще одна медаль и удостоверение к ней. Кроме того, в посылке была бутылка водки и табак…»
Согласно евангельской легенде, Иуда получил за предательство тридцать сребреников. Иуда Карнаухов не выклянчил ни одного сребреника. За три медяшки, за три медных медали продал он фашистам свою душу, предавал свой народ, Родину.
Баталов приехал в Алма-Ату поздней осенью. Моросил дождь. Поеживаясь от холода, Иван Гаврилович долго петлял по улицам незнакомого города, разыскивал по адресу родителей одного из сослуживцев.
Они жили на тихой улице в добротном деревянном доме, огороженном высоким забором. Встретили приветливо. Долго расспрашивали о здоровье сына. Выпили за его благополучие и радушно пригласили Ивана Гавриловича остановиться на первых порах у них.
Несколько дней Баталов не выходил из дома, наслаждаясь теплом и домашним уютом, от которого отвык за долгие годы странствований. Но надо было думать о работе. Специальности он не имел, к физическому труду не привык и не представлял, каким делом станет заниматься. Ходил по улицам и читал таблички с названиями учреждений. Однажды он остановился перед входом в художественную мастерскую. Вспомнил, что в детстве любил рисовать.
В мастерской задержался ненадолго: выяснилось, что таланта и умения не хватает. Вскоре пристроился в одну из школ преподавателем физкультуры.
Появились знакомства. Приятель, занимавший видный пост на одном из алма-атинских заводов, за выпивкой предложил:
— Иди-ка ты, Иван Гаврилович, к нам. Довольно тебе прозябать на этой самой физ-культ-уре. Не по тебе это.
— Может быть, ты предложишь мне таскать болванки или стать к станку? — иронически спросил Баталов.
— Зачем болванки? — удивился приятель. — Конечно, пост главного инженера я не могу тебе сразу предложить. Но поработаешь, например, техником в конструкторском отделе, а там видно будет…
Прошло несколько лет. Баталов «сделал карьеру». Он стал главным конструктором завода. Как-то все само собой образовалось. Получил квартиру. Обзавелся семьей…
Все шло как по маслу до того злополучного дня, когда у заводской проходной он лицом к лицу встретился с человеком, который знал почти все…