Лесные былины
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит; <…>
Там ступа с Бабою Ягой
Идёт, бредёт сама собой,
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух… там Русью пахнет!
И там я был, и мёд я пил;
У моря видел дуб зелёный;
Под ним сидел, и кот учёный
Свои мне сказки говорил.
Ренессанс внешней разведки начался только в 1967 году с приходом на пост председателя КГБ при СМ СССР Юрия Владимировича Андропова. Я хорошо знаю об этом из первых рук, поскольку был прекрасно знаком с его помощником, заместителем начальника Секретариата КГБ при СМ СССР генерал-майором Николаем Владимировичем Губернаторовым. Передо мной экземпляр книги «Команда Андропова», представляющей собой сборник воспоминаний и личных записей ближайших помощников Юрия Владимировича, работавших в его аппарате Председателя КГБ при СМ СССР. На титульном листе надпись: «Юрию Ведяеву — участнику команды Андропова. 17.2.2005. Н. Губернаторов».
Юрий Ведяев — это мой отец. А Николая Владимировича Губернаторова, с которым мы дружили семьями, в Комитете знали все, поскольку он заведовал личной канцелярией Андропова, был постоянно рядом с ним, и все, включая родственников нелегалов, постоянно шли к Губернаторову — в том числе и по личным вопросам. Губернаторов был другом Конона Трофимовича Молодого — знаменитого полковника Лонсдейла. Когда Молодого не стало, Губернаторову нередко звонила Галина Петровна, жена разведчика, которая жила довольно уединенно и постоянно нуждалась в поддержке. Впоследствии вместе с Николаем Владимировичем они опубликовали дневники Молодого под названием «Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик». Сегодня мы дружим с дочерью Галины Петровны — Елизаветой Кононовной Молодой, с которой часто вспоминаем не только Конона Трофимовича, но и Николая Владимировича Губернаторова.
«Мне повезло, — пишет Николай Владимирович в книге “Команда Андропова”, — и я до сих пор ощущаю радость жизни от того, что, несмотря на тяготы войны, тяжелые ранения и контузии, остался жив и от того, что мне посчастливилось поработать рядом с Юрием Владимировичем, под его непосредственным руководством в КГБ при СМ СССР. … Я [до этого] работал старшим следователем следственного отдела 6-го Управления КГБ и имел негативное мнение о трех бывших Председателях, явно случайно оказавшихся не на своем месте — по протекции Н.С. Хрущева… Начались громкие провалы в разведке. А когда Светлана Аллилуева бежала в США и объявила там о публикации написанных ею мемуаров, в ЦК КПСС решили Семичастного снять…»
О своей первой личной встрече с Андроповым Николай Владимирович рассказывает так: «Когда я вошел в кабинет и сел, Андропов заговорил первым, пристально глядя мне в глаза. Из криминалистики и своей следственной практики я знал, что через глаза собеседника можно воспринимать дополнительную информацию о нем. Именно по глазам мы судим в первую очередь о человеке, когда знакомимся с ним и составляем начальное суждение о его личности. По глазам мы можем узнать очень многое о их владельце — об эмоциональном складе его характера, открытости, национальности, о ментальных характеристиках — таких, как воля, доброта, ласковость, злобность, трусость и т. д. Не думаю, что в тот момент Андропов изучал своим пристальным пронизывающим взглядом мою ментальность, поскольку сказал, что Карпещенко доложил обо мне все с максимальной подробностью.
— К тому же Вы хорошо поработали помощником у А.Н. Малыгина, и он сам мне Вас хвалил.
Неожиданно Андропов спросил меня:
— А Вы на каких фронтах воевали? На Карельском случайно не довелось?
— Нет, — говорю, — я начал воевать на Сталинградском, затем продолжил на 4-м Украинском и закончил войну в составе 1-го Прибалтийского.
— А где было тяжелее всего?
— Пожалуй, особенно тяжело пришлось при форсировании Сиваша в ноябре 1943 года (я тогда плавать не умел) и при штурме Сапун-горы при освобождении Севастополя. Там меня ранило и контузило.
— Вы когда-нибудь работали с письмами? — продолжил Андропов.
— Да, письмами граждан я занимался, когда работал военным прокурором в Главной военной прокуратуре.
— Значит, дело знакомое. Но у нас, в КГБ, есть своя специфика, ее придется осваивать. Главное — это чуткость, доброта, справедливость и как можно меньше необоснованных отказов в ответах. И напротив побольше внимания, сердечности к нашим посетителям в Приемной.
— Ну что же, — резюмировал, улыбаясь, Андропов. — Рад был познакомиться с фронтовиком. Желаю успешной работы в составе нашей команды.
Уходил я от Юрия Владимировича взволнованным и приступил к работе заряженный его положительной энергетикой».
А менять предстояло многое — по-существу требовалась еще одна кадровая революция в органах, назрела реформа всей системы подготовки чекистских кадров. На встрече с Андроповым начальник Первого главного управления (внешняя разведка) генерал-полковник Александр Михайлович Сахаровский докладывал: «К сожалению, внешняя разведка до сих пор не оправилась от чисток и потрясений, имевших место после ареста Берии и его приближенных. Из разведки одних уволили, многих арестовали по необоснованным подозрениям — только за то, что они работали под руководством Берии по атомной проблематике, кризисной ситуации в ГДР. Были арестованы крупные руководители — П.А. Судоплатов, Л.Н. Эйтингон и другие мастера-аналитики в области разведки. У нас нет глубоких аналитиков, способных обобщать, предвидеть и прогнозировать развитие событий. Необходимо сформировать при руководителе Главка специальную аналитическую группу…»
И такая Служба № 1 ПГУ КГБ при СМ СССР вскоре будет создана — её возглавит ныне здравствующий генерал-лейтенант Николай Сергеевич Леонов. А тогда, завершая разговор, Юрий Владимирович сказал: «Считаю, для Вашего Главка надо спроектировать комплекс зданий за городом, вместе с отдельным зданием для НИИ разведывательных проблем. В проекте следует предусмотреть все удобства жизнеобеспечения, а также возведение коттеджей для преподавательского состава».
Так родился легендарный комплекс «Ясенево». Поскольку он расположен за городом, то чаще его называют «Лес», а сотрудников — «лесниками». Именно отсюда и в наше время ежесекундно, ежечасно, не прекращаясь ни днём, ни ночью по всему миру ведется незримая борьба с реальным противником — как легальными, так и нелегальными методами и средствами. Первым заместителем начальника всего этого сложнейшего механизма, а фактически его оперативным директором, начиная с 1966 года — еще до постройки «Ясенево» был генерал-лейтенант Борис Семёнович Иванов. И сегодня личность этого человека, его жизненный путь и профессиональная деятельность скрыты грифами секретности, покрыты туманом тайн и догадок. Невольно окидывая взглядом вторую половину ХХ века, мы видим его на совещаниях с руководителями СССР и на переговорах с президентами иностранных государств, на склонах Анд и в азиатских джунглях, во время дружеских бесед в Гаване и жёстких противостояний в Кабуле, на горячих дебатах в Совете Безопасности ООН и тихих улочках мировых столиц. Знавший его руководитель делегации СССР на Стокгольмской конференции Олег Алексеевич Гриневский писал: «Сам о себе он ничего не рассказывал… Молчал, железный, видно, человек».
Этот «железный человек» во многом повлиял на нашу историю и создавал её, исходя из чекистских традиций и собственных представлений о справедливости и долге. Возможно, будущие поколения будут в чём-то лучше, в чём-то гуманнее. Но они не испытают того груза многолетней борьбы, который постоянно давил на него, когда к руководству советской разведки пришли жёсткие прагматики, прошедшие суровую школу Великой Отечественной войны, чьё профессиональное становление выковывалось в смертельной схватке с лучшими разведывательными службами нацистской Германии.
Мы дружим с внуком Бориса Семёновича — Андреем. От него я узнал, что Борис Семёнович родился 24 июля 1916 года в Петрограде, учился в Ленинградском институте инженеров гражданского воздушного флота (ЛИИГВФ), а в конце 1937 года через райком комсомола был направлен в кадровую комиссию НКВД, где получил предложение связать свою жизнь с госбезопасностью. Окончив Ленинградскую межкраевую школу НКВД, он в 1938 году направляется во вновь созданное Управление НКВД по Вологодской области. 26 ноября 1939 года правительство СССР направило ноту протеста правительству Финляндии и возложило на него ответственность за начало военных действий. Сразу же после этого в Финляндию начали прибывать добровольцы из Швеции, Норвегии, Дании, Венгрии, Эстонии, США и Великобритании, в общей сложности 12 тыс. человек. Началась советско-финляндская война.
Одной из особенностей финской кампании являлось ведение боевых действий по отдельным направлениям и наличие между ними значительных промежутков, достигавших 200 км и более. Важной мерой по прикрытию промежутков между операционными направлениями была активная и непрерывная разведка с целью обнаружения противника, определения его состава, состояния и намерений. Для этого были сформированы сводные отряды НКВД, высылаемые на удаление 35–40 км от частей и подразделений. В задачу этих отрядов, в рядах которых сражался и 23-летний сержант госбезопасности Борис Иванов, входила не только разведка противника, но и разгром его разведывательно-диверсионных групп, уничтожение баз, особенно на направлениях, где войска Красной Армии боевые действия не вели или вели с ограниченными целями.
В первый же день Великой Отечественной войны Вологодская область была объявлена на военном положении. Осенью 1941 года обстановка осложнилась. Часть Вытегорского района (бывший Оштинский район) была оккупирована финскими войсками и возникла угроза прорыва противника в глубь советской территории. Начальник штаба верховного командования сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер записал в своем дневнике: «Задачи на будущий (1942 год)… Овладение Вологдой — Горьким. Срок — к концу мая». По мнению верховного главнокомандующего Финляндии фельдмаршала Густава Маннергейма овладение Мурманском, Кандалакшей, Беломорском и Вологдой «имело решающее значение на всем фронте Северной России».