ции, Яков Фёдорович Семёнов был представлен к званию Героя Советского Союза. Но награжден был орденом Боевого Красного Знамени. Среди его наград и самая престижная медаль времен Великой Отечественной войны — “За отвагу”, а также именное оружие. Яков Фёдорович испытал не только радость ратных побед, но и горечь потери друзей, увидел грязь войны. По возвращении с афганской войны он, мне кажется, во многом стал другим, ещё более основательным, он стал глубоко задумываться и о смысле жизни, и о непреходящем значении и надежности мужской дружбы».
Яков Фёдорович отличался необычайной добротой, простотой, открытостью и порядочностью. Он всегда готов был прийти на помощь. Побывавшие с ним в бою и различных переделках знали, что у этого коренастого, немногословного карела, истинно северного человека — дублёная кожа, что скроен он был из особо крепкого материала, который не брали ни пуля, ни штык. Но против тромба и он не устоял…
Группа «Зенит» прибыла в Кабул в середине декабря. Однако Семёнов был заброшен в Кабул несколько раньше — в начале осени 1979 года. Ему была поставлена задача выяснить соотношение сил между правительством Афганистана и вооруженными оппозиционерами. После полутора месяцев работы он пришел к выводу, что большая часть народа реально боролась против центральной власти, и эта вооружённая борьба приостанавливалась только на время сбора урожая в начале июня и в середине августа.
Как рассказал в своей книге «Жизнь без черновика» сам Яков Фёдорович, с 17 до 22 декабря ежедневно проходили совещания с руководством операцией: «На одном из совещаний я насчитал семь генералов: генерал-полковник С.К. Магомедов, генерал-лейтенант А.А. Власов, генерал-лейтенант В.А. Кирпиченко, генерал-майор милиции А.М. Косоговский. Фамилии остальных генералов запамятовал. Руководил совещанием генерал-лейтенант Б.С. Иванов».
Дворец «Тадж-Бек» располагался на высоком, поросшем густым кустарником, крутом холме, куда вела одна-единственная дорога, охраняемая круглосуточно, и, чтобы попасть к парадному подъезду на машине, надо было проехать круг по серпантину. С торца к зданию вела узкая лестница. С этой же стороны был оборудован ДОТ с крупнокалиберным пулеметом. В самом дворце постоянно находилось около двухсот гвардейцев. В расположенных в шаговой доступности от дворца трех казармах дислоцировались ещё около двух тысяч вооруженных гвардейцев. Стены дворца были способны выдержать удары авиации.
19 декабря в Кабул прилетел генерал-майор Юрий Иванович Дроздов, только что назначенный начальником Управления «С» ПГУ КГБ СССР. «Отношение Юрия Ивановича ко мне в целом я считаю добрым, — пишет Яков Фёдорович. — Вспоминается случай, когда мы оба уже были уволены со службы. Я пришел к Юрию Ивановичу, и он подарил мне свою книгу “Нужная работа” и подписал: “Уважаемому Якову Фёдоровичу Семёнову — одному из самых первых афганцев-каскадёров, которому автор обязан многим, с признательностью и большой благодарностью”. Тёплые слова, но меня поразило другое, а именно то, что он спросил меня, не нуждаюсь ли я в деньгах. Я поблагодарил и отказался, хотя именно в тот момент испытывал определенные материальные трудности».
20 декабря из Баграма в Кабул был переброшен «мусульманский батальон» ГРУ, которым командовал капитан Хабиб Таджибаевич Халбаев. Батальон вошёл в бригаду по охране дворца, что существенно облегчило подготовку к запланированному штурму. 23 декабря в Кабул прибыла группа «Гром» (из состава группы «Альфа»), которой командовал майор Михаил Михайлович Романов. Согласно плану, «Гром» выдвигался и уходил влево на серпантин, «Зенит» шёл следом и атаковал дворец с торца. Затем группы соединялись у фасада и начинали зачистку помещения с целью найти Амина. «Мусульманский батальон» ГРУ участия в зачистке дворца не принимал.
Как пишет Яков Фёдорович, «день 27 декабря 1979 года начался буднично, но в 15.00 Ю.И. Дроздов вызвал меня и Михаила Романова и устно поставил задачу на штурм дворца. Слова генерала были простые, не было киношных “слушай команду” и тому подобное. Приказ выглядел как просьба: “Ребята, не подведите!” Он знал, что посылает нас на верную смерть, кто-то уже не вернётся с задания. Никаких карт, планов, бумаг — только слова, слова. Мы доложили план действий, который Дроздов одобрил. Он сказал, что в экипаж 4-го БТРа “Зенита” был включен Григорий Иванович Бояринов. Я сразу же спросил у Юрия Ивановича: “Что, Григорий Иванович — мой начальник? Как поступать, если он начнет вмешиваться в наш план действий?”
— Действуй по своему плану и не реагируй ни на чьи указания.
Средства связи в группе отсутствовали, а для связи с руководителем операции Борисом Семёновичем Ивановым только у меня была рация “уоки-токи” (которая в то время была дефицитом).
Итак, готовность номер один. Выпили по граммульке положенные фронтовые, с трудом добытые в посольстве. По совету фронтовика Бояринова не закусывали, так как любые ранения на сытый желудок переносятся сложнее. Мы в боевых машинах, в бронежилетах, касках, без документов, в афганской форме и со славянскими лицами готовы идти вперед!..
…Когда по броне застучали пули от ДШК, стало ясно: игры кончились, началась война. В первой машине мы успели проскочить живыми. Второй БТР был подожжен. Погиб Борис Суворов, почти все ребята были ранены. Оказавшись перед дворцом, мы должны были спуститься из машин и постараться проникнуть во дворец через главный вход, а затем рассредоточиться в разные стороны…
Безусловно, мне повезло, настоящий ангел-хранитель оберегал меня! Спускаясь из БТР, я хотел укрыться за дворцовой лестницей. Я видел этот направленный на меня и стрелявший по мне пулемет. Знаете, видеть пули тяжелого пулемета, направленные в вас с расстояния 100 метров, и увернуться — это редкость…
Наконец “Шилка” подавила афганский пулемет, и мы бросились к входу в здание. Наверху лоб в лоб сталкиваюсь с Мишей Романовым и Эвальдом Козловым. Без слов, стреляя на ходу, бежим к центральному входу и врываемся на первый этаж. К этому моменту наши ряды уже значительно поредели. Увидел среди офицеров Бояринова (он погибнет через несколько минут), успел ему улыбнуться и, действуя как некий заведенный механизм, бросаюсь наверх, на второй этаж. Потом выяснилось, что к тому моменту Миша Романов уже был контужен и не двигался».
За Семёновым на второй этаж устремляются потерявшие своего командира «громовцы» — Эвальд Козлов, Сергей Голов, Виктор Карпухин, Саша Плюснин и Виктор Анисимов — всего 6 человек из 52, начавших штурм. Они рассчитывали, что Яков знает, где находится Амин — и не обманулись… Бросок гранаты прямо по коридору, автоматная очередь, перебежка, и снова: граната, очередь, перебежка…
«Из одной комнаты неожиданно раздался женский крик: “Амин! Амин!” (как оказалось, жена Амина с детьми)… Все стало ясно. Я доложил по рации: “Главный — конец…” С начала штурма прошло 43 минуты…
Примерно через час после моего доклада Б.С. Иванову во дворец прибыл Ю.И. Дроздов, и уже с этого момента все дальнейшие действия во дворце проходили под его непосредственным руководством».
В предисловии к новому изданию цитировавшихся выше воспоминаний Якова Фёдоровича Семёнова «Жизнь без черновика», вышедшему уже после смерти Якова Семёновича, в год его 80-летия, Александр Андреевич Проханов пишет: «Яша, мой бесценный друг, блистательный и безупречный воин, офицер спецназа — того, что в 1979 году штурмовал в окрестностях Кабула дворец Амина… Это он бежал по парадным лестницам вверх, среди взрывов, осколков, кровавых брызг. Это он добрался до верхнего этажа, где стоял резной золоченый бар, у которого завершился штурм. И он, Яков Семенов, задыхаясь от пороховой гари, передал по рации знаменитое: «Главному — конец»… Дорогой Яков Фёдорович, милый Яша, не забуду, как мы сидели в Кабуле и смотрели, как опускается солнце на глиняный город, и он казался малиново-красным. Как мы сидели с тобой в Карелии у реки — стремительной, холодной, чистейшей… Тебя уже нет среди нас. Но я знаю, что все мы, так любящие нашу Родину, мы снова сойдемся вместе у той самой — чистой студеной реки, которая берет свое начало здесь, на земле, и уходит в сияющую небесную беспредельность. Целую тебя, до встречи».
19 декабря 2017 года, в канун 100-летия органов государственной безопасности, в Балашихе, в новом микрорайоне Новоград Павлино, в торжественной обстановке была открыта памятная доска на улице, названной в честь Григория Ивановича Бояринова. Теперь каждый из 36 домов, которые будут построены в Новограде Павлино, будет носить имя чекиста Бояринова. В своем выступлении его сын Андрей Бояринов подчеркнул, что «отец был счастливым человеком и прожил жизнь, найдя себя, найдя свое место. Его жизнь очень точно отвечает словам присяги советского офицера, которую Григорий Иванович принимал в 1939 году. Там были такие слова: “Если будет приказ, то он клянется служить мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и даже самой жизни”. Это лейтмотив, с которым он жил, пройдя всю войну, и с ним он пошел в последний бой, в возрасте 57 лет участвуя в штурме дворца Амина. В связи с этим на ум приходит слово “ключ”. Не только русское слово “ключ”, которым открывают двери в этом микрорайоне, но и “ключ” как источник чистой воды. Я считаю, что сегодняшнее событие имеет отношение ко второму смыслу слова “ключ”. Открывается новый “ключ”, который начнет приносить чистую воду, и дети, которые несут эту чистую воду, будут собираться в реку, которая будет становиться все больше и шире — это река русского советского патриотизма, без которого нам жить нельзя. Пусть этот “ключ” бьет и приносит чистую воду в наше светлое завтра».
Каждый год, 27 декабря, на Кузьминском кладбище Москвы, на могиле Григория Ивановича Бояринова собираются ветераны «штурма Южного» (по аналогии со штурмом Зимнего в октябре 1917 года) — участники операции «Шторм-333», их родственники и близкие друзья. Ветеран мусульманского батальона ГРУ Рустам Турсункулов был последним, кто видел живого Григория Ивановича Бояринова, оказавшись рядом с ним, когда Бояринов выбежал из дворца за подмогой в критический момент штурма — прямо под кинжальным огнем. Две недели назад, 27 декабря 2018 года, Рустам также был на встрече и сказал: «Я участвовал во многих боевых операциях, и могу сказать, что такое мог совершить только человек, который прошел войну по-настоящему и понимал, что выполнение поставленной задачи превыше всего. Наша задача была никого не впускать и не выпускать из дворца. А Бояринов вышел — хотя знал, что наверняка погибнет. Шансов у него не было никаких. Вы только вдумайтесь в это! Он выбежал и призвал на помощь. Я видимо последний человек, который слышал его живой голос. Не буду скрывать, что было сложно принимать какое-то решение. Ведь у нас был строжайший приказ: не входить. В советском ГРУ нарушение приказа не допускалось, было невозможным. Но мы услышали не просто крик о помощи — это был крик души. И я приказал находящимся рядом пятерым бойцам: бегом вверх по лестнице, кто добежит — переходит в подчинение чекистов. Помните про пароли свой-чужой — “Яша — Миша” (по именам командиров Якова Семёнова и Михаила Романова) и белые повязки на рукаве (зенитовцы и громовцы были в афганской форме). И сам побежал не оглядываясь