— Заканчивая школу я как-то завел с ним разговор о будущей работе и прямо сказал, что хотел бы пойти по его стопам. Он посадил меня перед собой и завел разговор, фрагмент которого я изложил в книге практически дословно. Только он называл меня на ты, а не на вы. Просто в книге я вложил их в уста Сергея Михайловича, о котором отец упоминал, не называя фамилии. Эти слова отец сказал мне. Видимо, так же честно он обращался и к своим помощникам. Недавно на меня вышел венгр, сын супружеской четы, которая в свое время в Турции помогла отцу раскрыть сепаратные переговоры Венгрии о выходе из войны. Когда его мать умирала, она оставила сыну записку со словами: «Миша Бакланов». И добавила — это единственный человек, которому можно доверять. И лишь гораздо позднее он натолкнулся в интернете на фрагмент моей книжки и понял, что Бакланов — это Михаил Матвеевич Батурин, советский разведчик.
— А насколько серьезными были эти переговоры венгров с англичанами?
— Очень серьезными. Не менее серьезными, чем те, которые вел в Швейцарии Даллес. К тому же турецкая дипломатия отличалась высочайшим уровнем. У меня осталась масса материала после публикации первой книги, и я сейчас заканчиваю вторую под названием «Анкара-1942».
— Ну и в заключение интересно было бы услышать о причинах, побудивших Михаила Матвеевича уйти из разведки, можно сказать, в расцвете карьеры. Что он сам об этом говорил? Здесь мы очевидно вновь возвращаемся к теме Берии — ведь Ваш отец был из его команды, как и Эйтингон, Судоплатов, Мордвинов, Воскресенская, Зарубины, Серебрянский, Фитин и остальные, репрессированные или уволенные.
— Я хочу отметить, что при Берии отец в Москве работал недолго. Накануне войны он быстро уехал за кордон. Вернулся только в 1947 году и через некоторое время его перевели в нелегальную разведку. Именно он готовил супругов Филоненко. И, как я понимаю, сам он тоже хотел уехать нелегалом. Об этом мне уже рассказывала мама, что он и ее хотел сделать нелегалом, чтобы поехать вместе. И если бы отцу не сказали, что на него готовят материал, то, возможно, они бы куда-то уехали, и моя судьба была бы тоже другой. Дело в том, что когда он несколько лет поработал здесь, в стране, то понял, что ему совсем не нравится то, что происходит. И еще меньше ему нравится, что его когда-нибудь посчитают причастным к этому. Ведь политическая борьба обострялась, вперед вырывался украинский клан Хрущёва. Вначале отец хотел уехать, чтобы все это переждать за кордоном, занимаясь оперативной работой. Когда это не получилось, он имитировал травму ноги и какое-то время ходил с палочкой. Я сам читал в его личном деле рапорт, в котором он просился в отставку по состоянию здоровья. А врач заключает, что отец совершенно здоров и просто не хочет выполнять работу — это я тоже прочитал в деле. Это интерпретировали так — и это тоже есть в документах — что он не хочет делиться с молодыми сотрудниками своим богатейшим опытом. А у меня было ощущение, что он просто не хотел ввязывать молодых сотрудников в дела, которые им бы потом повредили. Друг отца, контр-адмирал Родионов, работавший с ним в Турции по линии ГРУ, сказал ему: «Уезжал бы ты, Миша, в командировку. Для нынешних мы — динозавры и здесь уже никому не нужны…»
Но проходят годы, и такие вот «динозавры» становятся легендой, наполняя сердца новых поколений жаждой неизведанного и романтикой борьбы. Ведь «бойцов не редеет строй — должен и сын героем стать, если отец герой». Призванием Юрия Михайловича Батурина стал космос. Я не знаю, увез ли он с собой на космодром ордена отца, как об этом пела Майя Кристалинская, но семейные традиции он не только продолжил, но и приумножил. И возможно, именно из космоса ему по-новому открылся путь семьи Батуриных, начавшийся в далекие двадцатые годы там, где «качаясь, бегут валы от Баку до Махачкалы».
Адъютант дьявола
Пей, товарищ Орлов,
Председатель Чека.
Пусть нахмурилось небо
Тревогу тая, —
Эти звезды разбиты
Ударом штыка,
Эта ночь беспощадна,
Как подпись твоя.
Пей, товарищ Орлов!
Пей за новый поход!
Скоро выпрыгнут кони
Отчаянных дней.
Приговор прозвучал,
Мандолина поет,
И труба, как палач,
Наклонилась над ней.
Размышляя об избитом понятии «национальная идея», нашедшем свое воплощение в девизе «За Веру, Царя и Отечество», я вдруг остро ощутил, что в советское время чаще говорили не об «Отечестве», а о «Родине». Лозунг «За Родину! За Сталина!» звучал на фронтах Великой Отечественной войны, с ним шли в бой — и не случайно с вершины Мамаева кургана своих сынов призывает Родина-мать. Дело в том, что слово «Родина», имеющее тот же корень, что и «народ», есть только в русском языке. «Отечество» же как земля отцов присутствует и в других языках: например, в немецком это «фатерлянд» (от нем. Vater — отец), в украинском «батьківщина» (от укр. батько). Но вот «Родина» как общность породнившихся людей есть только в русском — даже английское «motherland» не несет этого глубокого смысла. Но новой российской, как и прежней, царской, власти вовсе не нужно, чтобы народ поднимался на свою защиту. Поэтому в лексиконе «россиян» на смену Дню Красной Армии и Флота (в 1946–1993 годах День Советской армии и Военно-морского флота) пришел День защитника Отечества. Отсюда появилось представление о патриотизме как о чувстве любви к своему Отечеству и его элите, что таким образом ставит знак равенства между патриотизмом и национализмом.
На самом деле патриотизм воплощается в преданности и верности советской Родине, с которой человека могут связывать не только кровные, но и духовные узы — с которой можно «породниться». Поэтому в сознании советского народа патриотизм означал преданность всему содружеству социалистических стран и органически включал в себя солидарность с трудящимися всего мира. Высшим проявлением патриотизма является готовность пожертвовать собой ради общего дела по защите завоеваний трудящегося народа там, где им угрожает опасность. Классическим примером является гражданская война в Испании, выполнение интернационального долга в Афганистане, а в наше время — на Донбассе, в Сирии или Сербии. Величайшие разведчики, такие как Рихард Зорге и Ким Филби, отрекались от своего реакционного отечества, чтобы обрести подлинную Родину. Поэтому они не предатели, а патриоты, которые, говоря образно, «родились заново», породнились со страной, выражающей интересы угнетенного человечества и на деле реализующей принципы социальной справедливости.
И напротив, национализм, пусть даже под лозунгом спасения «поруганного» отечества, является изменой Родине в форме захвата власти этнически окрашенными политическими группировками, спекулирующими на национальных чувствах определенной части населения, которому внушается чувство исключительности, превосходства, обещается быстрое материальное обогащение за счет других «неполноценных» народов. В результате националисты, какой бы псевдонаучной фразеологией они ни прикрывались, неизбежно оказываются в стане врага — международного фашизма и империализма, финансируемого крупным международным капиталом, который с помощью фашистских режимов стремится не допустить социалистических преобразований в мире.
В День 100-летия Красной Армии, шагая вместе с Владимиром Михайловичем Дзержинским в первой шеренге праздничной колонны, мы обратились с вопросом о долге офицера в переломный для Родины момент к председателю Общероссийского политического движения в поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки, бывшему командующему 58-й армией генерал-лейтенанту Виктору Ивановичу Соболеву. Он пояснил, что, не дожидаясь окончания Первой мировой войны, войска 14 государств — как наших союзников по Антанте, так и противников — вторглись в пределы России и начали интервенцию с целью оккупировать и расчленить нашу страну, захватить ее природные ресурсы. И самое удивительное, что этих оккупантов поддержало Белое движение, которое кичливо прикрывалось лозунгом «За веру, царя и отечество». Но Черчилль поставил все на свои места: «Не надо думать, что мы сражались в России на стороне русских, которые противостояли красным. Наоборот, это они сражались за наши интересы». Это чтобы не было вопросов, кто же виновник Гражданской войны. Виновники — Антанта и белогвардейцы. А большая часть офицерского корпуса перешла на сторону советской власти. Фронтами командовали опытные военачальники — генералы и офицеры старой русской армии. Из двадцати командующих фронтами Рабоче-крестьянской Красной Армии семнадцать были генералами и офицерами царской армии. Сыграл ли какую-то роль в создании Красной Армии Троцкий? «Это притянуто за уши, а по большому счету ложь», — считает генерал-лейтенант Соболев. 2 сентября 1918 года Троцкий возглавил Реввоенсовет, созданный после того, как 30 августа на заводе Михельсона был ранен Ленин. Троцкий был назначен его председателем. Ленин, поправившись, не стал упразднять Реввоенсовет, а включил туда своих соратников — в том числе Иосифа Виссарионовича Сталина. Но чуть позже, 30 ноября 1918 года, был создан Совет рабочей и крестьянской обороны, высший военно-политический орган страны, который возглавил Ленин. И был учрежден пост главнокомандующего всеми вооруженными силами Советской республики. Почти всю Гражданскую войну главнокомандующим был Сергей Сергеевич Каменев.
Если говорить о русском офицере, то можно вспомнить, что вот уже несколько десятилетий многие люди при встрече называют известного актёра Юрия Мефодьевича Соломина… Павлом Андреевичем Кольцовым. Никому, кроме него, не удалось так ярко сыграть русского офицера. На экране он само воплощение отваги, выправки и чести. Но до сих пор мало кто знает, что скрывающийся за фигурой адъютанта Его Превосходительства штабс-капитана Кольцова красный разведчик-чекист не выдумка, а подлинный факт. Более того, в 1969 году выход в прокат 5-серийного художественного телефильма «Адъютант Его Превосходительства» о работе разведчика-нелегала решался на Коллегии КГБ СССР! Дело в том, что еще был жив прототип главного героя — подлинный «адъютант Его Превосходительства» Павел Васильевич Макаров.