тся считать потерянным».
Практически одновременно сжималось и широкое кольцо окружения вокруг Киева. Утром 11 сентября 1-я танковая группа генерал-полковника Эвальда фон Клейста повела наступление с Кременчугского плацдарма на север. За первые 12 часов танки Клейста прошли 70 км и в районе Ромны, в 200 км восточнее Киева, соединились с частями 2-й танковой группы генерал-полковника Хайнца Гудериана, переброшенными сюда из-под Смоленска, где они оказались еще в июле в результате провала Западного фронта РККА. Таким образом, Клейст и Гудериан осуществили самое крупное окружение за всю историю войн: в «Киевском котле» оказался весь Юго-Западный фронт РККА. В плен попало более 600 тыс. бойцов и командиров Красной Армии.
На правом берегу Днепра оставались только части 37-й армии (командующий генерал-майор Андрей Андреевич Власов), оборонявшие Киевский укрепрайон, и 4-я дивизия войск НКВД СССР по охране железнодорожных сооружений, которая 19 сентября последней покинула Киев, осуществив подрыв всех мостов через Днепр. 23 сентября 56-й полк дивизии обеспечил выход из окружения частей 37-й армии, захватив населённый пункт Барышевка и удерживая переправу через реку Трубеж до тех пор, пока по ней не переправились части 37-й армии. В ходе боя почти все чекисты погибли.
Немцы вошли в Киев 19 сентября и стали занимать опустевшие здания на Крещатике. В основном там были учреждения и магазины. Комендатура облюбовала себе дом на углу Крещатика и улицы Прорезной, где на первом этаже был известный магазин «Детский мир». Немецкий штаб занял огромную гостиницу «Континенталь». Дом врача превратился в Дом немецких офицеров. Все было продуманно, четко организовано.
На следующий день был объявлен первый приказ немецкого военного коменданта: «Всем гражданам города Киева и его окрестностей немедленно сдать в комендатуру огнестрельное оружие, приемники и противогазы. За невыполнение — расстрел!»
Виктор Александрович Дроздов, который в начале войны в ведомстве Судоплатова руководил 3-м отделом (диверсионная деятельность на оккупированной территории Украины и украинские коллаборационистские формирования), уже в 1963 году, будучи генерал-майором в отставке, в своей повести «Два года над пропастью» рассказал: «24 сентября, когда склад уже был заполнен, в очередь встал плечистый коренастый мужчина лет сорока в простой рабочей одежде. Одним из последних вошел он в глубь магазина “Детский мир”, где было устроено хранилище. Он аккуратно поставил свой приёмник подальше от входа и ушёл. А когда наступил комендантский час и все жители Киева находились уже дома, в складе радиоприемников раздался взрыв.
И тотчас же второй, еще более мощный удар потряс воздух. Это сдетонировала взрывчатка, хранившаяся в соседнем здании. Здание взлетело на воздух. Под обломками погибли сотни гитлеровских офицеров, работников комендатуры и гестапо. Сам комендант города Киева, подписавший приказ о сдаче радиоприёмников, вылетел в окно. Чудом он остался жив: протез, который был у него вместо одной руки, самортизировал его падение.
Первый подарок Максима и его товарищей фашистским захватчикам был преподнесен».
Никому бы и в голову не пришло, что за внешне добродушным, всегда улыбающимся лицом сына репрессированного священника, великолепно говорившего по-украински, скрывается хладнокровный отважный разведчик, руководитель нелегальной резидентуры НКВД, лейтенант госбезопасности Иван Кудря (оперативный псевдоним «Максим»). Именно группа Максима и провела в Киеве тщательно спланированную акцию, о чем в Москву ушла соответствующая радиограмма.
Анатолий Кузнецов, автор документального романа «Бабий Яр», в 1966 году писал, что третий взрыв поднял на воздух дом напротив — с кафе-кондитерской, забитой горами противогазов, и расположенными там немецкими учреждениями. Вслед за этим взорвался кинотеатр «Старт» — как раз в тот момент, когда в нем культурно отдыхали немецкие солдаты…
Взрывы раздавались с пугающей периодичностью в самых разных частях Крещатика, и в этой системе ничего нельзя было понять. В горы битого кирпича, обожжённые скелеты зданий превратились и прилегающие улицы: Николаевская (ныне Городецкого), Меринговская (Заньковецкой), Ольгинская, часть Институтской, Лютеранской, Прорезной, Пушкинской, Фундуклеевской (Богдана Хмельницкого), бульвара Шевченко, Большой Васильковской, Думская площадь (Майдан Незалежности) — всего 940 крупных жилых и административных зданий.
Взлетел на воздух цирк, и его искореженный купол взрывной волной перекинуло через улицу. Стояла сухая погода и поэтому начался пожар, который можно сравнить лишь с пожаром Москвы 1812 года. Сгорело пять лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, Театр Киевского Особого военного округа, Радиокомитет, Консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, два самых больших универмага, пять лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, пять самых крупных гостиниц, занятых немецкими штабами («Континенталь», «Савой», «Гранд-Отель» и другие), Центральная городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора, Дом ученых, два пассажа, типография, 8-я обувная фабрика, средняя школа, более 100 лучших магазинов…
На верхних этажах и чердаках зданий было заготовлено много ящиков с бутылками с горючей смесью — город готовился к обороне. Время от времени эти ящики ухали с тяжелым характерным звуком, обливая здания потоками огня.
Немцы метались, как в мышеловке. Они оцепили весь центр города и откуда-то самолетом срочно доставили длинные шланги, протянули их от самого Днепра через Пионерский парк и стали качать воду мощными насосами. Но вода до Крещатика не дошла: среди зарослей парка шланги кто-то перерезал…
Над центром города образовался огромный огненный смерч. Немцы не могли даже достать трупы своих погибших, они сгорали дотла. Время от времени в каком-нибудь доме с глухим грохотом рушились перекрытия или падала стена, и тогда в небо взлетало особенно много углей и факелов. По ночам город был залит красным светом, и это зарево можно было видеть за сотни километров.
Последствия были ужасающими: исторического центра Киева больше не существовало. Остались только сплошные завалы, на расчистку которых ушло ещё не меньше месяца. В начале октября Гитлер заявил, что «ни один немецкий солдат не должен вступать в Москву и Ленинград… Ленинград может быть заминирован, поэтому вводить туда войска нельзя… Население нужно принудить к бегству из города при помощи артиллерийского обстрела и воздушной бомбардировки».
Таким образом, во многом благодаря действиям группы «Максима» Гитлер отказался от идеи взятия Ленинграда, решив лишь блокировать его. Но это означало срыв намерений противника повернуть основные силы группы армий «Север» для наступления на Москву — а это около 30 % всех войск, выделенных верховным командованием сухопутных сил вермахта для проведения операции «Барбаросса». Так что вклад в победу под Москвой по линии разведки внесли не только Зорге и Чуйков, но и Судоплатов, Дроздов, Кудря и их боевые товарищи.
Еще до того, как советские войска оставили Киев, в доме № 16 по Институтской улице у Марии Ильиничны Груздовой, жены расстрелянного в 1937 году преподавателя Киевского университета Н.С. Яруты, поселился Иван Данилович Кондратюк. Соседям о своем жильце она рассказала, что он преподаватель украинского языка и литературы из Харьковской области, с которым она познакомилась на курорте в Сочи и теперь после двухлетней переписки решила, наконец, соединить свою жизнь. Отец его, священник, в свое время был также репрессирован. Впоследствии в своем отчете наркому госбезопасности Всеволоду Николаевичу Меркулову Мария Груздова писала: «На меня возлагалась задача — быть женой т. Кудри и любым путем проникнуть в общество, использовав своих знакомых, и втянуть в эту среду т. Кудрю для того, чтобы замаскировать его, а также вести изучение людей, которые остались в Киеве при вступлении немцев».
В результате знакомства с неким Лютинским, занимавшим при немцах должность начальника жилуправления Центрального района, Мария стала домоуправительницей на улице Кузнечной 4/6, где обосновался вербовочный пункт абвера, которым руководил майор Майер (Антон Иванович Мильчевский). Его люди вербовали агентов из числа полицаев, оуновцев, дезертиров и военнопленных. Подписавшие контракт получали по сто марок, колбасу, муку, крупу и сахар, после чего направлялись в полтавскую разведшколу (абверкоманда-102) для проверки и последующей заброски в советский тыл.
Окна домоуправления выходили как раз на окна конспиративной квартиры Майера. На правах мужа Иван Кудря часто заходил в здание на Кузнечной и вскоре стал располагать данными о многих его посетителях, которых он записывал в тетрадку. Сейчас эта тетрадка в голубой обложке, найденная в одном из помещений киевского гестапо после освобождения Киева 6 ноября 1943 года, хранится в личном деле Ивана Кудри. Твёрдым и аккуратным почерком на её третьей странице написано: «Завербованы и переброшены в СССР немцами» — и далее 87 фамилий и адресов предателей и шпионов. Летом 1942 года, когда Иван Кудря был схвачен, Мария Груздова передала тетрадь его заместителю Дмитрию Соболеву («Сухорукову»), который дополнил текст кратким изложением обстоятельств гибели резидента и назвал имя предательницы. Дмитрий Соболев был схвачен за два дня до освобождения Киева. Так тетрадь оказалась в гестапо, а затем — в Москве. Практически никому из фигурантов «списка Кудри» не удалось избежать справедливого возмездия.
3 ноября 1941 года Максим неожиданно столкнулся на улице со знакомым командиром из 4-й дивизии войск НКВД СССР Елизаровым — тот не успел покинуть Киев в сентябре. Как оказалось, переодеться в гражданское и укрыться ему помогла Евгения Адольфовна Бремер, белокурая красавица, этническая немка, мужем которой был заместитель начальника одного из управлений НКВД Осинин-Винницкий. Немцы знали, что он репрессирован, и считали Евгению Бремер своей — «фольксдойче». Её соседкой по дому № 32 на улице Чкалова (теперь Олеся Гончара) и лучшей подругой была Раиса Окипная (Капшученко