Я обернулся и невольно оробел от ее красоты. Вчера я видел ее убитой горем, но сегодня она, похоже, была преисполнена надежды разоблачить убийцу сестры. И, подобно мне, приоделась по такому случаю, как на праздник.
Черное платье с открытым воротом и темным кружевом было мало похоже на траурное, оно изумительно подчеркивало ее тонкую талию. В ушах сверкали серьги с бриллиантами. Кто бы сегодня ни явился к ней в дом, Нэнси Дигсби готовилась встретить его во всеоружии. Я бросил короткий взгляд на Молли и успел поймать на ее лице неприязнь. Похоже, даже ей была не чужда зависть к тем, кто богаче и красивее.
Мы еще накануне обсудили, как следует действовать: Нэнси будет ждать визитеров, а поскольку вряд ли придет кто-то, кроме убийцы, мы втроем заранее услышим, как он приближается, и будем готовы. В качестве оружия у нас имелись увесистые кулаки Лиама, тяжелое пресс-папье, которое Молли взяла с камина, да мое умение заговаривать зубы.
И тут в наши планы внезапно вмешался барон.
– Дорогой граф, вы здесь! Как я рад вас видеть!
Он зашел в комнату помятый, осунувшийся, во вчерашней одежде, будто вовсе не спал. Глаза красные, спина сгорблена. Вчера я решил, что гибель дочери его мало тронула, – но, видимо, барон просто старался держать лицо при любых испытаниях, прямо как мой отец. Его дрожащие руки, седая щетина на щеках и печальный, измученный взгляд ясно говорили, что хоть кому-то на этом свете не хватает Элизабет Дигсби. Я пообещал себе, что не дам ему потерять и вторую дочь.
– Папа, тебе нужно отдыхать, – всполошилась Нэнси, бросаясь отцу навстречу. – Я же говорила, сегодня я справлюсь сама, а ты можешь побыть у себя!
– Нет, все хорошо, – забормотал барон, шаркая в сторону камина. – Я услышал голос голубчика графа и рад буду с ним поболтать. Лиам, подай чаю.
Я вздохнул. Бедняга не желал расставаться с мечтой выдать дочь за британского аристократа. В свете истории виконта, которую я услышал вчера, его мечта стала казаться мне не такой уж привлекательной. Нэнси и Лиам влюбленно посматривали друг на друга, и меня это до сих пор шокировало, но я верил в искренность их чувств.
В этой гостиной за Нэнси присмотрят столько пар глаз, что у убийцы не будет ни единого шанса. Главное – чтобы он хоть чем-то выдал себя, и тогда мы поймем, кто он такой.
Граф опустился в то же кресло, где сидел вчера. На Молли, по-прежнему гревшую руки у камина, даже внимания не обратил: все еще думал, что она моя служанка, а слово «слуга» превращает человека в невидимку не хуже, чем волшебный плащ.
– Прошу к чайному столу, граф, – рассеянно пригласил барон.
Он указал мне на громоздкий старинный стол в стороне от камина. Вокруг него стояли диван и четыре стула с изогнутыми спинками – этот гарнитур был рассчитан на куда большее число гостей, чем бывало в этом доме. Я выбрал стул, с которого лучше всего видно дверь. Нэнси, наоборот, села туда, где не будет привлекать внимания: на диван в углу, отгороженный от остальной комнаты камином. Весьма умно: тот, кто придет сюда ради нее, невольно станет искать ее взглядом и пытаться подойти ближе. А нам легче будет ее защитить.
Лиам внес поднос с чаем и расставил чашки. Я позволил ему налить и мне, но пить, конечно, не стал. К сожалению, от внимания барона это не укрылось.
– Если этот сорт чая вам не по вкусу, у нас есть и другие. Лиам, сходи-ка за…
– Нет-нет, благодарю, – торопливо перебил я. – Я немного приболел, и даже чаю не хочется.
Барон присмотрелся и, кажется, впервые заметил мою клонящуюся вниз и вправо голову. Похоже, мистер Бойл славно надо мной потрудился.
– О, бедный юноша, – прошептал он с неожиданным сочувствием. – Как это больно, когда молодые и сильные вдруг… вдруг…
Он прижал дрожащую руку к глазам, и я немедленно встал и подошел к нему.
– Мне очень жаль вашу дочь, – тихо сказал я, опустившись в ближайшее к нему кресло. – Уверен, Элизабет была замечательной.
– Вы даже не представляете… Она была солнцем, лучи которого согревали нашу семью! Что будет со мной без нее?
Барон обхватил себя за локти, и я подался ближе, пытаясь утешить его хотя бы взглядом. Вчера он показался мне самодовольным тираном, который думает лишь о титулах, – но, как и в случае с моим отцом, внешность оказалась обманчива. Отец выдворил нас с Беном из дома совсем маленькими, чтобы защитить от влияния танамора, а барон, наверное, и правда верил, что брак с богачом сделает дочерей счастливыми. Если бы только наши матери были с нами, они бы… А кстати, о матерях.
– Ваша супруга, должно быть, скончалась… – неуклюже начал я.
Краем глаза покосился на остальных. Лиам стоял у стены, прямой, как палка, и всем своим видом показывал, что он всего лишь слуга и даже не смотрит на хозяйку. Нэнси рассеянно звенела ложкой в чашке с чаем, но не сделала ни глотка. Молли замерла около шкафчика со стеклянными дверцами, где были расставлены изящные безделушки. Я решил было, что она их разглядывает, потом сообразил: изучает свое отражение, поворачиваясь так и эдак в новом платье, чтобы поймать лучи солнца. Меня это растрогало.
– Моя супруга? – переспросил барон, словно с трудом вспомнив, о ком речь. – А! Нет, она, к сожалению… Увы… Покинула нас.
Говоря это, он кивком указал на небольшой семейный портрет на стене: мужчина, в котором с трудом можно было опознать барона (моложе, бодрее, ни одного седого волоса), женщина (прелестная блондинка) и две девочки (одинаковые, но все же разные: одна смотрела на художника застенчиво, вторая – угрюмо и прямо).
Ну «покинула» ведь и значит «скончалась», верно? Бессмысленный ответ, но я решил, что это вполне объяснимо, учитывая скорбь барона. Лучше не напоминать ему о других смертях в его семье. Я как раз собирался заговорить о чем-нибудь легком, вроде погоды или цвета обоев, когда вдалеке зазвенел колокольчик.
Мы все навострили уши. Часы на каминной полке показывали без двадцати десять. Неужели убийца в таком нетерпении, что явился раньше срока?
Лиам поспешил к двери. Вчера он сказал нам, что договорится с дворецким: кто бы ни явился, Лиам откроет сам. Похоже, он воображал, что убийца начнет потрясать ножом еще перед воротами, и ему немедленно представится случай героически спасти любимую. Я взглянул на него с завистью. Лиам – сильный малый, а Нэнси – хрупкая фарфоровая принцесса, так что шансы на ее героическое спасение у него есть. То ли дело мы с Молли, она – как пышущая здоровьем деревенская лошадка, и я, неспособный даже собственную голову прямо держать.
– Кто мог прийти? Мы никого не ждем, – пролепетал барон. – Похороны моей бедной девочки только завтра, и поверенный прислал записку, что отвезет нас туда. Неужто он решил зайти лично?
Бедняга барон, как же его не любят в этом городе! С ним что, и собственный поверенный общается письменно, чтобы пореже ходить в дом предателя? Погруженный в эти размышления, я не сразу сообразил, что шаги, которые приближались к гостиной вместе с размеренным тяжелым шагом Лиама, вряд ли принадлежат убийце. И правда: в гостиную зашла старушка, которую невозможно было заподозрить в том, что она улепетывала от меня на празднике, а потом ударила ножом в спину. Старушка восхищенно оглядела гостиную, заметила барона и отвесила ему низкий поклон.
– Барон Дигсби? Ой, вы тоже прямо тут! Очень, очень жалко было услышать про вашу дочурку, – начала она с сильным ирландским акцентом. – Я и сама сына потеряла когда-то. Теперь вот поддерживаю других бедных женщин, которые потеряли детей. Подайте немного нашему обществу несчастных матерей!
Я удивленно поднял брови. Как она стремительно перешла к делу! Мне не пришло в голову, что после нашей с Робином заметки сюда могут явиться охотники за легкой наживой. Откуда вообще эта женщина узнала о приемных часах, не может быть, чтобы она читать умела!
– Благодарим, что поддержали нас в нашем горе, – твердо сказал я и поднялся ей навстречу. – Лиам вас проводит.
Старушка глянула на меня с подозрением: красивый наряд и умело подкрашенное лицо не скрыли от нее то, как я покорежен, – нога волочится, рука не работает, про голову лучше и не упоминать.
– Нет, мой друг, ну что вы. – Барон коснулся моей левой руки, висящей вдоль тела. – Пусть бедная женщина подойдет.
Я замер от ужаса: вот сейчас он поймет, что я мертвец, на мне ведь нет перчаток! Но барону, видимо, холод моей руки показался знаком волнения. Старушка зашаркала к его креслу, и барон, не обнаружив ничего в своих карманах, подошел к каминной полке, открыл деревянную шкатулку и протянул ей полфунта. Чрезмерно щедрое пожертвование!
Старушка благодарно забормотала и удалилась в сопровождении Лиама, продолжая кланяться.
– Ей было очень жаль услышать про мою дочурку, – зачарованно выдохнул барон и вернулся в свое кресло.
А колокольчик у ворот тем временем опять зазвонил. В ближайший час явилось не менее десятка предприимчивых визитеров, которые бурно сочувствовали горю барона и под самыми разными предлогами просили денег. Я всех подозрительно оглядывал, убеждался, что никто не делает попыток подойти к чайному столу, за которым по-прежнему сидела Нэнси, и продолжал наблюдение. Вначале я чувствовал себя виноватым в том, что из-за статьи все подряд тянут из барона деньги, но тот, похоже, был глубоко тронут их фальшивым сочувствием и не замечал подвоха. Наоборот, ободрился, расправил плечи и с нетерпением ждал, когда колокольчик зазвонит снова.
Ровно в одиннадцать Лиам с недоумением на лице ввел в гостиную Робина. Барон легонько нахмурился, но, похоже, так и не вспомнил, где видел этого человека, и с готовностью поднялся навстречу. Робин удивленно оглядел нас всех и промолчал.
– Вы сочувствуете моему горю? – подсказал барон, не дождавшись.
– Хм, да. Честное слово, да, – кивнул Робин, взглядом спрашивая нас, что происходит и почему тут барон, которого быть не должно.
– А вы кого поддерживаете? – поинтересовался барон и заранее открыл шкатулку с деньгами.