– Ваша мать бросила вас, – повторил я. – Какое злодейство! Такая же красивая, такая же белокурая, как вы, но с таким же холодным…
Я охнул и уставился на Молли. Та в ответ смотрела на меня как на величайшего мыслителя вселенной. Мне все-таки удалось ее восхитить!
– Она ушла. Вы убивали женщин ударом в спину, потому что их лица не важны. Дело не в них, дело в ней. В ваших воспоминаниях она уходит снова и снова, а вы пытаетесь ее остановить, да все без толку. – Я сдавленно вдохнул и поднял флакон повыше. – Вы налили воду во флакон духов своей матери и подбросили Муру, когда здоровались с ним. Вы хотели его подставить, да только не предусмотрели, что к чайному столу он даже не подойдет. Вы так настойчиво его приглашали, а он обошелся без вашего чаю! Даже сел как можно дальше от вас, но план-то уже было не перестроить.
Я широко улыбнулся. Похоже, с учетом состояния моего лица и зубов это выглядело довольно пугающе. Нэнси, до этого стоявшая как статуя, вздрогнула и завопила во весь голос:
– Лиам! Папа!
Папа мгновенно взлететь по лестнице был уже неспособен, а вот Лиам, похоже, услышал крики даже с улицы. По ступеням простучали шаги, и он ворвался в комнату с перекошенным от ярости лицом. Ох, бедный простак.
– Эти двое, они на меня напали, уведи, уведи их, – прошептала Нэнси, дрожащей рукой указывая на нас с Молли.
По ее щеке скатилась слеза, и я восхищенно присвистнул.
– Слезы вам особенно удаются. И еще, конечно, умирали вы великолепно. – Вспомнив об этом, я сам разозлился. – Смерть священна, но, похоже, не для…
Договорить я не успел, потому что Лиам врезал мне кулаком по лицу с такой силой, что я отлетел и брякнулся на ковер. В шее что-то хрустнуло, но мне уже было все равно. Я умирал, так или иначе, – но пока я хоть как-то дышу, ничто меня не остановит. Лиам, похоже, прочитал это в моих глазах, потому что рванулся ко мне снова, и тут на него бросилась Молли. Они сцепились, а я, не вставая с ковра, громко сказал:
– Лиам, помните, Нэнси сказала нам, что вы были с ней в утро смерти Элизабет, а вы тогда еще так неуверенно кивнули? Потому что вы ее, дайте угадаю, в то утро и не видели. Решили, что она врет, потому что благородно защищает вас от подозрений? Она себя защищала. Видимо, Элизабет наконец догадалась, что происходит. Нэнси какой-то хитростью выманила ее на площадь и убила.
К счастью, мое выступление заставило Лиама выпустить волосы Молли и обернуться ко мне. В глазах у него мелькнула неуверенность и даже что-то похожее на панику.
– Мисс Нэнси – благороднейшая из женщин.
– Ну, это некоторое преувеличение.
Я сел, держа голову одной рукой. Все еще висит очень низко, но не отвалилась, и на том спасибо.
– Не подходи! – процедил Лиам, когда мне все-таки удалось встать. – Я буду защищать ее даже ценой своей жизни!
– Умеете вы, Нэнси, влюблять в себя мужчин.
– Можно подумать, на вас это не действовало, – ядовито пробормотала Молли, бережно поправляя свое желтое платье.
Я сделал вид, что не слышу, потому что она, увы, была права: ум и красота Нэнси ослепили меня, как свет фонаря в лицо, и за этим светом я не замечал фактов.
– Лиам, детектив Мур тоже влюблен в нее, потому и взял вину на себя. Только любовь способна толкать на такие глупости. Нэнси, вы с Муром познакомились, когда слуги позвали его в ваш дом после смерти виконта, так? Не сомневаюсь, он был тронут вашим раскаянием и не ради должности взялся спасти вас от скандала, а ради ваших прекрасных плачущих глаз.
Я шагнул к Нэнси, и верный Лиам тут же заступил мне дорогу. Честное слово, лучше бы он тратил свою верность на кого-то, кто этого больше заслуживает.
– Вы с ним начали тайно видеться, от Мура и узнали о первой женщине, которая избегла правосудия. Амелия Макартур действительно убила своего мужа, а доказать этого он не смог. Так? Что вы почувствовали, когда увидели ее портрет, сделанный полицейским художником? О чем подумали? О том, что она похожа на вашу мать и так же безжалостна? Вы сразу решили убить ее или все получилось случайно?
– Лиам, убери его, – всхлипнула Нэнси. – Я сейчас в обморок упаду!
Я хрипло хохотнул, неожиданно оценив преимущества своего положения. Я больше не боялся смерти, так не испугаюсь и злобной изворотливой притворщицы.
– Лиам, лучше идите-ка обратно вниз. Спросите детектива Мура, был ли у него роман с вашей Нэнси. Уверен, ответ вам не понравится.
У Лиама вытянулось лицо. Он глянул на Нэнси, ожидая заверений в любви, и те немедленно последовали.
– Все это ложь. – Нэнси прижалась к его груди. – Я люблю только тебя. Выстави их.
Лиам мягко отстранил ее и пошел на меня, сжимая кулаки. Молли выросла перед ним и толкнула обеими руками в грудь.
– А вспомни-ка, Лиам, – злорадно сказала она, – ты свою красавицу перед убийством Глории из виду не терял?
Глаза у него забегали – он, похоже, пытался своим не самым выдающимся умом сообразить, что сказать, и это само по себе было красноречивым ответом.
– Я помогал на кухне, – наконец огрызнулся Лиам. Щеки у него покраснели. – У меня все-таки работа есть.
– Лиам, а когда вы в нее влюбились? Год назад? Вот это совпадение! Как раз после убийства Кирана, когда убийства на восемь месяцев прекратились. Что, Нэнси, новую жизнь решили начать? С детективом Муром размолвка вышла?
– Это бред больного рассудка, – упрямо ответила Нэнси.
Я тронул Молли за руку.
– Приведи сюда Мура.
– Нет! – Нэнси бросилась к двери и прижалась к ней спиной, люто глядя на Молли. – Никуда ты не пойдешь.
К счастью, Молли в сообразительности тоже не откажешь – у нее, может, и не такой изворотливый ум, как у дочери барона, но со смекалкой все в порядке. Вместо того чтобы сражаться с женщиной, которая хладнокровно убила несколько человек и, вполне возможно, даже сейчас где-нибудь в складках платья прятала нож, Молли распахнула окно и вылезла в него. Я фыркнул от искренней, детской радости. Определенно, я хотел бы вечно проводить с ней расследования, лучшего партнера и пожелать нельзя. Нэнси бросилась к окну, я тоже подошел. Окно выходило в сад за домом. Молли ловко карабкалась вниз по водосточной трубе. На желтое платье налипла грязь, но она, не обращая на это внимания, спустилась пониже, спрыгнула на мягкую садовую землю и помчалась вокруг дома. Нэнси повернулась к Лиаму и нежно коснулась его щеки.
– Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж. – Лиам расплылся в счастливой улыбке, и Нэнси, продолжая гладить его щеку, продолжила: – Эти люди задумали меня погубить, но ты ведь им не позволишь? Что бы они тут ни говорили, не верь. Подтверди все, что я скажу, и мы будем очень, очень счастливы.
Лиам зачарованно кивнул. Это грозило стать проблемой. Их с Нэнси слова – против наших с Молли домыслов. Кому поверят? А что, если детектив Мур не выдаст ее и снова подтвердит свою выдуманную вину? Мне нужно было признание. Если я не получу его прямо сейчас, правды никто не узнает, а в тюрьму отправится невиновный.
К счастью, чувства – тоже опасное оружие.
– Тебя никто не понимает, – тихо сказал я подошел к Нэнси ближе. Если ударит ножом – пусть, уже все равно. – Даже отец. Даже эти два болвана, влюбленные в тебя. Даже Элизабет не понимала. Трудно быть притворщиком, да? Никто не видит, какой ты на самом деле. Но я тебя вижу.
Я потянулся к ней и в порыве вдохновения коснулся ее губ своими холодными губами. Лиам ахнул. Нэнси вздрогнула всем телом, но не отстранилась, и я поцеловал ее снова – коротко, едва касаясь.
– Внутри ты такая же мертвая, как я, – прошептал я и обнял ее единственной своей действующей рукой. – Первое убийство произошло давным-давно, когда мать тебя бросила. Такие вещи убивают, я по себе знаю. Первой жертвой стала ты. Отец любил Элизабет больше: милая, славная, свет его жизни, таких легко любить. Не то что таких, как мы с тобой.
Нэнси молчала. Лиам был так ошарашен, что, к счастью, молчал тоже.
– Праздники, – прошептал я. – Убивать в это время так странно – как будто пытаешься уничтожить саму радость. А еще семнадцатое число – знакомая дата. Это ведь главный местный праздник, так? Я уже месяц читаю вашу газету. Там постоянно писали, что восстание мертвых произошло семнадцатого марта, в День святого Патрика. В этот день у вас народные гуляния. – Я поглаживал Нэнси по спине. – Твоя мать ушла в разгар праздника и даже не оглянулась, да? Я понимаю, как это невыносимо. Нет ничего хуже, чем быть нелюбимым.
– Она сказала, что на минутку отойдет за яблоками в сахарной глазури, – еле слышно произнесла Нэнси, и, если бы мое сердце могло заколотиться быстрее, оно бы так и сделало. – Мама в тот день была такой веселой! Она ушла за яблоками и не вернулась. Мы остались с отцом, и он тоже ждал ее, ждал, потом мы все вместе начали ее искать, но ее нигде не было. Она просто ушла. И ни разу даже не написала нам.
Нэнси зажмурилась, и я прижал ладонь к ее спине. Ее трясло от слез – на этот раз, похоже, настоящих. Больше всего мы хотим, чтобы нас узнали и полюбили со всей болью, которую мы храним в своей памяти. Но полюбить ее я не мог – не после того, что она сделала с Кираном.
– Те женщины были похожи на твою маму, – шепнул я. – Ты наказывала ее. В разных обличьях, снова и снова. Но легче не становилось, да? Прошлое убить невозможно. И самое грустное, что тебе не стало легче, даже когда ты убила Элизабет. Верно?
Нэнси отрывисто кивнула, и я выпрямился.
– Ну вот и все, – тихо сказал я. – Ты призналась.
Понимание проступило на ее лице, и Нэнси вздрогнула от ненависти.
– Ну уж нет. – Она торопливо вытерла глаза. – Лиам, любимый, он все это выдумал, а я ему подыграла. Теперь ты видишь, этот человек безумен.
Нэнси ласково погладила Лиама по щеке, играя его чувствами так же, как я только что играл с ней. Игра, перед которой трудно устоять. То, что Лиам сразу развесил уши, было предсказуемо, но меня все равно охватило отчаяние. Выскользнула, как уж! Снова мое слово против объединенного фронта Лиама и Нэнси!