Я опять прыскаю от смеха, он улыбается в ответ, и я решаю, что когда-нибудь непременно приглашу его выпить.
– Ну, пока, – говорю я и слегка касаюсь его руки.
– Пока. – Он смотрит на дом. – Хорошее было время.
– Хорошее, – киваю я.
Мы немного молчим, а потом я вскидываю подбородок и переступаю порог. Эффи Талбот пришла домой.
Я иду по тихому холлу и чувствую внутри нервозную пустоту. Я не знаю, что скажу папе. Мысли, как гоночные автомобили на «Формуле-1», носятся по кругу.
Тут дверь папиного кабинета открывается. Он видит меня, и мы оба замираем.
– Эффи, – наконец говорит он, вид у него столь же настороженный, какой себя ощущаю я.
– Папа, – сдавленным голосом произношу я. – Я подумала… может быть, нам стоит поговорить?
– Прошу. – Он кивает на кабинет, точно я пришла на собеседование, и я захожу, ощущая себя слегка нереально.
В кабинете все по-прежнему: старый письменный стол, компьютерные мониторы, шахматная доска на столике у камина. Когда-то мы играли в шахматы, с болью вспоминаю я. Когда Бин и Гас поступили в университет, я осталась одна и, сделав домашнюю работу, приходила в кабинет. Папа пил джин с тоником, мы делали несколько ходов и откладывали партию до следующего раза.
Я поднимаю глаза и вижу, что папа смотрит на меня с грустью.
– Я думал, ты не придешь на вечеринку, – говорит он. – Но я рад, что ты передумала, Эффи. Пусть даже твое появление получилось столь драматическим. Но впредь, пожалуйста, давай без бейсджампинга, иначе мне будут вызывать неотложку из-за сердечного приступа.
Он как будто старается меня рассмешить, и я пытаюсь улыбаться, но у нас не очень получается. Слишком нервозная атмосфера царит в этой комнате. Или только я ее ощущаю?
– Папа… – Я замолкаю, различные варианты продолжения роятся в голове. Я была так расстроена… Я чувствовала себя настолько изолированной… Почему ты игнорировал мои сообщения? Вместо этого я слышу свой голос, который говорит: – Папа, мы за тебя переживаем.
– Переживаете? – Папа недоуменно смотрит на меня, явно сбитый с толку. – Переживаете?
– Да. Я, Гас, Бин… – Я делаю шаг вперед, внезапно ощущая острую потребность озвучить свои страхи. – Папа, насколько хорошо ты знаешь Кристу? Что вообще ты про нее знаешь? Потому что у нее есть план действий, это точно. Они с Лейси тайком приценивались к мебели. Мы их слышали. А тебе известно, что она приметила тебя еще до вашего знакомства? Гас узнал об этом от Майка Вудсона.
– От Майка Вудсона? – У папы ошарашенный вид. – Майк Вудсон судачит обо мне?
– Все переживают! – сбивчиво и горячо продолжаю я. – Люди за тебя волнуются!
– Спасибо, конечно, но напрасно, – натянуто начинает папа, но я не позволю ему снова отмахнуться от меня.
– Пожалуйста, выслушай, – настойчиво говорю я. – Пожалуйста. Криста наводила о тебе справки в «Гербе Холихеда», а потом сделала вид, будто вы случайно познакомились. Она лгала, папа! Ей нужны твои деньги! У нее уже есть большой бриллиант. Мими ты никогда не покупал больших бриллиантов. И она хочет вложить все твои деньги в ресторан в Португалии, и мы считаем… мы так переживаем… – Я слышу приближающуюся дробь Кристиных каблуков и замолкаю.
О боже. Сердце отчаянно колотится. Она слышала меня? И что именно она слышала? Если да, то в каком-то смысле это даже хорошо. Так или иначе, но эта история должна выйти наружу.
Криста заходит в кабинет в сопровождении Бэмби, и по ее ледяному взгляду видно: она слышала.
– А тебе все неймется, да? – презрительно говорит она. – Знаю, ты считаешь, что я охочусь за деньгами. Взбредет же такое в голову! В этом доме нет денег. – Она подходит ближе и смотрит мне прямо в глаза тяжелым, немигающим взглядом. – Я не охочусь за деньгами. У меня свой собственный бизнес. Я плачу по счетам. И это, чтобы ты знала, не бриллиант – думаешь, я такая дура? – Она так агрессивно встряхивает «камушком», что я вздрагиваю. – Это цирконий. Будь у меня охота раскошелиться на что-нибудь стоящее, я бы купила акции Nasdaq. Да, Бэмби? – добавляет она, и пес тявкает.
Цирконий?
Я тупо смотрю на кулон, поблескивающий на ее загорелой коже.
– Это не бриллиант? Но и ты, и папа говорили…
– Ну и что, что мы говорили? – нетерпеливо перебивает меня Криста. – Какая разница? Мы прикалывались. Я сказала твоему отцу: «Пусть дети считают, что я охочусь за деньгами», – и это было смешно. Но ведь вам до всего есть дело, да? Всякий раз, когда ему хотелось немного поразвлечься, вы, детки, сразу наезжали на него. Особенно ты, мисс Эффи. – Она тычет в меня пальцем. – Господи, как это меня бесит! И пока ты тут разглагольствуешь, моя сестра Лейси, да будет тебе известно, оказывает вам услугу. Ее бывший торгует антиквариатом. Она кое-что в этом смыслит, и у нее есть контакты. А у твоего папы полный звездец с деньгами. Вот о чем вам нужно переживать, а не о моем «камушке».
– Звездец с деньгами? – растерянно повторяю я.
– Криста! – вмешивается папа, на нем лица нет.
– Пора им узнать! – заявляет Криста, поворачиваясь к нему. – Скажи ей, Тони!
– Эффи… – Папа со страдальческим видом трет себе лоб. – Я в самом деле думаю, что ты все неправильно поняла.
– Что значит «звездец с деньгами»? – Я смотрю на него во все глаза.
– Это преувеличение. – Папа хватается руками за край стола. – Но… у меня есть финансовые проблемы. И одно время они занимали меня целиком.
– А почему ты не сказал? – Я смотрю на него потрясенным взглядом.
– Я не хотел вас беспокоить, дорогая, – говорит папа, и Криста издает громкий нетерпеливый возглас.
– Боже, дай мне силы! Ты вечно боишься «побеспокоить детей». Они взрослые! Пусть беспокоятся! Они должны беспокоиться! И если я услышу хоть еще одно слово насчет этой гребаной кухни…
Ощущение такое, будто она хочет дать волю своим чувствам, и я разворачиваюсь к ней, кипя от негодования. Я поверить не могу, что у нее хватает наглости упоминать о кухне.
– Кухня Мими – это произведение искусства. – Мой голос гневно дрожит. – Она была чудесная. Ею восхищались не только мы, но и вся деревня. И если ты не в состоянии это понять…
– Другого выхода не было! – презрительно перебивает меня Криста. – Все агенты по недвижимости твердили одно и то же. Отличный дом. Ну ладно, странный и уродливый. – Она пожимает плечами. – Но вполне подлежащий продаже. Но кухня – как бельмо на глазу, с ней нужно что-то сделать. Смыть. Закрасить. Избавиться от всех этих белок, крыс и прочей живности.
Я таращусь на нее, потрясенно моргая, не в силах говорить. От всех этих белок, крыс и прочей живности?
– Там не было крыс, – наконец обретая голос, говорю я. – Там крыс в помине не было.
– По мне, так все они выглядели как крысы, – равнодушно парирует Криста. – И тогда я сказала: «Хорошо. Я сама этим займусь». Я умею обращаться с валиком. Но твой папа стал причитать о Мими, о драгоценных воспоминаниях и о том, что дети его убьют. И тогда я сказала: «Вали все на меня. Скажи им, что это моя идея. Мне плевать, что обо мне думают твои дети». А потом дело сделано, кухня выглядит на миллион долларов, и угадай что? Просмотров становится намного больше. Но разве мне говорят спасибо? Разумеется, нет. Я знала, что ты взбесишься, – добавляет она, сверкая глазами. – Я сказала: «Эффи такая, она закатит истерику». И точно. Как в воду глядела.
У меня пылает лицо. Мне никогда не приходило в голову… Я никогда не догадывалась.
– Почему ты не сказал, папа? – Я поворачиваюсь к нему, охваченная волнением. – Ты должен был сказать. Ты должен быть объяснить насчет риелторов, обсудить с нами. Мы бы поняли…
– А ты не думаешь, что у твоего отца и без того было дел по горло? – впивается в меня взглядом Криста. – Он, прошу пардон, только и делал, что нервничал и стрессовал. Думаешь, у него было время названивать вам и обсуждать шкафы? Я сказала ему: «Не говори им, Тони. Мы просто сделаем это. Дело сделано, и все тут».
– Стрессовал из-за чего? – непонимающе говорю я, и Криста взрывается.
– А сама как думаешь? Я уже говорила! Из-за денег. Я уже сказала, что в этом доме денег нет.
– Но я не понимаю, – говорю я, чувствуя, что немного схожу с ума. – Вчера за ужином ты сказала, что у папы выдался замечательный год в плане инвестиций! Ты сказала, что он купается в прибыли! – До меня вдруг доходит, что я себя выдала. – Я пряталась под консольным столиком, – смущенно добавляю я. – На самом деле… я все время была на вечеринке.
– Что? – Папа выпучивает на меня глаза, затем внезапно фыркает, как мне кажется, от смеха. – Ох, Эффи.
– Ты была под консольным столиком? – резко спрашивает Криста.
– И перед ужином тоже, – добавляю я. – Когда ты… проверяла столовое белье.
И свое собственное, мысленно транслирую я. По огонькам в глазах Кристы я делаю вывод, что она поняла.
– Следовало догадаться, что ты просочишься, – холодно произносит она. – Этого вышибалу нужно засудить. Его обязанностью было отфильтровывать незваных гостей.
– А со мной у него вышел облом. И я слышала, как за ужином ты говорила, что у папы был замечательный год. Что он заработал чертову тучу. Ведь она говорила, да, папа? – обращаюсь я к нему.
– Криста пыталась повысить мою самооценку, – морщится папа. – Она хотела как лучше, но…
– Кому какое дело? – с вызовом спрашивает Криста. – Держи лицо, вот что я говорю. Пусти немного пыли в глаза. Пусть все думают, что ваш папа в отличной форме. Это лучше, чем говорить правду и испортить всем вечер.
– Так… что это за правда? – говорю я, поочередно глядя на них обоих.
– После развода все стало непросто, – медленно говорит папа, – и Криста… Криста старалась помочь.
– И столько благодарности огребла за это, – Криста скрещивает руки на груди, – просто класть некуда.
У меня голова идет кругом. Я по-прежнему смотрю то на Кристу – деятельную, броскую, кипящую от негодования, – то на папу, который на ее фоне выглядит серым и измученным.