Можно было заночевать на подворье, но ему не хотелось чужих запахов, жёстких, даже после сотни стирок помнящих предыдущих постояльцев простыней и любопытных взглядов. Следовало вернуться домой.
К жене.
Волна дурноты накатила на Ратмира одновременно с мыслью о ней. Дрянное кабацкое пойло встало у самого горла, и княжич едва успел отшатнуться к обочине, прежде чем тошнота нагнала его. Он сумел сдержаться тогда, в опочивальне, но теперь не было нужды терпеть. Воспоминания, которые Ратмир так старательно топил на дне кружки, хлынули, руша возведённую им ограду.
Всё началось с Незваны. С Незваны, побрал бы её леший! Она появилась в Зазимье именно тогда, когда, вместо того, чтобы заново начаться, его жизнь разваливалась на глазах, и он ни на миг не верил ведьме. Даже тогда, когда она помогла им поймать главаря шайки. Даже когда сама едва не погибла от его рук.
Её появление не могло оказаться простой случайностью, стечением обстоятельств. Он чувствовал это, но не мог подкрепить вескими доводами. Ратмир пытался убедить Хорта отказать ей от дома, не позволять находиться рядом с Векшей, но всё бесполезно. После того, как Незвана помогла им закончить уже много месяцев безуспешно длящуюся охоту на Желана, все сомнения друга развеялись. Тем более, что Незвана души не чаяла в Векше. Её преданность казалась искренней, но Ратмир не понимал, откуда она взялась, и потому не верил.
В угоду привязавшейся к ней Векше и в награду за помощь, Незвану оставили служанкой в усадьбе, и Ратмиру приходилось видеть её гораздо чаще, чем ему хотелось бы. Кажется, Незвана старалась не попадаться княжичу на глаза, но само её незримое присутствие вызывало в его душе смутное беспокойство.
В тот вечер Ратмир застал её врасплох. Она сидела во дворе и прихорашивалась, расчёсывая кончик рыжеватой косы. Княжич отрывисто кивнул девушке — он до сих пор чувствовал себя виноватым в том, что случилось с ней в ночь облавы — и уже собирался пройти мимо, но взгляд зацепился за знакомый предмет в её руках. Ратмир остановился как вкопанный, чувствуя, что нутро начинает закипать от негодования — Незвана причёсывалась гребнем, который он подарил Мстише на свадьбу. Ратмир знал наверняка: свою работу он ни за что бы не спутал.
— Как ты смеешь?! — возмущённо воскликнул он, в несколько широких шагов оказавшись рядом с девушкой.
Незвана вскинула на него удивлённый взгляд и только заметив, куда смотрит княжич, поняла причину его гнева. Она опустила глаза и побледнела, так что на худеньком лице ещё явственней проступили веснушки. Гребень задрожал в её руках, но пальцы крепко сжались на вырезанных из дерева папоротниковых листьях.
— Воровка! — сквозь зубы процедил Ратмир, и Незвана вздрогнула.
— Это неправда, неправда! Она сама оставила его мне.
— Ты лжёшь!
Ратмир сделал ещё один шаг вперёд и требовательно протянул руку. Незвана замотала головой, но её взгляд стал затравленным и беспомощным. Она цеплялась за проклятую деревяшку, словно тонущий за соломинку. Но княжич продолжал испепелять Незвану безжалостным взором, и, разом поникнув, она протянула ему гребень.
— Я не крала его, — прошептала девушка и вдруг, заплакав навзрыд, кинулась прочь.
Ещё несколько мгновений Ратмир стоял, желая провалиться сквозь землю, едва удерживаясь от того, чтобы не разбить окаянный гребень в щепки. Он сделал всё по совести, вернул украденную у жены вещь, свадебный дар. Почему же тогда он чувствовал себя, словно отобрал последний кусок хлеба у ребёнка?!
Но это было лишь начало. Решив, что не иначе, как сами боги подают ему знак, Ратмир поспешил домой. Вернуть гребень, обрадовать Мстишу. Попробовать снова. Его передёргивало от мысли, что он предал её. Что посмел…
Княжич сжал гребень, так что зубчики до боли вонзились в ладонь, и заторопился в терем.
Мстиша была в своих покоях. В их покоях, напомнил он себе. Ратмир почти не удивился, когда увидел, что она расчёсывалась перед зеркалом — страшно дорогим, заказанным отцом у знаменитого кузнеца нарочно для любимой невестки, спасшей его сына. Её волосы, похожие на жидкое золото, быстро отрастали, но Ратмир всё равно никак не мог привыкнуть к тому, что они такие короткие.
Мстислава продолжала гладить пряди серебряным гребнем, украшенным алыми лалами, не оборачиваясь на мужа, и они встретились глазами в отражении. Губы Ратмира дрогнули в улыбке — лживой и неискренней, такой же, как и он сам.
— Ратша, — улыбнулась в ответ Мстиша.
Грудь кольнуло, точно в неё воткнули иголку. Он так долго мечтал, чтобы она начала называть его домашним именем, но теперь, когда желаемое свершилось, вместо радости испытывал лишь уколы совести.
— Здравствуй, родная моя, — выдавил из себя он, надеясь, что она не почувствует его лицемерия, и отвёл глаза.
— Наконец-то ты пришёл, — проговорила Мстиша, не переставая перебирать волосы. — Совсем забыл о жене.
— Прости, много забот нынче, — пожал плечами Ратмир, не встречаясь с ней взглядом. — И батюшке помощь нужна в соколятне, и разбойников допрашивать надобно. Да вот, посмотри, что принёс тебе, — воодушевлённо добавил он, цепляясь за то единственно правдивое, что мог сказать ей, и достал из-за пазухи отобранный у Незваны гребень.
Мстислава заинтересованно обернулась, но предвкушение, на миг озарившее её лицо, погасло, стоило ей рассмотреть вещицу в его руках. Она вопросительно склонила голову набок.
— Никогда не догадаешься, где я нашёл его, — горячо проговорил Ратмир, стараясь не замечать холода, заползавшего в грудь. Она не должна была оставаться такой равнодушной. Она… Но княжич не позволил себе раздумывать. — У Незваны!
Когда он впервые рассказал про Незвану, её переезд в город, службу у Векши и Хорта и помощь с разбойниками, Мстиша, как и сам Ратмир, встревожилась. Она тоже считала это подозрительным: за время, что она провела у Шуляка, Мстислава успела невзлюбить Незвану, и, зная нрав последней, немудрено. Несколько раз Мстиша спрашивала про неё потом, но нового сказать Ратмиру было нечего, и вскоре она успокоилась. Теперь же, кажется, новости и вовсе не произвели на неё впечатления.
— Чего ещё ждать от такой, как она, — надменно протянула Мстислава. Цокнув и неодобрительно покачав головой, она забрала у него гребешок и, не глядя бросив его к груде мелких безделушек, захлопнула ларец.
Нахмурившись, Ратмир некоторое время не моргая смотрел на украшенную затейливой росписью крышку, где остался лежать его свадебный дар, сделанный когда-то с такой любовью. Холодок из груди пополз по животу и спине. Всё было не так. Всё ощущалось неправильным. Ратмир пожалел о том, что отобрал злополучный гребень, о том, что пришёл к Мстише, о том, что теперь она смотрела на него. Он знал этот взгляд. Знал и боялся.
Мстислава отложила расчёску и, каким-то странным, неловким движением поправив волосы, поднялась. Она улыбнулась — не обнажая зубов, чуть опустив голову и глядя исподлобья, отчего улыбка вышла какой-то змеиной — и двинулась на него.
Ратмир застыл, чувствуя, как к горлу подступает ком и тело начинает прошибать ледяной пот. Мстиша подошла вплотную и положила ладони ему на грудь. Ратмир затаил дыхание. Если только он не будет вдыхать её запах, если не будет пытаться вспомнить, как ощущал его раньше, возможно… Возможно, ему удастся обмануть себя. И, главное, — обмануть её. Во всяком случае, до сих пор ему удавалось. Он не мог допустить, чтобы после всего, что Мстиша пережила, после всего, что сделала ради него, она узнала о предательстве.
Но когда её холодная ладонь легла на щёку, Ратмир вздрогнул. Он едва удержался от того, чтобы не отпрянуть, но Мстислава ничего не заметила, приняв его дрожь за возбуждение. Тонкие пальцы обвели его подбородок, и только теперь Ратмир понял, что сжимал зубы. Попытавшись расслабить челюсть, он невольно вдохнул, и её запах ворвался в ноздри. Раньше ему казалось, что Мстиша пахла ранними яблоками и лепестками шиповника, морозным зимним утром и свежестью реки в жаркий летний день. Но теперь от этих запахов остались почти неуловимые и оттого лишь более горькие следы: в благоухание яблок вплетались отголоски гнили, а цветы были отравлены тлением. Вместо запаха чистой проточной воды ему мерещился привкус болотного смрада.
Усмехнувшись и сверкнув глазами, Мстислава закусила губу и подтолкнула его к кровати.
Ратмир попытался воспротивиться. Заискивающе улыбнувшись, он невесомо прикоснулся к её хрупким запястьям губами и пробормотал:
— Поздно уже, да и устала ты, поди…
Но Мстишина ухмылка лишь стала более хищной. Она качнула головой, и, прищурившись, уже в полную силу пихнула Ратмира на постель. Он едва удержался, чтобы не повалиться на спину. Глубоко внутри заворочалось давно уже нарастающее раздражение, но княжич не мог позволить ему выйти наружу. Он не имел права оттолкнуть от себя жену, как бы ему того ни хотелось. Усевшись на краю, Ратмир покорно, словно обречённый на казнь преступник, ждал продолжения.
Мстиша любила играть, и прежде ему это нравилось. Она походила на молодую лукавую лисичку, пушистую, красивую, но хитрую и норовистую, умеющую показать зубки. Сейчас Ратмиру казалось нелепой сама эта мысль, но они как нельзя подходили друг другу: волк и лиса. Они были одной породы, красными зверями. Но нынче… Ратмир больше не был волком, а Мстиша… Он, новый Ратмир, не мог смотреть на неё по-прежнему. Сейчас её игра напоминала ему охоту медянки на ящерицу: ломаные, то слишком плавные, то слишком быстрые движения, холод и пустота за расширившимися зрачками.
Мстислава наклонилась, обдав шею волной шелковистых волос, и ловко развязала его пояс. Каждое её прикосновение было слишком отчётливым, каждый взгляд — слишком ярким, и Ратмир пожалел, что пришёл трезвый. В хмельной отупляющей дымке притворяться было проще. Мстиша по-хозяйски подцепила обе его рубашки и потянула вверх. Княжич послушно поднял руки, и когда Мстислава раздела его, безвольно бросил их вдоль тела.
Откинув одежду мужа в сторону, Мстиша забралась к нему на колени и обняла за плечи. Ратмир знал, что должен был обнять её в ответ, что она ждала его ласки, но не мог заст