Стражник, ведший Незвану к острогу, не смел лишний раз взглянуть на неё и только со страдальческим видом косился на мелькавшие из-под подола крошечные, расшитые весёлым бисером черевики. Кажется, его сердце обливалось кровью, когда те ступали по старым чёрным доскам. Будь его воля, он наверняка подхватил бы княжну и понёс на руках, лишь бы изящные ножки не касались бренной земли.
Да уж, бедняга не знал, куда деться, когда увидел, кто к ним пожаловал. Раньше в острог приезжала Векша — это она привечала сирых и убогих. Дура! Незвана искренне не понимала, кто по собственной воле хотел прийти сюда, под сень ледяных сводов, вдохнуть отравленный воздух застенка и прикоснуться к сгустку человеческой мерзости, что обитал здесь. Она передёрнула плечами. У воеводы хватило ума запретить жене приезжать сюда хотя бы теперь, когда она сделалась толстая и неповоротливая. Незвана презрительно фыркнула себе под нос: нынче боярыня была похожа не на белку, а на лосиху. Что ж, рано или поздно Ратша тоже захочет иметь наследника, поэтому и ей не миновать подобной участи. Незвана вздохнула. Он уже давно не прикасался к ней, и даже когда бывал дома, норовил найти предлог, чтобы не оставаться с женой наедине.
Незвана стиснула зубы. Всё из-за проклятой княжонки! Как только она появилась, всё и разладилось между ними. Ну, ничего. За этим-то она и здесь. Незвана опомнилась и вернула лицу чинное выражение и расправила плечи. Стражник как раз оглянулся на неё, благоговейно раззявив рот. Незвана одарила его любезной улыбкой, тут же скромно опустив ресницы. Она успела заметить, как самодовольно зарделся глупый индюк.
Незвана была поражена тем, сколько дверей открывала красота. И богатство. А уж когда красота с богатством шли рука об руку… Незвана и раньше догадывалась, что мир несправедлив, но теперь она знала наверняка. Одним достаётся всё, а другим — ничего. Боги, молитвы, требы! Где там! Почему этой неженке повезло родиться в семье князей, где её пестовали и холили, а Незвану угораздило появиться на свет в доме ублюдка?
Поначалу она боялась, что не сможет освоиться в новой личине, что шкура княжеской дочки окажется слишком замысловатым нарядом, который она не сумеет носить. Но нет. Незвана быстро училась, да и чему было учиться? Принимать обожание и покорность? Сладко есть и спать? Позволять, чтобы её мыли и одевали, точно дитя? Незвана в совершенстве владела искусством становиться незаметной. Сливаться со стенами, словно моль. Это умение стало её второй природой, ведь всякий раз, когда Незвану замечали, случалось только плохое, и больше всего на свете она желала сделаться меньше мыши, меньше клопа, забиться в щель и навсегда там схорониться. Поэтому поначалу трудно было привыкнуть к неотступно сопровождавшим её взглядам, к робости взрослых мужчин перед ней, к постоянному вниманию, а главное к тому, что за этим не следовало наказания. Наоборот. От неё ждали повелений, все вокруг были только рады подчиняться и угождать.
Какой же сладкой оказалась власть! Даже холодность Ратши не так сильно огорчала её, ведь Незвана вдруг обнаружила, что, если пожелает, может получить любого. Стоило лишь удостоить взглядом — дружинника ли, слугу или пышнобородого боярина — и глаза мужчин разгорались, а рассудок их делался безвольным и слабым. Красота и богатство превращали её почти во всемогущую богиню, и осознание столь великой власти пьянило.
Неприятный душок, витавший в остроге, перерос в настоящую вонь, возвращая Незвану в действительность. Они дошли до клеток, где держали преступников.
Стражник несмело приблизился и с поклоном в очередной раз спросил, не передумала ли она. Рында, похожий на волота, что следовал за Незваной по пятам, вырос сбоку, напряжённо всматриваясь в лицо своей госпожи. Она с неизменной кроткой улыбкой принялась вещать о том, что «Великая Пряха велит быть милостивыми даже к тем, кто оступился с пути добродетели» и прочую дребедень, которой прожужжала ей уши Векша. От нетерпения покалывало кончики пальцев.
Сдавшись, стражник повёл её к клеткам. Завидев княжну с корзинкой хлеба, колодники стали тянуть к ней замызганные, покрытые струпьями руки и щерить кривозубые рты. Охранник хотел было отогнать их, но Незвана не позволила. Смрад и грязь не пугали её — у Шуляка ей приходилось видеть куда более омерзительные вещи. Торжественно разглагольствуя что-то о милости богов, Незвана раздавала ещё тёплое печево, внимательно вглядываясь в лица за решёткой. Но среди них не было того, для кого был приготовлен особый хлеб — тот, что она прятала на самом дне. Тот, внутрь которого были запечены нож и ключ от замка.
Дальше их путь лежал в подземелье. Когда они миновали несколько зарешёченных каморок, Незвана наконец увидела того, ради встречи с которым пришла сюда. Вынув хлеб, завёрнутый в полотенце, она протянула стражнику корзинку и приказала раздать оставшуюся еду заключённым. Тот с сомнением во взгляде подчинился, явно неохотно покинув княжну у темницы. Едва его шаги стихли, Незвана повернулась к рынде и указала глазами на лестничный свод в нескольких саженях от них:
— Обожди меня там, я хочу донести этому несчастному слово Великой.
В глазах волота на миг мелькнуло удивление, но Незвана быстро протянула к нему пальцы и легонько коснулась его рукава, не то гладя, не то отталкивая. Взгляд рынды вспыхнул, и с покорным поклоном он тотчас отступил, замерев неподвижной тенью у выхода из подземелья. Стражник не станет задерживаться, а, значит, в распоряжении имелось совсем немного времени, и Незвана не стала его терять. Приблизившись к клетке, она улыбнулась и прошептала:
— Здравствуй, Желан.
***
Мстиша лежала на кровати и смотрела в потолок. С запылённых балок свешивалась паутина, по стене деловито бегали клопы. Под половицей не замолкая трещал сверчок. Княжна поёжилась. Всё это напоминало бесплодное ожидание Сновида, и она отстранённо думала, что жизнь описывает странный круг. Только вот постоялый двор, куда её поселила Незвана, оказался куда хуже осеченского, а надежды на встречу с любимым нынче и вовсе не было.
Ведьма настолько сильно желала избавиться от Мстиши, что предложила помочь и отправить её в Медынь с одним из попутных купеческих поездов, лишь бы она как можно скорее оказалась подальше от Зазимья. Наверное, если бы Мстислава находилась в менее отчаянном положении, она бы не стала принимать помощь Незваны, но последний удар выбил из неё остатки гордости. Она проиграла и могла теперь только сдаться.
В ожидании попутчиков Мстислава провела в тесной клетушке уже несколько дней. Гнетущую тишину нарушали лишь доносившиеся снаружи пьяные голоса да шум очередной потасовки. Безразличная ко всему, Мстиша или бездумно пялилась в стену, или погружалась в неглубокий и не приносящий ни отдыха, ни забытья сон.
Когда в дверь постучали, она не смогла понять, день на дворе или ночь. Встать с кровати вышло не с первого раза, Мстишу вело из стороны в сторону, голова кружилась — наверное, от голода. Она и не помнила, когда в последний раз что-то ела.
Стук — настойчивый и нетерпеливый — повторился. Пошатываясь на ходу, Мстислава тщетно пыталась вспомнить, куда дела две тусклые куны, что ей оставила Незвана в уплату купцу. Она с трудом отодвинула засов и едва успела отступить, пропуская гостя, как неожиданно грубая сила смела её с ног. Содрогаясь от боли, пронзившей тело, Мстиша услышала, как захлопнулась дверь.
Она оказалась на полу, а сверху, вдавливая её в жёсткие доски, нависал Желан.
Мстиша попыталась закричать, но огромная грязная ладонь зажала её губы.
— Заткнись! — прошипел он, и, быстро выудив из-под полы заляпанный пузырёк, вытащил зубами пробку. Больно стиснув Мстишину челюсть, заставляя открыть рот, Желан принялся вливать в неё содержимое пузырька. Мстислава попыталась выплюнуть вязкую зловонную жидкость, но разбойник встряхнул её и сквозь зубы прошипел прямо в ухо: — Пей, не то пожалеешь, что на свет родилась!
Скованная страхом, Мстиша покорно сглотнула, и по телу пробежала дрожь омерзения.
— То-то же, — с мрачным довольством хмыкнул Желан, не сводя с Мстиславы горящих холодным бешенством глаз. — Небось думала, меня уже черви гложут? Как бы не так. — По-прежнему держа княжну за челюсть, он притянул её к себе. Страшные, ставшие совсем звериными черты начали расплываться перед Мстишиным взором. — Ты мне за всё ответишь, стерва, — выплюнул он ей в самое лицо и наотмашь ударил по щеке.
Жгучая боль была последним, что почувствовала Мстислава, прежде чем провалиться в липкий, отвратительный дурман.
***
В походе Ратмир был сам не свой и не мог думать ни о чём, кроме Мстиши. Или Незваны, он уже и не знал наверняка. Догадка сводила с ума, нужно было выяснить правду раз и навсегда, и на пути домой княжич едва не загнал лошадь до смерти. Добравшись до города, он, не заезжая в детинец, направился прямо в усадьбу Хорта, оставив друга в полном недоумении. Но когда Ратмир с порога велел привести к нему Незвану, ключница лишь развела руками:
— Как водой смыло девку, уж седмица скоро пойдёт, как пропала.
— Что значит пропала? — отбросив всякие приличия, гаркнул княжич.
Кислица оскорблённо поджала губы и, не скрывая презрения к служанке, ответила:
— А вот так. Пропала вертопрашка, и поминай как звали!
Не успел Ратмир рассердиться и потребовать объяснений, как во всё ещё открытые ворота влетел гонец:
— Княжич! Беда! Нынче ночью разбойничий главарь из острога утёк!
***
Голова раскалывалась от боли, в горле пересохло. Качка только усиливала тошноту. Откуда-то снизу слышалось тихое и размеренное шуршание. Сквозь дурноту доносились запахи желудей, прелой листвы и зверья. Запахи леса.
— Пить, — простонала Мстислава и не узнала собственного голоса.
Лоб тёрся обо что-то жёсткое, и она хотела отодвинуться, но не сумела. Противно щекоча щёку, вниз сползала слюна, и, морщась от боли в затёкшем непослушном теле, Мстиша извернулась и вытерлась о плечо. Она не без труда разлепила склеившиеся ресницы и быстро заморгала. Яркий свет резал глаза, и Мстислава снова застонала.