- А я верю. На все сто процентов. Типичный пример - наша встреча, она была предопределена. Ты встретил мою воспитанницу. Она могла пройти мимо, но захотела помочь, поставить тебя на одну ступень с собой. Но если бы этого не произошло, нас свел бы Ашот. Ты ведь с ним знаком, не так ли...
- В университете вместе учились.
- Ну вот. Не виделись, наверное, целую вечность. Соскучились... А недавно снова встретились, причем, ты об этом знал, а он нет. Так ведь?
- Я столкнулся с ним, когда выходил из твоего погребка.
Ираклий слегка поморщился:
- Я имел ввиду тот раз, когда вы с друзьями почистили ему кармашки. То, что вы взяли, принадлежало мне.
Я понял его не сразу. Что такого мы взяли, ради чего стоило приезжать самому? Послал бы своих головорезов, они бы выбили из меня все, что надо. Или наши отношения Ираклий считает особенными?
- С чего ты взял, что я чистил ему карманы? - поинтересовался я, чтобы потянуть время. Ясно было, что нас вычислили по кроссовку Боба.
- Вы выронили бакс с номером телефона, - подтвердил Ашот. - Твоего американца в общаге уже нет. Но тебя и этого толстяка нам заложили. Вы в последнее время часто встречались, а у америкоса здесь больше нет друзей...
- Итак, где он? - Ираклий прервал Ашота на полуслове. Мне показалось, что бывший сосед по общаге не в большой чести у босса.
Я прикрыл глаза, пытаясь настроиться и снова увидеть нити. Не получилось.
- О чем ты говоришь?
- Ну, хорошо, - мой непрошенный гость медленно поднялся из глубин кресла и сделал два шага ко мне. Посмотрел в глаза - пристально, серьезно и без угрозы, - Он - это небольшой медальон из метеоритного железа. Его нашли в Якутии в начале века. Русские рыбаки промышляли на реке Махотка и услышали от местных о странной громовой поляне, в которую каждую грозу бьют молнии. Эти люди отправились туда и обнаружили, что земля в одном месте прямо оплавилась от таких ударов. На глубине примерно в метр они нашли медальон с изображением какой-то многорукой клыкастой бестии. Рыбаки передали его учителю в ближайшем населенном пункте, тот как раз ехал в Санкт-Перербург и собирался показать находку столичным специалистам. Но по дороге беднягу убило молнией. Медальон пролежал пару лет в жандармерии, куда доставили все, что от учителя осталось. А потом здание сгорело - в него тоже попала молния. Но сама вещица, что удивительно, сохранилась. Один из жандармов, знавший историю находки, продал ее какому-то манчжурскому купцу. И медальон пошел гулять из одной коллекции в другую. За этот век от удара молнии погибло, насколько мне известно, восемь его хозяев. Я потратил немало денег, чтобы выяснить, у кого находилась вещица, и перекупил ее. На прошлой неделе медальон доставили в Краснодар. Меня в городе не было, и посылку у курьера забрал Ашот. А вечером в тот же день на него напали вы...
- У него в кошельке было восемьсот баксов и пара тысяч рублей, - я решил идти напрямую, другого выхода, похоже, не оставалось, - Он задолжал Бобу еще несколько лет назад, парень его выручил, а он не вернул долг. Так что мы имели право на эти деньги. Никакого медальона при нем не было.
Ираклий снова вернулся в кресло. Театрально приложил ладонь ко лбу, будто у него заболела голова. И усталым голосом сказал:
- Верни мне мою вещь, Ваня. Пока не поздно.
- С чего мне врать?
Ираклий пожал плечами:
- Вариантов немало. К примеру, ты действовал по чьей-то наводке, отдал медальон заказчику и теперь не в силах ничего изменить. Потому и толкаешь мне это фуфло, несмотря на то, что жизнь твоя ничего уже не стоит. С жертвами трансов такое бывает - события ведут их от вехи к вехе, от одного стечения обстоятельств к другому, как овцу на убой. И в итоге завязывается такой Гордиев узел, распутать который можно лишь ударом меча - по шее жертвы.
Я ничего не ответил. Только в упор разглядывал Ашота, пялившегося в ответ своими непроницаемыми карими буркалами.
- А что если врет Ашот? - наконец, спросил я.
Ираклий покачал головой:
- Он не стал бы, поверь, - он снова примолк, весь олицетворение скорби по поводу моего упрямства. Катерина, присевшая на подлокотник кресла, шумно вздохнула. На меня она старалась не смотреть, разглядывала горшок с пальмой в углу и время от времени беспокойно поеживалась.
- Он небольшой, примерно с твою ладонь, Ашот говорит, что положил его в "лопатник". Немного неуважительное отношение к такой вещи, но, в конце концов, не оправа красит дорогой бриллиант. Ты мог и не заметить его. Возможно, кто-то из твоих друзей...
- Нет. Я бы знал.
Ираклий внезапно встал, оперся тростью в пол и посмотрел на меня взглядом, в котором не оставалось уже ни "отцовского" укора, ни меланхолических раздумий о путях, сводящих людей, ни, увы, жалости.
- Завтра вечером ты доставишь мне его. Я не сказал тебе еще одной вещи - это мой подарок одному очень уважаемому человеку. Он знает, какой подарок готовится для него, и это не оставляет мне выбора. Если медальона не будет, ты и твои друзья умрете. Не обнадеживай себя, мы знаем двоих из них, выясним, и кто был третьим.
Ираклий перекинул трость в левую руку, а правой вытащил из-под пиджака пистолет.
- Тебе, я вижу, нравятся свиньи? - он кивнул на моего кабана, навел ствол и в упор выстрелил ему в голову. Во все стороны брызнули щепы, - а я их ненавижу.
Они двинулись к выходу, проходя мимо, Катерина бросила мне: "Дебил...".
В голливудских фильмах после такой драматической сцены тут же следует другая - чтобы не смазывать эффект. В жизни Ираклий и его команда минут на пять застряли в моем не шибко широком коридоре, не рассчитанном на прохождение сразу стольких амбалов одновременно. Кате наступили на ногу, и очередной "дебил" прозвучал уже не в мой адрес. Несмотря на серьезность положения, я не смог сдержать улыбку.
Наконец, они убрались. Я пошел в холл, взял из бара недопитую бутылку коньяка "Черный аист" и прикончил ее в три глотка. Потом позвонил Мею.
- С ума сошел... - раздался на том конце провода заспанный голос, - не мог до утра подождать?
- Не мог. Мей, скажи своим, чтобы еще на пару неделек у родни задержались - не стоит им возвращаться.
- Что? - он не понял, - Ты о чем, Сван? Слушай, тут такое дело... Даник умер. И нам... ну, в общем, поговорить надо серьезно... Постой! Почему моим не возвращаться, что случилось?!
Кажется, он, наконец, проснулся.
-------------------------------------------------------------------------------
- Да не было там никакого медальона! Он же тяжеленный должен быть - как можно не заметить! - Мей в крайней возбуждении в пятидесятый раз обежал комнату, - кто еще смотрел?
- Ты что? Думаешь Ванька мог потихоньку спереть? Но когда?! Ты ведь лопатник у Ашота вытащил, он у тебя был все время.
- Может, в машине. Я передал кошелек Бобу. ...
- Ну да! Когда мы подальше отъехали, Боб мне его отдал, и я его выпотрошил. Ничего там не было кроме денег, визиток и всякого мусора.
Мы замолчали. Я сосредоточенно ковырял окурком дно пепельницы. Мой рассказ о визите Ираклия произвел на Мея куда большее впечатление, чем то, что он поведал мне о Данике. Я не испугался, не впал в истерику и не озлился на товарища за то, что он стал причиной моей беды. Я все еще не верил в свою смерть - ни капельки! Чувство, что все будет так, как надо, не покидало меня. Глубокое, теплое, неистребимое чувство ПРАВИЛЬНОСТИ происходящего. Было только очень жаль маленького, порою выглядевшего нелепым паренька, который обрел огромную силу - уйти из жизни, чтобы не причинять вреда. Смогу ли я поступить так же? Не уверен.
А потом я порадовался за то, что Даник смог нам помочь, пусть только советом. Едва Мей передал мне его слова о подпитке, я постарался проверить их. Так все и оказалось - тонкая струйка энергии тянулась от Мея ко мне, наматываясь на странный комковатый туман, покрывавший мое тело.
Попытка оглядеть самого себя принесла необычное ощущение - угол зрения изменился, как будто точка, в которой находились мои глаза, переместилась и оказалась примерно в полуметре над теменем. Туман, как стая тяжелых грозовых туч, медленно полз по орбите, создавая вокруг меня что-то вроде кокона. Только не светящегося, а угрюмого, пугающего своей мрачной непроницаемостью. На расстоянии сантиметров в сорок - так, во всяком случае, мне казалось - вокруг него вились тонкие нити кармы. Блеклые, выцветшие. Иногда нить касалась серых клубов, пропадала, а через время появлялась опять, став еще тоньше и еще бесцветнее. Серость, окружавшая меня, будто слизывала ее.
У Мея с энергией дела обстояли получше: серость уже поселилась за наброшенной на него зеленовато-голубой паутиной, но еще не начала пожирать ее. Линии были слабыми, струились вяло. В них наблюдалась редкая пульсация: медленно, с большими промежутками они то разгорались сильнее, то бледнели и затухали. Каждый раз, когда их свет становился слабее, мой желудок испуганно сжимался. Но вскоре я понял, что в этом есть какой-то свой ритм, будто билось усталое сердце - может, уже не способное перенести тяжелые нагрузки, но которое еще прослужит для хозяина десятки лет.
Сперва я не знал, что мне делать. Было очень тоскливо наблюдать - вот бежит струйка крови от друга, питая тебя и убивая его. И ты беспомощен это изменить. Ираклий говорил, нужно время, много времени, чтобы научиться управлять этими клочьями тумана - своим НАСТОЯЩИМ телом. У меня его не было. Вид блекнущих полос ясно говорил - мой друг на грани, и если поскорее не прервать наш контакт, может переступить за нее. Возможно, лично я уже прошел свою дорожку до конца, сорвался с обрыва и лечу вниз. Но тянуть туда же Николая я не хотел.
От серого тела Ираклия мое отличала скорость и плотность движения тумана. У транса она была такой, что он казался литой воронкой из прочнейшей стали. Я постарался ускорить движение "облаков" вокруг себя. Мей в это время на кухне варил кофе. Я чувствовал его сквозь стены - должно быть, благодаря нашей связи. Он чертыхался и дважды обжегся. А один раз уронил турку, залил огонь и минут пятнадцать оттирал заляпанную кофейной жижей плиту. Поэтому у меня было время сконцентрироваться и попытаться решить непростую задачу - "разогнать" тучи.