было выбора, но боюсь, он еще долго будет приходить в моих снах.
- А если бы вы знали, что та история с убийством семьи - правда? И своими глазами понаблюдали бы за тем, как он убивает других? Это бы разве не изменило вашего мнения? В том-то и дело, что чтобы судить, для начала нужно понять. А сны дают вам возможность, которой нет и у одного судьи в мире. Впрочем, я не говорил, что вы станете "свидетелем". Я лишь рассказал о том, что когда-то поведал мне один из них.
Зеро ушел, оставив Торма наедине с мыслями. Не очень, надо сказать, утешительными. Наконец, вырвавшись их плена бессмысленных рассуждений о том, насколько близки могут оказаться к истине догадки старика, он вернулся к работе. Рассвет уже робко стучался в наружные стены комнаты-аквариума, глаза, уставшие смотреть на реальный мир, требовали передышки в мире сна.
Он так и не нашел информации ни по Свану, ни по всеми остальным. В картотеках трансов России их не было. А для того, чтобы дал результат глобальный поиск среди всего населения, не хватало данных. По имени-фамилии Торм их, конечно, проверил, но получил отрицательный результат. В мире, где смертность в разы превышала рождаемость, все эти картотеки вообще стоили немногого...
В итоге он укутался в одеяло, принесенное Зеро, и уснул в надежде на то, что утро вечера мудренее. Правда, в его случае правильнее было бы поменять их местами, ведь когда Торм позволил сну одолеть себя, утро уже практически наступило.
Глава 26.
Сван.
- А если кто-то из них все же взял этот медальон? Если Вовка и вправду увез его с собой!?
Этот вопрос Мея ударил по фундаменту моего гениального плана.
- Я в это не верю, - ответил я.
- Ладно, не увез, - продолжал он, - Другой вариант. Предположим, его взял сам Ашотик. Как ты это докажешь? Придешь к Ираклию и заявишь: "Мне стало доступно новое ви'дение, поверьте на слово, Ашотик врет, а мы не виноваты!" Так тебе и поверили.
- Поверят. Мне кажется, я могу показать, КАК НАДО СМОТРЕТЬ. Ираклий будет рад возможности приобрести новое уменье. Да и, в конце концов, какой у нас еще выход?
- Дергать отсюда надо! Пока все не утихнет. Толкнул же черт на эту авантюру. Спасибо загранице - помогла добрым советом. Теперь сама сбежала, а нам расхлебывать.
Мей был явно не в себе, иначе не стал бы наезжать на Вовку, да еще за спиной.
- Он, между прочим, о тебе думал, - с укоризной сказал я.
- Думал... Если бы думал, не гоп-стоп предлагал бы, а денег занял, как просили.
Я не нашелся, что ответить. Это был явный перебор, я никогда не видел Мея таким.
- У тебя случилось что-то?
- И того, что есть, хватает, - Николай соскочил с лавки, на которой мы сидели, и пнул попавшуюся под ноги банку. Пластиковая тара, схваченная морозцем, звонко проскакала под соседнюю лавочку. В парке "У слоненка", где, как говорят, любят тусоваться местные голубые, было безлюдно. Зима, знаете ли, к любви не очень располагает. Мы с Меем, конечно, к этой братии отношения не имели. Просто присели о делах наших скорбных покалякать.
Седой импозантный мужчина в дорогом пальто (какая-нибудь Нина Ричи, как у Путина, не иначе) под лавку которого ускакала банка, встал, оглядел пустые аллеи с бордюрами, у которых намело мелкие холмики скупого южного снега и внушительные горки мусора, и двинулся к нам.
- Че ему надо-то?.. - пробормотал сквозь зубы Мей, снова усаживаясь, - сейчас начнет вежливости учить. Хрен старый.
У меня была другая версия по поводу намерений господина. Но я предпочел держать ее при себе.
- Ребята, - у вас закурить не будет?
Этот вопрос заставил Мея оглядеть сначала меня, а потом и себя самого. Не то, чтобы мы походили на бомжей. Но если всю одежду мира расположить сверху вниз по шкале элегантности, то с высоты, на которой будет обретаться прикид этого господина, особых различий заметно не будет. Я полагаю, что с сигаретами дела обстояли примерно так же.
Мой вежливый друг кивнул и запустил руку за пазуху - в правый внутренний карман своей кожаной курки а-ля "Ханой-98". Я внутренне рассмеялся. Вообще-то Мей к сигаретам относится с большим трепетом, без них свою жизнь не представляет и всегда заначивал несколько штук - даже от друзей. Однажды во время наших посиделок далеко заполночь, когда курево подошло к концу, из-за этой своей привычки он попал впросак. Представьте, парень достает из кармана пачку, грустно в нее заглядывает, вздыхает, вынимает последнюю сигарету, слегка комкает упаковку, швыряет ее в окно. Пачка, пролетев в сантиметре от рамы, исчезает в ночи... и тут же Мей с воплем подстреленного льва кидается за ней. Как выяснилось, в скомканной упаковке еще оставались три (!) сигареты! По сценарию она должна была удариться о стену рядом с окном и свалиться за диван - вот такой, типа, Мей косоглазый. А после того, как все разбредутся, он спокойно раскурил бы заначку.
Сейчас у Николая в ходу была другая "фишка". Табачок получше он держал для себя, а курево мерзкого качества - для тех, кто любит пострелять сигаретки. Последнее, как я знал, хранилось как раз в правом кармане.
Мужик глянул на сине-розовую карту Советского Союза в руке Мея и вытащил из пачки мятую беломорину. На мизинце полыхнул разноцветным огнем небольшой бриллиант.
- Питерский? - неожиданно спросил он, и мы поняли, что дядя родился без пальто и бриллианта, а как все нормальные люди - голеньким.
- Брюховецкий, - не очень вежливо ответил Мей.
Мужик хмыкнул, и оглядел моего товарища таким взглядом... Будто рассматривал заготовленную для опытов лягушонку. Затем неожиданно обратился ко мне:
- Твой? - он кивнул на Мея.
- Что?! - Колян аж задохнулся, но мужик не обратил на это внимания. Спокойно вытащил из кармана зажигалку - о ее цене я предпочел не думать - и затянулся беломором.
- Смотри аккуратнее с ним, - продолжил он, - долго не тяни, а то навсегда при себе оставить придется.
- Да что вы, все совсем не так, как вы решили, - ответил я, искренне потешаясь - нас явно приняли за "сладкую парочку". Причем Мею отвели роль послушной "девочки".
Юноше, с малолетства росшему среди кавказской братвы, это, понятное дело, не понравилось.
- Я тебя что-то раньше не видел, - меж тем продолжал седой, разглядывая меня, - откуда-то приехал?
- Нет, я давно здесь, в Краснодаре.
- Странно... Думал, всех наших знаю, - он затянулся сигаретой и поперхнулся от едкого дыма, обволокшего его лицо сизым облачком, - запах молодости, черт...
- Смотри, папаша, как бы тебе не задохнутся от этой молодости, - угрожающе начал Мей, но я придержал его за рукав. Не знаю почему, но к этому мужику я испытывал интерес. Было любопытно понять, что же заставило его признать меня "своим" - никогда не думал, что похожу на любителя мужчин.
- Ты, наверно, из этих... молодых затворников, - наш собеседник, похоже, решил игнорировать моего друга и обращался только ко мне, - никогда не понимал, почему вы отвергаете радости жизни. Что за интерес носить всякую рвань, когда можно прилично одеваться, зачем ездить на трамваях... Небось сегодня ты завтракал какими-нибудь пельменями "Северскими", вместо того, чтобы посетить приличный ресторан. Молодежь должна привносить что-то новенькое, иначе прогресс остановится. Но это ваше "затворничество", по-моему, чепуха, ворох мусора. Даже в штатовских хиппарях и то было больше внутреннего смысла. А вы с жиру беситесь. Мой пацан тоже, вот, вчера пришел домой в какой-то рванине. Говорит, поменялся одеждой с одним студентиком. И деньги ему карманные отдал - штуку баксов. Надеюсь, хоть попользовался им - добрячок...
По аллее к нам приблизились двое одинаково крепких мужчин, остановились в трех метрах за седовласым. Тот оглянулся на них, скорчил недовольную мину, бросил через плечо:
- Что там?
- Иван Николаевич звонит, - сказал один из мужиков, - дело, говорит, срочное.
- Они всегда срочные, - пробормотал мужчина, швырнул беломорину на землю и поглядел на меня как-то по-особенному, - завтра вечером у меня день рождения, - сказал он, - будет немало интересных людей. Я был бы рад, если бы ты пришел. Ресторан "У рояля". Обычно я не делаю таких предложений на улице, но тут случай особый. Я пожил на свете и всякого повидал, но такие данные... это редкость. Я хочу, чтобы у моего мальчика был такой друг. Спроси Лазаря Ароновича - это я. Буду польщен.
Он церемонно кивнул мне, и пошел по аллее со своими телохранителями. Просто сказать, что я шокирован, было бы все равно, как промолчать. Рядом Мей, забывший про свои обиды и планы мести, тихонько хрюкал от удовольствия.
- Такие данные! Друг для моего мальчика! Давай, Ванятко, авось этот хрен тебя в своей постельке пригреет - тогда, похоже, нам никакой Ираклий будет не страшен.
И тут меня посетила гениальная мысль. Все встало на свои места. Я сделал шаг вперед. Мей тут же испуганно схватил меня за плечо - хотел удержать от "грехопадения".
- Лазарь Аронович!
Он обернулся.
- А Ираклий у вас будет?
Седовласый кивнул:
- Знаешь Ираклия? Конечно будет. Думаю, он просто не сможет ко мне не прийти, - он ухмыльнулся и продолжил свой путь.
- Мей... - я смотрел на то, как грозный серо-черный вихрь в сопровождении двух вихрей поменьше опускается на сидение будто из ниоткуда подрулившего к обочине черного "Лексуса", - ты понял, кто это?
- Я понял, что твой Ираклий - тоже педик, - ответил мой неразумный друг. А говорят, что мышление у писателей более гибкое, чем у простых смертных.
- Мей... Он не педик. Он транс. Вампир. Причем сильный. И знаешь, что это значит?
- Что?
- Что я тоже законченный вампир. Иначе он бы не принял меня за своего.
- А я, по его мнению, тебе не друг, а жертва, - заключил после короткого раздумья Николай. Надо же, поторопился я его в тираж списать - соображалка у моего товарища все же работает, - а это "не заигрывайся, а то придется при себе оставить"... Значит, еще немного и мне назад дороги не будет.