Тем не менее, не прошло и двух суток после дискуссии в лабораторном отсеке, а "Радикал" уже тормозил, приближаясь к самому маленькому объекту системы. Спустя еще два часа Астанин с Вартаняном выволакивали из вездехода взрывное устройство. Мизерная гравитация позволяла работать без особого напряжения.
- Здесь, я думаю, будет неплохо,- сказал звездолетчик, без удовольствия обозревая унылый ландшафт.
Он не любил планеты этого типа, предпочитая им газовые гиганты, и миры, хотя бы отдаленно напоминающие Землю, на которых имелась хоть какая-то жизнь. К его печали, Дальняя Разведка занималась преимущественно именно такими планетами - оплавленными шарами, на которых много столь нужных землянам элементов из второй половины менделеевской таблицы. Возникали эти природные амбары тяжелых металлов в далекую эпоху, когда начиналось формирование планетных систем у звезд среднего поколение. Давление звездного излучения выметало легкие атомы подальше от центральных светил, и в протопланетных облаках происходила радиальная сепарация элементов. Потому-то на Венере металлов было куда больше, чем на Земле, а Меркурий вовсе оказался настоящей сокровищницей. Напротив, за орбитой Марса накопился излишек легких молекул, выброшенных солнечным ветром из внутренних областей системы, в результате чего внешние планеты стали тем, что они есть - много водорода, азота и углекислоты.
С этими космогоническими несправедливостями Астанин давно смирился, но все-таки временами жаловался: дескать, судьба чересчур часто бросает его на раскаленные планетки.
Когда они установили заряд, и "Медведь", набрав высоту, лег на курс (им предстояло разместить еще три мины), начгруппы спросил:
- Как вы думаете..., мы что-нибудь найдем?
- Вряд ли,- сказал Ярослав, и объяснил, почему он так думает.
- По-моему, тоже. Вы знаете...
- Давай, перейдем на ты, - предложил Астанин.
- Давай,- охотно согласился Вартанян.- Давно пора... Так вот, мне кажется, имеет смысл снова исследовать шлейфы третьей и четвертой планет. Я подозреваю, что в них должны содержаться какие-либо очень сложные соединение, на которые мы до сих пор не обращали внимания, поскольку с нашей антропоцентристской точки зрения они не могут быть биогенными. Хотя в действительности, оказавшись в подходящих условиях, они вполне могут стимулировать эволюцию совершенно экзотической биологии. Жизнь, знаешь ли, такая живучая штука - адаптируется в любой среде...
Их рейд по планетке занял достаточно времени, чтобы Степа успел изложить собственную концепцию, которая, по его словам, "очень красиво сочеталась с доктриной Викторьева-Райта".
Исполинский биомазер, каковым являлась система Каппы-4 Эридана, ежегодно продуцировал неисчислимые мегатонны органических соединений. Однако рождающиеся здесь молекулы существенно отличались от своих земных аналогов. Иодированные триптофан, фенилаланин и аденин, железосодержащие лизин, глутамин, пурин и пиримидин, а также другие вещества, неизвестные даже астробиохимикам - все это были ростки эволюционных лесов, абсолютно непохожих на те, что выросли на Земле, Глории, Сказке и других мирах, пригодных для существования людей.
Не прошло и полувека с начала эры межзвездных полетов, а человечество уже познакомилось с четырьмя принципиально неродственными формами жизни. Это, во-первых, белковые и квазибелковые комплексы, энергетика которых основана на окислительных процессах. Во-вторых, "существа О" - широко распространенные обитатели планет-гигантов, именуемые в просторечье "пузырями". В третьих, очень редкие организмы типа "циклопидов", обнаруженных шесть лет назад экспедицией "Паруса". И, наконец, в четвертых, еще более редкие (найдено пока лишь две разновидности) "соляроиды" - резервуары биологически-активных эмульсий: известные Астанину "вулканоиды", а также озера жидких электролитов на Гермесе.
Не логично ли предположить, что высокоразумные Строители должны были стремиться к поощрению роста всех разновидностей жизни, в том числе и тех, которые землянам пока не встречались? Поэтому вполне возможно, что в космических фабриках вроде Каппы-4, могут производиться также и семена других, не обязательно белково-нуклеиновых форм жизни. Вартанян надеялся, обнаружив нестандартные высокомолекулярные комплексы, определить, к какому итогу приведут их механизмы естественного отбора.
К идее Ярослав отнесся критически - подобные гипотезы в Дальней Разведке рождались примерно три раза в день, а рассыпались и того чаще. То, что казалось научнику "логичным", вызывало у него резкий внутренний протест. Вряд ли было рационально совмещать в одной системе производство столь разнородных соединений. Он считал более логичным (разумеется, это было логичным с его точки зрения, но Астанину казалось, что в таких вопросах логика Строителей не должна сильно отличаться от человеческой) создание специализированных "ферм" для посева каждого отдельного биологического типа. Впрочем, все это было столь же голословно и умозрительно.
Однако ассоциации уводили мысль дальше, и он подумал, насколько все-таки жизнь сложнее и интереснее самых головоломных литературных трафаретов. Рядовая, в общем-то, экспедиция - ни аварий, ни любовных драм, ни великих ученых на борту. Но какой фейерверк открытий, какой каскад остроумных и смелых научных концепций, раскованность мышления, полет фантазий, какое напряжение интеллектуальных и физических сил! Разумеется, их работы не перевернут мировую науку, но в копилку человеческих знаний будут добавлены новые немаловажные находки, которые когда-нибудь, в совокупности с другими достижениями других людей, поднимут земную цивилизацию на новые ступени могущества и процветания.
- Ты со мной не согласен? - прервав свой монолог, осведомился Вартанян.
- Ну, не так, чтобы очень... но и не очень, чтобы так,- вездеход уже снижался, и Ярослав говорил, разделив внимание между собеседником и пультом управления.- Все пока ведь очень неясно. Ты совершенно напрасно так безоговорочно принимаешь искусственное происхождение этой системы. Прямых доказательств у нас по-прежнему нет, и вполне может появиться иное истолкование наших находок. Однако, я окончательно утвердился в своем убеждении, что мы - я имею в виду все Человечество - стоим на пороге больших потрясений. Наверное помнишь, я на днях рассказывал, как менялись с годами цели звездоплавания: первое десятилетие казались важными любые мелочи, потом мы сосредоточили внимание на запасах сырья и жизненного пространства. А теперь единственным оправданием для продолжения интенсивного межзвездного поиска остается надежда на встречу с иным разумом.
- Ты считаешь, что это серьезно?
- Более чем серьезно. Накоплено огромное количество информации, однако наши ксенологи тонут в груде разрозненных фактов. Теперь особенно остро стала проблема суммировать всю информацию в этой области и выработать оптимальную стратегию. Я подозреваю, что именно об этом пойдет речь на февральском конгрессе.
К "Радикалу" они вернулись первыми. Чуть позже прибыла шлюпка, на которой Ляпунов и Дихнич устанавливали мины в противоположном полушарии.
Когда все собрались в рубке. Астанин торжественно нажал кнопку. В разных концах планеты взметнулись пухлые грибочки ядерных взрывов. По плотной (мечта любого сейсмолога) глыбе сплавленного с металлом камня разбежались ударные волны, превращаясь в электронные сигналы среди схем бортовых компьютеров. Солидно помигивая лампочками, компьютер сделал какие-то подсчеты и выдал похожее на приговор решение - планетка самая обыкновенная, сложена из обычных пород и никаких подозрительных формаций не содержит.
- Самое обидное,- сказал Ярослав, тяжело вздыхая,- мы обречены загубить еще сутки, чтобы получить такой же отрицательный результат на соседней планете.
- К сожалению, придется, - ответил за командира Вартанян. - Увы, но в такой ситуации ничего не может быть ясно в принципе...
Систему Каппы-4 Эридана звездолет покинул только через восемь суток. Ничего существенного за эти двести часов обнаружить не удалось.
Часть вторая Иной Разум
1. Земля, 2230 год.
Из окон серовского кабинета открывался восхитительный вид на заснеженный парк, в котором разместились Министерство Освоения Космоса, Академия Космических Наук, Высшая Академия Космонавтики, базовые институты, а также служебные гостиницы, небольшой космодром и знаменитый асимметричный эллипсоид, именуемый обычно Дворцом Космонавтики. Во дворце уже четвертый день заседал VII Всемирный конгресс Ассоциации участников межзвездных полетов.
В не столь давние времена "всемирным" назывался форум, на который съезжались гости со всего мира. Однако ныне, когда Человечество неуклонно заселяло иные планеты, эпитет "всемирный" приобрел новый смысл - это был конгресс всех миров.
- Перестань мандражировать,- посоветовал Павел Андреевич.- Все мы когда-то впервые выступали перед такой аудиторией.
Сегодня на Конгрессе обсуждались проблемы сапиентологии, науки о разумной жизни, и Ярославу предстояло сделать доклад об открытии пульсарных перемычек, соединявших витки галактической опирали.
- Мне от этого не легче,- буркнул он в ответ.- Встанет какой-нибудь академик с супермозгом и начнет: выводы, мол, не выдерживают никакой критики, наблюдения проводились недостаточно корректно, крайне низкий научный и методический уровень, ну и так далее.
- Не переживай, будет гораздо хуже,- привычно успокоил его Серов.- От тебя потребуют всего-навсего дополнительных фактов и соображений. А что касается супермозга... - он ухмыльнулся.- Будет тебе и супермозг.
- В каком смысле? - рассеянно переспросил Ярослав и вдруг понял.- Надо же! Кто?
- Некто Космик. Он из новых - ему всего восемь лет. Или девять.
- Слышал,- сказал Астанин.- Если не ошибаюсь, он еще и мобильный?
Они затронули весьма деликатную тему, касаться которой в повседневных разговорах считалось чем-то вроде моветона. Всем было прекрасно известно, что на Земле, кроме людей, уже больше столетия существует вторая цивилизация - полторы дюжины разумных суперкомпьютеров. Созданные в процессе постепенног