Напомним, что до самой середины нашего века, т.е. всего каких-нибудь четверть века назад, городское население мира состав-пяло менее четверти всего народонаселения. Да и здесь удельный вес крупных городов, в свою очередь, был ничтожным, а в малых городах жизнь людей в бытовом отношении мало чем отличалась от сельской. Даже в крупных городах было немало домов, где хозяйство велось, как при дедах и прадедах. Крошечные островки многоэтажных зданий в крупных городах окружало безбрежное море поселений сельского типа, где господствовало веками установившееся равновесие человека и природы — своеобразный экологический баланс.
Все чаще и все сильнее этот баланс нарушался — и, разумеется, не в пользу природы. Но это было не глобальным, а локальным явлением. Где-то химический завод начинал отравлять воздух окрест, но можно было переселиться подальше. Где-то другой завод начинал спускать в реку ядовитые отходы производства, и рыба, а также купающиеся отплывали подальше. Где-то начинали один за другим подниматься терриконы отработанной породы, но вокруг оставалось много цветущей земли. Какой-нибудь галантный кавалер подносил даме букет цветов, а спустя некоторое время завядшие цветы шли на корм скоту. Несколько сот семейств какого-нибудь города устраивали для своих детишек новогодние елки, а через несколько дней елки пылали в печи как дрова. Какая-нибудь компания выезжала за город на пикник, а после ее отъезда сельские ребятишки подбирали пустые бутылки, банки, бумагу — в крестьянском хозяйстве все сгодится. Птицы, собаки доканчивали объедки — и через неделю место пикника готово было принять новых гостей. А в самой деревне кругооборот “окружающей среды” был установлен веками. Не пропадали даром даже черепки разбитого горшка.
И вот всему этому однажды пришел конец. Сразу после второй мировой войны, со второй половины XX века мировой научно-технический прогресс стал ускоряться невиданными прежде масштабами и темпами, причем все чаще это сопровождалось качественными изменениями нарастающих масштабов. Началась научно-техническая революция наших дней с далеко идущими социально-экономическими последствиями.
Помните древнюю индийскую легенду об изобретателе шахматной доски который попросил в награду у раджи, чтобы на одну клетку шахматной доски было положено одно зернышко риса, на другую — два, на третью — четыре, на четвертую — шестнадцать и т.д. Раджа обрадовался возможности дешево, как ему казалось, отделаться от просителя. Но радовался зря: всех зерен мира не хватило бы, чтобы исполнить просьбу. Такие процессы стремительного, лавинообразного роста называются экспоненциальными: 1–10–100–1000–10 000 и т.д. И именно такие процессы оказались наиболее характерными для научно-технической революции, когда многие показатели промышленного роста начали удваиваться за считанные годы.
Там, где дымила одна заводская труба, где обдавал людей пылью и бензинным смрадом проезжающий автомобиль, стали дымить десятки, а потом и тысячи труб несоизмеримо большей мощности и ядовитости, помчались миллионы автомашин, поднимая над городом тучи ядовитого смога. Там, где в реку или в море сбрасывались нечистоты из одной трубы, появились сотни и тысячи труб также несоизмеримо большей мощности и ядовитости, и целые реки, целые цветущие участки морских побережий превратились в зловонные лужи, в которых гибнет все живое. Там, где возвышался один террикон, земля на десятки верст округ превратилась в подобие лунного ландшафта. Там, где валилось под топором одно дерево, бензопила и трактор завалили бревнами реку до дна на сотню верст вниз по течению.
И это еще не все. Когда-то, во времена оны городские обыватели с возмущением просыпались вдруг от грохота проносившейся пролетки лихача, от ссоры под окнами загулявшей пьяной компании или от кошачьего концерта. Просыпались, бормоча про себя ругательства, и он а засыпали мертвым сном в мертвой тишине. А если компания не угомонялась, выходил дворник, и через минуту все затихало. А теперь рев моторов и скрежет тысяч автомашин с утра и до утра превратили улицу в шумный цех завода. Запущенные на полную мощность телевизор или радиола оказались в состоянии довести до исступления не только соседей, но всех жителей соседних домов — население города средней руки в прошлом веке. Открылась угроза не только воздушного, водного и ландшафтного, но и шумового дискомфорта, причем в степени, чреватой опасностью для физического и психического здоровья населения. А затем открылась угроза радиационного загрязнения, теплового загрязнения и т.д. и т.д.
И это еще не все. За город на пикник двинулась уже не одна компания, а тысячи и тысячи еженедельно. И выбранная ими поляна оставалась захламленной, а новые компании искали все новые и новые поляны, опушки, пляжи. Сотни тысяч “кавалеров” возвращались воскресным вечером с охапками цветов — и вот уже все труднее оказывалось сыскать за городом очей очарованье, а завядшие букеты забивали мусоропроводы. Не сотни, а миллионы семей устраивали новогодние елки, истребляя окрестные леса, — и вот уже пылали во дворах несчастные деревца, мстя за свою гибель выделением канцерогенных дымов. Миллионы ружейных стволов нацепились в последнего перепуганного зайца. Миллионы моторных лодок превратили речные, озерные и даже морские заводи в далеко не дружеский шарж на городские автомагистрали. Этот перечень можно продолжать без конца.
И самое главное: все это нарастало из года в год. И природа, казалось, сдалась на милость победителю-человеку.
Поначалу победители торжествовали. На протяжении второй трети XX века рос поток книг, статей, брошюр, в которых диктовались условия безоговорочной капитуляции “побежденной”, разрабатывались планы окончательного “покорения природы” и даже полной “реконструкции земной поверхности”: перегораживания морских проливов гигантскими плотинами, поворачивания рек вспять, “упразднения” тайги и джунглей, пустынь и болот и т. д., вплоть до покрытия Мирового океана густой сетью плавучих островов-городов и “замены” естественной атмосферы планеты новой, синтетической, “более эффективной”.
Сразу оговоримся, что во всей этой кампании (в которой в свое трем? принял посильное участие и автор этих строк) имелись определенные рациональные зерна конструктивные стороны. Некоторые проекты имеют важное народнохозяйственное значение, мало того, без их осуществления невозможно дальнейшее развитие экономики целых регионов, и первые из этих проектов (например, поворот на юг, к Каспийскому морю и в Среднюю Азию части стока северных рек СССР) уже начинают претворяться в жизнь. Речь идет о другом, о том, что авторы многих глобальных проектов не задумывались, каким будет ответ природы и как будет выглядеть с этой точки зрения “большая эффективность”.
Торжество продолжалось недолго. Надо отдать должное: среди “победителей” нашлись и такие, которые с честью оправдали хвастливое самоназвание земного народонаселения “гомо сапиенс — человек разумный” и всерьез заподозрили, что экспоненциальные процессы в весьма ограниченных земных условиях не то что без конца, но и вообще сколько-нибудь длительное время продолжаться не могут, что “покорение природы” наблюдавшимися масштабами и темпами ни к чему, кроме скорой глобальной катастрофы приведет.
Первые соображения на этот счет звучали довольно робко. Их авторы больше упирали на различные безобразия местного масштаба. О неприятных последствиях говорилось сугубо предположительно, а об угрозе человечеству в глобальных масштабах вообще помина не было. Но прискорбная действительность не скупилась на факты, один другого поразительнее, и тон тревожных сообщений фронта противоборствования с природой сначала год от года, а затем и месяц от месяца становился все более категорическим. Примерно со второй половины 60-х годов ударил настоящий набат тревоги, а к началу 70-х годов сделалось яснее ясного: так дальше продолжаться не может, ибо над человечеством нависла угроза экологической катастрофы, если не удастся свернуть с рокового пути и восстановить равновесие с природой на новом уровне, соответствующем достигнутому уровню развития производительных сил человечества.
Сейчас трудно, может быть даже совсем невозможно, установить, кто первый сказал “а” в развернувшейся экологической кампании. Да и неважно, кто первый, потому что в разных странах, в разной социально-экономической обстановке это самое “а” прозвучало по-разному, а за ним последовали “б”, “в” и прочие буквы всех земных алфавитов. Тут смотря что считать началом: первое (может быть, даже устное) выступление в защиту природы, против какого-нибудь конкретного, пусть даже незначительного по масштабам, безобразия в этой области (такие выступления звучали и в 50-х годах и раньше), первое организованное выступление общественности на страницах печати или с трибуны собраний, первая научная констатация тревожных фактов и первый научный прогноз их катастрофических последствий или первое правительственное постановление по развертыванию борьбы с надвигающейся катастрофой.
Гораздо важнее установить другое: фундаментальные факты новейшей истории человечества. А факты эти говорят о том, что на протяжении второй половины 60-х годов прогрессивная мировая общественность, наконец, осознала серьезность экологической опасности в глобальных масштабах и что в начале 70-х годов с помощью самых совершенных электронно-вычислительных машин было досконально установлено и десятки раз перепроверено: если загрязнение природной окружающей среды и впредь будет продолжаться в масштабах и темпах 60-х годов, то самое позднее на протяжении первой половины XXI века оно примет необратимый характер, т.е. спастись от катастрофы будет все труднее. Третий и пожалуй, самый важный из важнейших, фундаментальный факт заключается в том, что наука не ограничилась анализом, диагнозом и прогнозом тревожного явления. Она разработала в общих чертах научные рекомендации по преодолению критической ситуации и решению этой сложнейшей проблемы. В предельно кратком и схематичном виде эти рекомендации сводятся к следующему.