Он пальцем коснулся ее губ, и она замолкла.
– Я не играю с вами. Мне было бы проще, будь это так.
Уинни почувствовала, что он не в меньшей растерянности, чем она. Выше ее сил оттолкнуть его, да и желания нет. Он тоже охвачен лихорадкой. Глаза его сверкали.
– Скажите, чтобы я вас отпустил, и я отпущу.
Уинни потянулась к нему и взяла в ладони его лицо.
– Вы разожгли во мне такой пожар, что я вот-вот сгорю.
Он нагнулся, приподнял ей голову и поцеловал.
Уинни прижалась к нему, внутри – ощущение свободы, легкости. Куда-то подевалась сдержанность. Она запустила пальцы ему в волосы и притянула к себе как можно ближе. И оказалась у него на коленях. Его губы скользили по ее губам, в голове не осталось никаких мыслей, только восторг и упоение…
Ксавьер чуть отстранился и, тяжело дыша, произнес:
– Я хотел узнать… такая же вы сладкая, как лимонная карамель… Ваш голос… то, как вы говорите… это и терпко, и сладко. Но вас нельзя сравнивать с чем-то обычным. Вы похожи на солнечный свет весной в апельсиновой роще, и на ветер перед летней бурей. И еще на тихую зимнюю ночь, когда звезды светят особенно ярко.
Никто никогда не говорил с ней так. Никто не целовал ее так.
Ксавьер перевел дух:
– Если я не прекращу сейчас это безумие, то могу забыть, что я джентльмен.
А она не хотела, чтобы это безумие прекращалось, и не отняла губ от его рта. Руки Ксавьера крепко сжали ее, глаза смотрели с жадностью.
– Меня никто раньше так не целовал, – прошептала она.
– Значит, они были дураки.
– Поцелуйте меня еще.
Это была не просьба, а требование, и он, засмеявшись, стал осыпать поцелуями ее губы.
Он прав: это безумие… Она стиснула лицо Ксавьера ладонями и приникла к его рту.
Ксавьер больше не мог сдерживаться и поцеловал ее так крепко и страстно, что она захлебнулась в его поцелуе.
Наконец он снял ее с коленей и усадил обратно на скамейку.
– Вы хотите, чтобы я забыл обо всем, о том, где мы находимся? – И вскочил на ноги.
Глаза у него сверкали, он покраснел. Это она довела его до такого состояния?
– Вы хотите, чтобы я опрокинул вас на землю в общественном месте и насладился вами прямо здесь? Вы этого хотите?
Встать Уинни не смогла – ноги не слушались, но подняла голову и сказала:
– Я тоже могла бы поступить с вами подобным образом.
– Вы решились бы поцеловать меня так же… самозабвенно, будь мы одни в вашем коттедже?
«Да ни секунды не раздумывала бы!»
– С вами я почувствовала себя дикой, неуправляемой, безрассудной.
У него вырвался глухой смех:
– Mi tesoro[3], ваши поцелуи и дикие, и безрассудные! Из-за вас мужчина может потерять власть над собой.
Они смотрели друг другу в глаза, и вдруг он предложил:
– Позвольте пригласить вас куда-нибудь сегодня вечером… пообедаем, потанцуем.
Чего-чего, а такого приглашения она совсем не ожидала.
– Никакого продолжения не будет, – добавил он. – Я не жду, что вечер закончится у вас в постели.
А ей как раз этого и хотелось!
«Что, если он потом скажет, что ты ему не подходишь, что недостаточно хороша? А если не скажет?»
– Я просто хочу провести с вами вечер.
– Почему? – еле слышно спросила она.
– Потому что вы мне нравитесь… так я думаю.
Ей сделалось тепло на душе.
А он уточнил:
– Возможно, и вы думаете, что я вам нравлюсь.
Она кивнула.
– Значит, мы оставили позади беспокойства и обиды, и я этому рад.
– Поэтому вы хотели бы отпраздновать наше взаимопонимание?
– Я бы хотел возместить причиненные неприятности. – Он помолчал. – И я также хотел воспользоваться возможностью снова вас поцеловать.
– Принято! – воскликнула она.
Он сдвинул брови:
– Это значит «да»?
– Это твердое «да».
– Уинни… – неуверенно произнес он, – я не хочу, чтобы у вас создалось обманчивое впечатление…
– Даю слово. Но есть еще кое-что. Вы – мой босс, а я…
– Я никогда не стал бы использовать свое положение, чтобы принудить вас…
Она не дала ему договорить:
– Я знаю. Но вы можете пообещать мне, что независимо от того, что произойдет сегодня вечером – или не произойдет, – это не отразится на персонале мотеля?
– Даю честное слово. Я уже принял решение сохранить ваш персонал. И не передумаю.
Она ему поверила. Для этого человека честное слово много значит.
И теперь, когда она обеспечила работу сотрудникам – и когда бабушке ничто не угрожает, – она может отдаться своим опрометчивым порывам.
– Уинни?
– Вы не стремитесь к длительным отношениям, но не избегаете женского общества, так что я с радостью проведу с вами вечер.
– Общества одной женщины, – с улыбкой уточнил он. – Сегодня я думаю исключительно об одной женщине, Уинни, и это вы. Я буду ждать вас в фойе мотеля в восемь. Хорошо?
Уинни посмотрела на часы – у нее хватит времени, чтобы принять душ и переодеться.
– Да.
Он повел ее в модный бар на берегу, где ели руками «фингерфуд», бутерброды тапас и пили холодное пиво из бутылок. Ксавьер был в черных брюках и темно-синей рубашке, улыбался и смеялся… и напоминал пирата-обольстителя. Только золотой серьги ему не хватало.
Уинни надела свое самое праздничное платье – из яркой шелковой ткани, облегающее, мягко струящееся по фигуре. Его глаза восхищенно засветились, когда он увидел ее.
После того как на их тарелках не осталось еды, Уинни сказала:
– Расскажите о вашей бывшей жене.
– Зачем?
– Любопытство. Я правильно поняла – она одна их тех жестоких женщин, к которым вас тянуло?
– Но вы не жестокая, – улыбнулся он. – Вероятно, у меня улучшился вкус.
Уинни смотрела на дрожащий огонек свечи в мозаичной стеклянной подставке.
– Сколько вам лет, Ксавьер?
– Тридцать шесть.
– Мне тридцать три. И… – она раскинула руки, – на горизонте нет ни одного полного неудачника. Может, мы оба достигли критической точки в своем развитии?
Он протянул руку и провел пальцем по ее щеке.
– Вы себя недооцениваете, вы заслуживаете большего. Обещайте мне не тратить свои силы и время на тех мужчин, которые вас не стоят.
– Я постараюсь, – ответила Уинни, глядя ему в глаза.
Наградой стал быстрый поцелуй в губы, но, несмотря на легкость поцелуя, тело у нее закололо.
Взгляд Ксавьера сместился вниз, краска залила ему щеки, глаза сверкнули. Уинни поняла, в чем дело: сквозь тонкий шелк платья просвечивали заострившиеся соски. Краска залила и ей щеки и шею. Она чуть не закрыла руками грудь.
Ксавьер почувствовал ее смущение, взял за руку и многозначительно улыбнулся:
– Вам будет спокойнее, если я скажу, что вы точно так же действуете на меня?
Она в упор посмотрела на него и тоже улыбнулась:
– Да, это большое утешение.
Ксавьер не сводил глаз с ее рта.
– Я собирался повести вас отсюда в казино. Подумал, что вас развлечет рулетка.
– Казино? Это весело, но… я не любительница азартных игр.
– Это не страшно, если не ставить больше, чем можешь себе позволить.
В их разговоре есть определенный подтекст, да и игра на деньги напомнила ей об Эгги и Лоренцо.
– Мы с Камиллой встречались восемь месяцев, когда она забеременела Луисом.
Уинни уже и забыла, что спрашивала его о Камилле.
– Вы ее любили?
– Она меня увлекла, но был ли я влюблен? Нет. Тем не менее я был готов связать с ней свою жизнь. – Ксавьер задумчиво водил пальцем по подсвечнику. – Не надо влюбляться, и тогда вас не смогут ранить.
Да, он прав.
– Что же случилось?
– Я радовался тому, что у нас будет ребенок. – Он замолк, и губы у него побелели. – Она заявила, что, если я на ней не женюсь, она сделает аборт.
Шантаж! Уинни не сразу нашла в себе силы говорить.
– Поэтому вы на ней женились?
– Все оказалось не так уж плохо. Она умела меня рассмешить и часто делала то, что доставляло мне удовольствие. Я окружил ее вниманием, осыпал подарками, сопровождал на светские приемы, а это ей очень нравилось. Браки заключаются, даже если для того имеется еще меньше оснований.
Оснований? А где же страсть, возбуждение, романтика?
– Что случилось потом?
– Как только мы поженились и родился Луис, она перестала делать вид, что я ей нравлюсь.
Уинни была потрясена.
– Если вы были ей безразличны, то зачем она вышла за вас?
Он пожал плечами:
– Думаю, она хотела положения в обществе, а статус моей жены давал ей это. Вероятно, и забеременела она специально.
– Ужас какой!
И глупость. Получить Ксавьера в мужья и отказаться от него… Эта женщина, должно быть, спятила!
– Я ошибался на ее счет… сильно ошибался. А когда наконец до меня дошло, что же она собой представляет, то вдруг понял: я ведь женился на копии моей бабушки.
– Жены Лоренцо?
– Да. Моя бабка считалась уважаемой и культурной женщиной, а на самом деле была жестокосердной и высокомерной, способной унизить. Она превратила жизнь Лоренцо в ад. Когда я увидел, что Камилла похожа на нее, то не смог ни минуты продолжать жить с такой женой. А поскольку она не выказывала ни малейшего интереса к Луису, то никаких угрызений совести я не испытывал. Я предложил ей материальное возмещение за передачу мне полной опеки над Луисом.
– Но вы не препятствовали ей видеться с ним?
– Нет. Но она не стремилась к этому. Она назначала встречу с ним, а в последний момент отменяла. Я иногда думаю, что лучше вообще не иметь мать, чем такую, как она!
Уинни стало больно за него.
– Вы рисковали, надеясь, что у вас с Камиллой все сложится, но риск не оправдался.
Мерцание свечи на столе отражалось в его глазах.
– Под угрозой было счастье Луиса.
– Вам не следует себя винить.
– Но я тоже виноват.
– Я должна кое-что вам сказать. Надеюсь, что вы не примете это слишком близко к сердцу. – Она поморщилась. – Но это было бы немного нечестно. Дело в том, Ксавьер, что испанская тема для мотеля, которой я вас ошеломила, была мечтой Эгги. Вот почему мои рисунки такие детальные и красочные. Я была еще маленькой девочкой, когда мы с ней вместе придумывали, как превратить «Дом Эгги» в испанский оазис. Если бы у нас были деньги, Эгги давно обновила бы мотель.