[850], Станиславе[851], окрестностях Лавочного. В последнем случае погром был спровоцирован призывами местного украинского священника[852]. В Мельнице-Подольской созданной после отхода советских войск украинской полицией евреям было приказано эксгумировать тела 12 убитых НКВД заключенных. Город балансировал на грани погрома, но из-за вмешательства религиозных общин погрома удалось избежать[853]. Окончательно ситуация нормализовалась после прихода венгерских войск[854]. Еврейский погром состоялся также в Надворной. Евреев украинские националисты обвиняли в том, что они убили заключенных тюрем. В погроме погибли десятки евреев[855]. В Рожнятове украинская милиция начала издевательства над евреями до прибытия венгерских войск. После прихода венгров начался активный поиск евреев-коммунистов[856]. В Озерянах только вмешательство венгерских войск предотвратило расстрел нескольких евреев украинскими националистами[857].
После отхода советских войск и до прихода немецких двухдневный еврейский погром произошел в Коломыи[858]. По воспоминаниям выживших евреев украинцы согнали евреев к монументу Ленину и после мучений приготовили к расстрелу, только приход главы города Алинкевича спас евреев.[859] После погрома в Коломые ОУН призывала в своей прессе народ не поддаваться на московские и польские провокации и не совершать еврейские погромы, компрометирующие «украинское государствотворческое движение». Одновременно евреев обвиняли в том, что они стоят в «авангарде московского большевизма» и «англо-американских паразитов-плутократов»[860]. Как видим, не участвовать в еврейских погромах ОУН призывало не из милосердия и юдофилии («мы не хотим этим защищать евреев»), а желанием не скомпрометировать собственное движение. Если допустить, что готовившиеся к расстрелу евреев «хулиганы», как их определяет автор воспоминаний, были украинскими националистами (что весьма вероятно, учитывая, что у простых крестьян или горожан вряд ли нашлось бы большое количество оружия необходимого для расстрела евреев), то, возможно, перед нами пример разногласий внутри ОУН: более радикальный низовой актив ОУН стремился к скорейшему разрешению еврейской проблемы, в то время как более высокое руководство ОУН вынуждено было думать о последствиях для организации, которые возникнут после такого «решения» проблемы.
В некоторых городах (например, Болехове) во время погрома уничтожались в первую очередь евреи-«коллаборационисты», сотрудничавшие с советской властью, коммунисты, комсомольцы и т. д. Погром здесь, как и во многих других городах венгерской оккупации, с приходом войск был остановлен, но к тому времени уже погибло более десятка людей[861].
Однако не везде приход немцев «спасал» евреев. Например, в Отынии украинские националисты во главе с Е. Иванцивом после ухода венгров и до прихода немцев ночью 5 августа расстреляли советских работников-евреев и комсомольцев вместе с семьями – 45 человек[862].
Попытки погромов в зоне венгерской оккупации опровергают утверждение украинской исследовательницы Ж. Ковбы о том, что погромы происходили только в немецкой оккупации и были инспирированы немцами, в то время как украинцы не проявляли инициативы в погромах[863].
Украинские националисты летом 1941 г. уничтожали евреев не только в бывшей польской, но также и в советской Украине. В с. Турбов на Винничине украинские националисты убили всех мужчин-евреев. Попытку расправиться с женщинами и детьми остановили немцы. Так же все евреи-мужчины были убиты бандеровцами в селе Кузьмин[864].
В Чудневе житомирской области украинская милиция вместе с фольксдойче по указанию немецких властей расправилась с около 800 евреями[865].
В Проскурове украинские националисты «по просьбе села» сделали «маленькую чистку жидо-коммуны». И после некоторые крестьяне жаловались, что «почистили мало»[866].
Еврейские погромы, прокатившиеся по Западной Украине в первые дни Великой Отечественной войны, отличались большим разнообразием – в некоторых местах погромы возникали до прихода оккупационных войск, в других случаях погромы происходили после. Иногда инициатива погрома исходила от немецкой стороны. Некоторые погромы организовывались украинской народной милицией подконтрольной ОУН, другие были начаты местным сельским населением после погромнических речей местных священников. Наиболее крупные погромы произошли в городах, где с приходом немцев были обнаружены убитые украинские заключенные, но погромы происходили и там, где подобных захоронений не было[867]. Часто погромы начинались до прихода войск стран «Оси», и этот факт опровергает версию некоторых украинских исследователей о том, что погромы были целиком инициированы немецкой стороной. Действительно, немцы старались использовать антисемитизм местного населения, провоцируя погромы и представляя дело так, будто бы помогают местному населению в борьбе с евреями. Но уничтожение части евреев, являвшихся сторонниками советской власти, и расправа над «спекулянтами» и так входило в планы ОУН, а расстрел украинских заключенных в тюрьмах стал катализатором ненависти украинского населения к евреям, которую умело использовали немцы. На данном этапе цели немцев и украинских националистов совпали. Их объединял общий стереотип «жидо-коммуны», убеждение в коллективной ответственности евреев за грехи коммунизма.
Антисемитизм сохранился у украинских националистов и после того, как погромы закончились. После их окончания украинская милиция в городах Западной Украины следила за исполнением немецких предписаний относительно евреев[868].
На местном уровне в июле 1941 г. оуновцами принимались указы, запрещающие даже здороваться с евреями и предписывающие бойкотировать их. Ослушавшихся членов организации предписывалось карать[869]. В г. Шпыкове Винницкой области глава УНМ издал распоряжение всем евреем старше 7 лет носить шестиконечную звезду[870].
В одном из документов ОУН-Б, датируемом концом июля 1941 г., венгров, оккупировавших Гуцульщину, упрекали в том, что они плохо относились к украинцам, но зато хорошо к полякам и «даже евреям»[871]. Венгерская власть обвинялась в том, что «еврейское и польское население пользуется у таких старшин «обхождением», проходится с ними под руки и чувствует ежедневно (большую) заботу с их стороны». Также недовольство украинской милиции вызывало то, что найденных ею в лесах евреев венгры очень часто отпускали[872]. Даже вполне «мирный» Главный центр («Головний Осередок») Пропаганды бдительно следил за деятельностью милиционеров-оуновцев, освобождавших пойманных вместе с немцами евреев за деньги и передавал соответствующие данные СБ ОУН[873].
Антиеврейские лозунги, прямые призывы к их уничтожению продолжали распространяться ОУН и в августе. Глава УНРА Клим-«Легенда» в своей инструкции в конце августа 1941 г. приказывал писать на стенах лозунги антисемитского, антипольского и антирусского характера: «На всех домах, стенах, заборах и т. д. надписи: Пусть живет Украинское самостийное государство. Пусть живет Ярослав Стецько! Освободить Бандеру! Освободить Стецько! Не хотим, чтобы на Украину возвращались польские и еврейские помещики и банкиры. Смерть москалям, полякам и евреям и другим врагам Украины»[874]. Эти листовки прямо противоречат воспоминаниям Б. Казановского, которые не находят никаких других подтверждений, о том, что якобы И. Климов издал или собирался издать письменное распоряжение о том, чтобы ни одни член ОУН не трогал евреев[875]. Все прочие документы Климова рисуют совершенно иную картину.
Прямые призывы уничтожать евреев, «москалей» и «ляхов» трудно оценить иначе, как действия, поощряющие немецкие чистки. Поэтому совершенно невозможно согласиться с В. Вятровичем в том, что ОУН не несет никакой ответственности за еврейские погромы. Что же касается его утверждения о том, что еврейские погромы были наисильнейшими в тех областях, где в 1939-1941 гг. проводилась советизация, и поэтому-де ответственность за эти события несет «советизация»[876], то с таким же успехом можно вообще всю милитаристскую политику Гитлера и Холокост рассматривать как ответ на действия «жидо-коммуны». Следует заметить, идея о том, что еврейские погромы в Восточной Европе явились всего лишь простым следствием советизации этих земель, а образ еврея-коммуниста – это не просто стереотип, но подлинное отражение действительности, весьма распространена не только в украинской историографии. Эта идея встречается и в польской историографии[877]