Выйдя из кельи, она заперла за собой дверь и пошла искать сестру Эммануэль. Сердце Габриэлы пело и ликовало. Все окружающее словно заволоклось золотистой дымкой и потеряло черты реальности, зато воспоминания о поцелуях Джо, о его крепких объятиях приобрели выпуклость и яркость. Джо любит ее! Он хочет быть с ней. И она тоже этого хотела. Она полюбила, полюбила впервые в жизни!..
Когда Габриэла проходила мимо трапезной, где собралось несколько монахинь и послушниц, голова ее все еще слегка кружилась. Губы Габриэлы улыбались, глаза лучились счастьем, но никто из сестер не обратил на это внимания.
Одна только сестра Анна, чье ревнивое сердце не знало покоя, многое поняла и о многом догадалась. Но она промолчала, а больше никто ничего не заметил.
Глава 12
На следующее утро Габриэла пошла на исповедь одной из первых. Час был ранним, и многие монахини выглядели заспанными и зевали, деликатно прикрывая рты кончиками наголовных платков. Пожалуй, одна только Габриэла чувствовала себя абсолютно бодрой, хотя этой ночью она почти не сомкнула глаз. Ей так хотелось поскорее увидеть Джо, что она то и дело отрывала голову от подушки и напряженно всматривалась в темноту за узким окном дортуара, стараясь разглядеть признаки приближающегося рассвета. Самые разные мысли тревожили ее. Габриэла гадала, не приснилось ли ей все, что было вчера. Не устыдится ли Джо своего порыва.
Быть может, думала она, он уже раскаивается в своем поступке и теперь не захочет ни видеть ее, ни говорить с ней. Этот вариант казался бедняжке настолько реальным, что, когда она наконец вошла в темную и тесную исповедальню и опустилась там на колени, лицо ее не выражало ничего, кроме ужаса.
Молитву Габриэла прочла чисто машинально, поскольку от волнения и страха она почти ничего не соображала.
К счастью, Джо сразу узнал ее голос. Стараясь производить поменьше шума, он вытащил из гнезда деревянную решетку исповедальни, и Габриэла увидела в темноте смутные очертания его головы.
— Я люблю тебя, Габи, — прошептал он так тихо, что Габриэла скорее угадала, чем расслышала его слова. Она сразу же успокоилась и с облегчением вздохнула.
— Я боялась, что ты можешь передумать, — ответила она так же тихо и впилась в темноту испытующим взглядом.
— И я тоже, — ответил Джо и поцеловал ее сквозь окошко. Потом он спросил, когда они увидятся вне монастыря.
— Быть может, завтра, — неуверенно предположила Габриэла. — Завтра четверг; по четвергам сестра Жозефина везет письма на почту. Я могу предложить заменить ее, но выйдет из этого что-нибудь или нет, я не знаю. Если сестра Эммануэль разрешит, я узнаю об этом в самый последний момент. Как мне известить тебя?
— Это-то как раз просто, — успокоил ее Джо. — Позвони в наш приход, назовись секретарем моего зубного врача и скажи, что время приема переносится, вот я и узнаю, когда мы встретимся. Какое у вас почтовое отделение?
Габриэла сказала и забеспокоилась:
— Что, если я тебя не застану?
— Застанешь, — уверенно сказал Джо. — В последнее время я только и делаю, что занимаюсь бумажной работой да встречаюсь с прихожанами. Если надо, я сумею быстро уйти. Ты только позвони.
— Я люблю тебя, — прошептала Габриэла.
— Я тоже, — ответил Джо хриплым голосом бывалого конспиратора. Габриэла улыбнулась в темноте. Они и правда теперь заговорщики, но дело не только в этом.
Главное — это их решимость во что бы то ни стало быть вместе, хотя оба знали — за это им, возможно, придется дорого заплатить.
Джо тоже почти не спал этой ночью. Он все вспоминал их нечаянное свидание и в конце концов понял, что, несмотря на грозящую обоим опасность, они поступили совершенно правильно. Нельзя было противиться вспыхнувшему между ними чувству — это могло закончиться лишь еще большей бедой.
Примерно так же думала и Габриэла. Они не сказали друг другу об этом ни слова, но ни один из них не испытывал никаких сомнений в правильности выбранного пути.
— Прочти столько молитв к Деве Марии, сколько тебе захочется, — сказал Джо под конец. — И молись за меня, Габи. А я буду молиться за тебя. Быть может, господь простит и поможет нам. И позвони мне…
— Неизвестно еще, получится ли, — нерешительно ответила Габриэла. — Но если нет, мы увидимся завтра утром и придумаем что-нибудь еще, правда?
— Правда.
На этом исповедь закончилась. Из исповедальни Габриэла вышла, низко опустив голову, боясь, как бы кто-нибудь не заметил ее блестящих от возбуждения глаз и взволнованного румянца на щеках. Особенно страшно было невзначай столкнуться с матушкой Григорией, которая знала ее слишком хорошо и легко могла догадаться, что Габриэла что-то скрывает. Да и она сама вряд ли решилась бы обмануть свою названую мать. К счастью, настоятельница в последнее время была слишком занята и Габриэла почти ее не видела.
Потом Джо служил утреннюю мессу, а Габриэла смотрела на него со своего места на скамье возле колоннады.
На середине службы она вдруг поймала себя на том, что перестала думать о Джо как о священнике, хотя именно сейчас, стоя на возвышении перед алтарем, он был больше всего похож на недоступного и загадочного служителя Божия. Но теперь Габриэла знала его с другой стороны. Он был таким живым, ласковым, нежным… просто человеком. Нет, не просто, а самым, самым, самым…
Тут Габриэла спохватилась. Боже, ведь она думает о Джо, как о мужчине, и почувствовала, как по спине ее пробежал холодок страха. Неужели в своих чувствах к нему она зашла так далеко? Похоже, так оно и было.
Единственное, о чем она в состоянии была думать, это о его поцелуях и сильных объятиях, которые сулила ей встреча за пределами монастыря.
Из церкви Габриэла вышла вместе с другими монахинями и сразу же отправилась в сад, где ее ждала кое-какая работа. Здесь, вдалеке от чужих глаз, она могла спокойно предаваться размышлениям, не опасаясь, что кто-то обратит внимание на ее состояние.
После завтрака Габриэла набралась храбрости и намекнула сестре Эммануэль, что если сестра Жозефина нуждается в помощи, то она могла бы сходить за почтой вместо нее.
— Это очень любезно с твоей стороны, — ответила ей сестра-наставница. — Но я думаю, сестра Жозефина пока справляется. Быть может, в следующий четверг ей понадобится помощница, а пока…
Габриэла почти боялась, что сестра Эммануэль скажет «да», но, услышав отрицательный ответ, почувствовала горькое разочарование. Никаких иных предлогов вырваться из монастыря, не возбуждая ничьих подозрений, просто не существовало, следовательно, их свидание с Джо откладывалось минимум на неделю.
И действительно, следующие семь дней стали для влюбленных настоящим испытанием. Всего дважды они встретились в пустующей келье, хотя и это было рискованно. Им даже не удалось как следует поговорить о планах на ближайшее будущее, поскольку каждый шорох заставлял их вздрагивать. Габриэла, кстати, скоро разыскала недостающие ведомости, но не спешила отдавать их сестре Эммануэль, чтобы иметь предлог снова и снова ходить в келью-архив.
Во время этих коротких свиданий они больше обнимались и целовались, чем обсуждали свое будущее. Никто из них еще не решил окончательно, как они будут жить дальше. Джо время от времени пускался в рассуждения о том, как они будут не таясь гулять вдвоем в парке и разговаривать друг с другом обо всем на свете. Габриэле было трудно заглядывать так далеко. Она думала только о будущем четверге, о том, как они встретятся вне монастыря и что будут делать. Им следовало быть предельно осторожными, чтобы не попасться на глаза никому из знакомых и прихожан. Да и вообще, нельзя было особенно увлекаться. Слишком долгое отсутствие Габриэлы могло встревожить сестер. Но, несмотря ни на что, она предвкушала эту встречу как высшее счастье. «Только бы мне разрешили помочь сестре Жозефине», — думала Габриэла, понимая, что лишь в случае крайне удачного стечения обстоятельств ей удастся вырваться из монастыря.
Но ей повезло. В среду в монастыре стало известно, что на адрес ордена поступило сколько-то рулонов шерстяной материи для монашеских накидок. Сестра Иммакулата, разыскав Габриэлу в саду, вручила ей накладные, конверт с деньгами и ключи от старенького доставочного фургона, принадлежавшего монастырю. По словам сестры Иммакулаты, материю нужно было привезти как можно скорее. Несколько монахинь, занимавшихся пошивом накидок, уже давно сидели без работы и горели желанием взяться за дело.
Габриэла была одной из немногих монахинь, умевших водить машину. Она закончила шоферские курсы еще во время учебы в университете — на этом настояла матушка Григория, считавшая, что водительские права могут пригодиться ей как будущей журналистке. Габриэле, правда, не хватало практического опыта вождения, но сейчас это ее почти не беспокоило. Главное, она сможет вырваться из монастыря и позвонить Джо!
Взяв ключи от машины, она обошла монахинь, спрашивая, нет ли у них каких-нибудь поручений. Некоторые из сестер действительно попросили ее привезти из города кое-какие мелочи, и Габриэла тщательно все записала, зная, что список поможет ей оправдаться в случае, если она слишком задержится. Так, просьба сестры Барбарины о редком лекарстве от кашля давала формальный повод проехаться по аптекам и выиграть на этом лишних минут двадцать. Эти минуты она могла посвятить свиданию с Джо.
Вскоре Габриэла уже выводила из гаража возле кухни недовольно урчащий фургон, верой и правдой служивший ордену уже лет двадцать. Как и все в монастыре, фургон был в рабочем состоянии и даже кое-где блестел свежей краской, однако механизмы его были настолько изношены, что он ездил буквально с черепашьей скоростью. Это, впрочем, никого не раздражало. Монахиням слишком редко приходилось садиться за руль. Они, безусловно, чувствовали бы себя неуверенно за рулем быстроходной и мощной машины. Больше того, с полгода назад монастырь приобрел еще один подержанный фургон, но, по всеобщему мнению, он был чересчур новым и потому еще ни разу не покидал обители. Чтобы дойти до нужной кондиции, ему необходимо было простоять в гараже еще лет десять.