— Едем к Тане, — сказала Галя, вставая и начиная застегивать куртку.
— Хорошо, — ответил я, — мы сможем там остаться на ночь? И я смогу?
Потому что под пальто у меня была краденая толстовка, я ощущал себя кем-то вроде актера в сериале. Актер, который не может достоверно прочитать свой текст.
— А у нее завтра выходной?
— Суббота и воскресенье выходные, да. А насчет тебя я пока ничего не сказала.
— Я попробую ей понравиться, — сказал я, подавая Гале сумку.
Пока мы шли к метро, я сунул руку себе за шиворот и выдернул этикетку, чтобы не терла шею. В свете фонаря разглядел, что вещь стоила две тысячи девятьсот рублей. Зачем я это сделал и куда я иду с этими людьми? — спросил я у себя. Но это был неубедительный, наигранный драматизм.
Через турникет я прошел вплотную за Галей, и когда мы встали на платформе, я расстегнул пальто и показал им обновку.
— Блять, ты украл толстовку! — сказал Онотолей.
Галя наоборот обрадовалась и сказала:
— Отличная, тебе идет.
— Чувак, давай ты ее вернешь.
И они принялись тянуть меня в разные стороны. Поезд как раз подъехал, двери открылись.
И Галя говорила:
— Она ему идет! — и тянула в поезд.
А Онотолей наоборот:
— Там нельзя красть! — и тянул на выход.
Но он все-таки поддался нам, и мы все успели запрыгнуть в вагон.
— Чувак, так нельзя, — говорил Онотолей, качал головой и добавлял: — Они ведь мне в кредит дают.
Чтобы он не волновался, я сказал:
— Ладно, я верну ее.
Пока мы ехали, он еще раз сто переспросил меня, точно ли я ее верну, и только на сто двадцатом «да!» успокоился.
Таня мне сразу понравилась. Это я запомнил отчетливо. Еще смутно запомнил, как мы заходили в супермаркет перед тем, как пойти к ней. Что Онотолей купил там вина на последние деньги, а я украл две бутылки шампанского. И что потом мы пили у Тани на кухне. Таня была скромная и приятная и больше наблюдала, чем говорила. Она была на два года старше меня, и этим она мне тоже сразу понравилась. Ей было двадцать шесть лет.
А потом Галя вывела меня покурить на лестницу и сказала:
— Поцелуй меня.
А я говорил, что не могу ее поцеловать, потому что мне понравилась Таня. Галя настаивала и просила, чтобы я ее поцеловал. Она на меня смотрела, как капризная кукла, это меня и восхищало и смешило, но на поцелуй я не соглашался. Как-то я чувствовал, что, если поцелую Галю, мне не достанется никто — ни Галя, ни Таня. Предлагал ей целоваться с Онотолеем, который якобы влюблен в нее, но Галя отвечала:
— Ты красивее, чем Толя, и я хочу целоваться с тобой.
И теперь уж она точно не прикидывалась, что пьяна, и я был пьян, в этом тоже не было сомнений. Но в итоге она меня уговорила на несколько поцелуев в щечку. Я выдал эти поцелуи в режиме «отеческая нежность». А потом мы вернулись на кухню, ели спагетти с фасолью, и Галя обнималась с Онотолеем, и он был рад этому, хотя вроде и понимал, что это все дешевый фарс. Еще был какой-то разговор о вегетарианстве. Таня сказала, что она давно исключила мясо млекопитающих и курицу из своего рациона, но иногда ест рыбу. Тут все и решилось. Сомнений не осталось: мы переспим.
Да, с одной стороны рыбу можно и оставить. Но с другой стороны, это все равно убийство, сказал я. Ведь я тоже сначала хотел оставить рыбу. Потом хотел оставить молочное. Но потом понял, что легче прочертить четкую линию, чем соглашаться на компромиссы.
(Четкая линия, вдруг подумал я. Четкая грань. Straight edge. И вспомнил, как в шутку жена рисовала мне кресты отказа на руках, а я разыгрывал супергероя — истребителя алкашей и развратников.)
Галя и Онотолей были сторонниками мнения, что убивать рыбу — меньшее зло, чем убивать корову. А я говорил, что разницы нет. Рыба тупая, это, конечно, да. Но ведь и младенцы тупые. Но мы же не едим младенцев? Но младенцы могут вырасти умными. Но ведь могут и остаться тупыми, может лучше сожрать их сразу? Или давайте будем жрать работяг, давайте питаться гастарбайтерами? Они ведь не намного умнее рыбы? Но гастарбайтеров есть определенно никто не хотел. Я что-то доказывал, снова словил кураж. Вообще-то, я особо никогда не думал о животных. Я стал вегетарианцем, а позже веганом, только чтобы хоть как-то организовать себя.
— один –
Мы с Таней проснулись рано и готовили салат. Я был более-менее в форме, допил оставшиеся полтора стакана вина и помыл овощи: китайскую капусту, маленькие помидоры, сельдерей. Почистил две головки чеснока. Таня разрубила помидорки пополам, порезала сельдерей, а листья китайской капусты разорвала руками. Добавила зелени, нарезала кубиками черный хлеб и поджарила его на оливковом масле, а я выдавил на сковороду чеснок. Мы все это перемешали, и салат был готов. Я себе сразу отложил порцию, а остальное Таня посыпала тертым сыром. Несколько раз мы поцеловались, пока готовили. Она нерешительно — как будто птичка, не знаю, канарейка, которую кормит малознакомый человек — целовалась со мной.
До этого мы спали в обнимку. Уснули поверх одеяла и в одежде, но я помню, что много целовались сквозь сон, нежно, не взасос.
А теперь мы сидели на просторной кухне в пластиковых креслах. Квартира с высоким потолком, бывшая коммуналка, в ней, помимо Таниной, было еще три комнаты. Две из них сдавались студентам, которые уехали на выходные, а одна была закрыта на ключ. Хозяева, сдававшие эту квартиру, использовали закрытую комнату как кладовку.
День был солнечный, и хорошо было завтракать на кухне в тишине. Мы открыли форточку, чтобы дышать свежим воздухом. Тане было прохладно, и я отдал ей украденную вчера толстовку. Она надела толстовку и уютно подогнула под себя ноги.
— Давай я подарю тебе ее, — сказал я.
Сначала она протянула «не-э-эт», но я сказал, что так будет лучше, потому что толстовка вчера мне досталась совсем случайно, и я рад, что мы оказались у Тани. Она сходила в ванную, посмотрелась в зеркало и согласилась. Я худой, ношу размер S, и вещь была ей не слишком велика.
Мы выпили мате, и я попросился в душ.
У меня всегда были в сумке с собой маленькая зубная щетка и паста марки «Силко». Я привык их носить, когда часто оставался работать в ночную смену. Перед тем как уехать из магазина рано утром, я всегда чистил зубы. Однако гель для душа я с собой не носил. У Тани же в ванной комнате я нашел только «Палмолив». А я, хоть и стал веганом не из жалости к животным, все-таки старался использовать что-то более этичное. Не пользовался продукцией компании «Проктр & Гэмбл», в том числе гелями «Палмолив» или зубной пастой «Колгейт». Истории о том, как кроликам отрезают веки и капают в глаза гель для душа, проверяя, через какое время они ослепнут, не шокировали меня, но вызывали некоторое отвращение. Мы с женой пользовались продукцией «Нивеа», что было в этом плане проще всего.
Поэтому я почистил зубы и решил просто помыться водой без геля. Я не особо потлив, скорее наоборот, так что это было не страшно. Но я часто принимал душ, не чтобы смыть грязь, а чтобы расслабиться и смыть лишние мысли.
Над ванной висел газовый нагреватель, и я немного испугался шума, когда включил горячую воду. Залез в ванную и попробовал ни о чем не думать. Вода текла и текла, я просто отключился и поливал себя: пусть все происходит само собой, пусть все будет, как будет.
Так прошло полчаса или даже больше.
Я насухо вытерся Таниным полотенцем, оделся и почувствовал, как мне комфортно в этой квартире. Решил, что останусь здесь этой ночью. Выключил телефон и убрал его в сумку.
Таня дала нам денег. И, пока мы с Онотолеем шли за водкой и соком, он рассказал, что Галя занялась с ним петтингом и позволила кончить ей на живот. Для него это было очень важно. В этом было больше смысла, чем если бы, например, они занялись вагинальным сексом, используя презерватив.
— Это так нежно, — говорил он. — Кончить на живот девушке, которую любишь.
Я соглашался, да, это нежно.
— Ты делаешь так? — спрашивал он.
Я говорил, что делаю так всегда. Его это радовало как ребенка, и я вдруг с испугом осознал, что он мне симпатичен. Хотя я обычно сразу откидываю тех, кто часто использует слово «чувак».
Мы купили ноль пять водки и два литра сока и вернулись к Тане. Галя не пила, она была немного рассержена и растрепана, а Таня выпила совсем немного и дальше отказалась. Но мы с Онотолеем быстро прикончили выпивку: пили бодрящие коктейли, но не опьянели, а только оправились.
И пока мы выпивали, я часто отрывался, чтобы поцеловать Таню и заглянуть к ней в глаза. Голубые глаза в солнечный день.
Я просил разрешения остаться у нее на ночь, но она отвечала:
— Нельзя.
Но это было неправдой. Потому что, когда Галя и Онотолей были готовы, Галя спросила у меня:
— Ты идешь?
Я ответил:
— Нет, я остаюсь.
И Таня ничего не возразила. Только развела руками. В дверях поцеловал в щеку Галю, пожал руку Онотолею и вдруг накинулся на него, как герой Джейсона Мьюза на героя Кевина Смита, изображая собаку, трахающую ногу хозяину, и воскликнул:
— Отец, это любовь!
Галя увела смеющегося Онотолея, а я остался с Таней.
Мы много целовались и разговаривали. Я спросил, сколько у нее было парней. Она подумала, посчитала и ответила, что у нее было семь парней и одна девушка. Один раз у нее была связь с девушкой. А сколько у меня было девушек? Я точно не помнил, но совсем недавно я считал в блокноте. Я достал из сумки синий блокнот, который всегда ношу с собой и показал ей. На днях я как раз считал. Получилось двадцать один.
У меня были записаны порядковые номера и фамилии (если я не знал фамилию — просто имя). Но я объяснил, что это я считал не из каких-то гнусных соображений, а просто недавно общался с другом, поэтом, а он хотел придумать себе литературный псевдоним, потому что у него фамилия Кузнецов. Вот мы и решили позаимствовать фамилию у какой-нибудь моей или его любовницы. Но так ничего подходящего и не нашли.