ну, гуще ряски! Одна другую просто душит! Вот вчера только приезжала одна молодка, так она говорила, что ее свекру кум говорил, что его старуха сама слыхала от свахи, а та видела, когда коноплю мочила, что некуда из-за этой самой утки и стебелька конопляного ткнуть! Поедем, а?!
— Поедем! Только у меня патронов маловато!
— А зачем вам много патронов? Ведь там одним патроном в прошлом году по двадцать четыре утки били. Пять патронов — сто двадцать штук. Сплошной селезень, имейте в виду! Увесистая птичка: больше ста двадцати штук не поднимете!
Назавтра вы услышите:
— Куда на открытие?
— Думаю, в Борисполь.
— В Борисполь? Зачем? — Разве по сухому утки плавают?!
— Как по сухому?!
— Да там же все озера повысыхали! Да там всю прошлую весну и лето никто не, слыхал, чтоб хоть одна утка закрякала! Ранней весной прилетело было туда немало стай, но покружились немного — и все в Носовку. Слышали про Носовку?!
— Слыхал.
— Так там же со всего Левобережья утки еще с весны собрались! Стихийной бедствие: все подсолнухи вытоптали. А на лугах из: за гнёзд и трава не выросла; гнездо на гнезде. Траве негде расти. Нет, если ехать, так только в Носовку!
— Ну, поедем в Носовку! И еще через день:
— Здравствуйте! Готовы к открытию?
— Готов.
— В Яготин?
— Нет, в Носовку!
— Как! За лягушками?
— За какими лягушками?
— Да ведь в Носовке одни лягушки! Если уж ехать, чтоб с утками быть, так только в Яготин! Вот там-то утки.
И т. д. и т. п.
С кем ехать?
Ах, горюшко мое!..
Да разве нет среди охотников таких людей, которые любят тихие вечера над озерами, нежный шелест камыша, в чьих ушах крик выпи на болоте звучит, как козловское распрепианиссимо "ля" в сердце мечтательно-грустной блондинки, в чьих сердцах загадочный тихий плеск на озере отзывается трепетными перебоями. Когда то ли под вербами, то ли под копною уже все рассказано и на миг возникает тишина, эту тишину обязательно всколыхнет единодушное, чарующее:
Зоре моя вечiрняя,
Зiйди над водою.
Да разве нет среди этих людей хоть одного, с которым нельзя было бы поехать на открытие охоты?!
…Ну, скажем, поедете вы с Иваном Петровичем.
На зеленом ковре под задумчивой вербой текут воспоминания о знаменитом его гордоне — таких собак теперь не бывает! — который однажды стал на стойку на вальдшнепа в густом орешнике, да так стал, что никакими свистками, никакими гудками его невозможно было снять с этой самой стойки, и пришлось его оставить в лесу, так как настала ночь, а затем обстоятельства заставили Ивана Петровича на другой день утром уехать из того города. Возвратился он только через год, вспомнил о собаке, пошел в лес, разыскал кусты.
— Смотрю: стоит скелет моего гордона, и стоит не просто, а с поднятой лапой! Вот это была собака! Мертвая стойка! Другой такой собаки я в жизни не видывал!
…Ну, если вы поедете с Петром Ивановичем, то он
вам расскажет, что больше любит охотиться на зверя, а птица — это только так, по традиции! Петр Иванович — гончатник… И какая у него есть сука, Флейта, как она гонит! По два месяца, бывало, волка гнала! А поначалу боялась: первый раз как наткнулась на волка, выскочила на просеку "бледная-бледная, как стена"!
— Четырнадцать волков когда-то за мной и Флейтой гналось!
— Ну, Петр Иванович, неужто-таки четырнадцать?!
— Факт! Опросите Флейту! И оба серые!
…Филипп Федорович расскажет вам о близоруком стареньком бухгалтере, страстном охотнике, жертве фантастических выдумок всех участников компании, с которой он всегда охотился.
Вы узнаете о зайце, который после бухгалтерского выстрела со страшным криком "м-мяу" взметнулся на самую верхушку телеграфного столба, а также о том, как перепуганный бухгалтер бросил ружье и, причитая "да воскреснет бог", бежал три километра домой…
— А это, видите ли, я сам напялил на кота заячью шкурку и посадил его возле телеграфного столба, на дороге, по которой должен был идти этот бедняга бухгалтер. Да и это еще не все, — добавил Филипп Федорович. Однажды мы прикололи булавкой к убитому зайцу бумажку с надписью: "За что вы меня убили??!" — и посадили этого зайца под кустом и направили на него близорукого бухгалтера. Он — "бах!". Заяц — кувырк! Подбегает, а там на записке такой заячий упрек. Вот смеху было!
…А разве не посмеялись бы вы над рассказом одного старенького деда о том, как он когда-то, будучи помоложе, не имел ружья, а всегда домой с утками приходил.
— Как же это так?
— А так! Вон там на плесе всегда утки есть. Вот я на островок переплыву да в камышах и спрячусь. Потому знаю, что обязательно кто-нибудь из охотников туда придет то сидячим бить. Вижу подкрадывается, подкрадывается… "Б-бах!" А я в камышах как закричу: "Р-рятуйте!"* Ну, он сейчас драла, потому, думает, убил кого или поранил. А я тогда разденусь, уточек пособираю — и домой…
…Покатилась звезда. Булькнула в воду водяная крыса. Закрякал спросонок селезень. Пискнул камышник. Где-то вдали прогудел паровоз…
Вы лежите и улетаете мыслями — к коллегам своим, охотящимся по всему земному шару: в Арктике и Антарктике — на китов, в тайге — на белку и на медведя, в тундре — на песца, в Полярном море — на моржа… Сереет…
"Фить-фить-фить!" — прорезал воздух чирок…
"Б-бах!"
Первый выстрел!
Охота началась!
*"С-спасите!" (укр).
ВОЛК
1
Охотнику, которому впервые в жизни приходится охотиться на волка, следует раз и навсегда обязательно запомнить старую нашу народную поговорку;
"Не бойся волка — сиди дома".
Волк — хищник, и хищник лютый, кровожадный, однако бояться его нечего.
Кондрат Калистратович Моргниоко, старый и опытный гроза волков, всем рассказывал и всех учил, что волк зверь робкий и очень боязливый.
— Вот послушайте, — говорил всем Кондрат Калистратович, — живу, как знаете, я на хуторе и как раз на опушке. Кошара моя стрехой прилегает к самому орешнику. Вот волк и пронюхал моих овечек. Продрал ночью дырку под стрехою и очутился среди овечек. Ну, в кошаре, известно, гвалт овцы: "ме-е-е!", да и в хлеву — а хлев рядом — корова в рев! Я услышал, выскочил из хаты и опрометью в кошару, А что-то серое мимо меня под стреху — шасть! Сквозь дырку проскочить не успело, как я его за хвост, а оно, видите, волк. Ну, пугливый же, я вам скажу, зверь! Такая уж, извините, неприятность! Что бы вы мне ни говорили, а волк — зверь очень робкий!
А по-нашему мнению, это еще не такой сильный аргумент, будто волки боязливы, ибо кто знает, какая бы вышла "неприятность", если бы волк внезапно схватил Кондрата Калистратовича не за хвост, а вообще сзади… А Кондрата Калистратовича мы все знали как храброго и сильного духом человека.
Так вот, хоть волк, возможно, и не такой уж сильно пугливый, однако скажем еще раз:
— Не бойся волка!
Охотиться на волка — это для охотника и честь и обязанность; кто не покраснеет и не опустит долу глаз, когда ему скажут:
— Сидите вы тут, сидите, охотниками называетесь, а в Вербовом хуторе вчера волки трех овец зарезали и телке левый задок отъели.
— А где это Вербовый хутор?
— От Зачепиловки километров не больше пяти будет. Как доедете до кургана, так дорога пойдет влево, по той дороге и езжайте. Переедете ярок, берите вправо, и вдоль над ярком, над ярком, никуда не сворачивая, как раз в Вербовый хутор и въедете…
— А волки разве в. самом хуторе?
— Нет, на хуторе спросите кривого Степана — он знает, где волки. Тот все на свете знает. Старый охотник, только нравов не выбрал.
— Не в Перещепином ли это лесу? — бросает Кондрат Калистратович.
— Да, возможно, что в Перещепином. Где ж им больше быть, как не в Перещелином… И лес большой, и все ярки вам да балки. Только в Перещепином. Волков там тучи! Закурить не будет?
— Закуривайте!
— Да погодите! — снова вступил в разговор Кондрат Калистратович. Как в Перещепином? Зачем же нам тогда до Вербового хутора ехать? Перещепино — оно же у Разлогого хутора, а Вербовый — так он же у Кучерявой балки… Так, может, это волки с Кучерявой балки?
— Может, и так. Оно, конешно, волк, конешно, зверь. Правильно! Только в Кучерявой! Густая балка, и притом большая балка. Ох, и волков там! Как завоют — волосы дыбом!
— Так давайте тогда ударимся в Вербовый! Это в Кучерявой!
— Так вы к Вербовому и направляйтесь. А там опросите Степана, его все там знают. Он вам и расскажет и покажет. Он все знает, он охотник старый, вот только что правов теперь не выбрал.
— Ну, поехали! Прощевайте! Спасибо, что сказали!
— Счастливого! Подсыпьте еще махорочки! Ароматная махорка!
— Закуривайте!
— Спасибо! Как только ярок переедете, берите сразу вдоль над ярком и до самого Вербового. Три овечки и телка — государству убытки какие! Низя, надо уничтожить! Бывайте здоровы!
2
Ну, значит, переехали ярок, взяли вправо, да вдоль над ярком, вдоль над ярком, никуда не сворачивая, прямехонько в Вербовый хутор.
— Тррр! Здравствуйте, бабуся!
— Здрасте!
— Где тут, скажите, пожалуйства, кривой Степан живет?
— Кривой Степан?
— Эге! Охотник!
— Так он же теперь не охотник: он без правов! А живет он… Первая… Вторая… Третья… Четвертая… Пятая… Шестая… Седьмая… За четвертой повернете в уличку. По той уличке в самый двор так и въедете.
— Спасибо, бабуся!
— Только сегодня воскресенье, должно быть, его дома нет, на охоту пошел.
— Ничего, там видно будет!
За четвертой хатой никакой улички нет. Остановились.
Бабуся кричит:
— Да куда же вы? Уже проехали!
— Так то же, бабуся, третья хата, а не четвертая!
— Гляди, а я думала — четвертая. Недоглядаю уже я. Не только улицы, но и нитки в иголку уже не вдену.
Завернули в уличку и прямехонько во двор.
— Здравствуйте, Степан! Как вас?