— Деточка, хочешь пускать слюни по своему Аполлону, пускай. Мое мнение от этого не изменится. Он явно что-то скрывает. Да и бегает для больного слишком бодро.
— А может быть, это ты что-то скрываешь? Появилась тут непонятно откуда. Может, это ты шпион?
Фарагонда тихонько прокашлялась.
— Думаю, такие уважаемые персоны, как профессор Авалон, могут скрывать секреты. Он уважаемый человек и достоин доверия. А фея Любви физически не может быть шпионом. Иначе бы ее магия ударила бы по ней самой.
— Одну минуточку…
— В любом случае, — чуть громче сказала Фарагонда, — сначала нужно помочь пикси. Все вопросы потом.
Пока Блум растерянно смотрела на пустую клетку (это ж так по-фейски посадить друзей меньших за решетку) я не отрывала взгляда от Фарагонды.
По ее лицу было сложно что-то понять — она держалась как первоклассный партизан, хотя в горы с ней я бы не пошла.
— Как они сбежали? Я точно наложила заклинание правильно! — сокрушалась Блум.
— Очевидно, кто-то помог?
Фарагонда одарила меня тяжелым взглядом, который к сожалению, не сулил ничего хорошего. Почему-то мне казалось, что ей вероятнее обвинить меня, несмотря на свои же слова, чем показать старческим пальчиком в сторону Авалона.
— Я попытаюсь закрыть границы леса, а вы, девочки, отправляйтесь по следу.
В тот же миг Фарагонда исчезла, а Блум выскочила из комнатушки на улицу, поманив меня за собой.
— И по какому следу мы идем?
— Магическому. Ты что, не видишь?
— Не видишь, — вздохнула я и побежала за рыжей.
Эти пикси определенно решили отомстить своим хозяйкам, иначе я не могу объяснить того факта, что их маршрут включал в себя все колючие кусты приалфейского леса. Штирлиц в нас умер в первые же минуты, ибо наше ой да ай слышала вся округа.
— Старая я для всего этого дер…
— Что ты говоришь?
— Говорю, как здорово гулять по лесу ночью.
Наконец-таки мы услышали звон колокольчиков. Мои наихудшие опасения начали стремительно материализоваться — пикси-то целых пятнадцать штук и на этот раз они добровольно в руки не пойдут.
Мы пригнулись за кустом. Маленькие девочки собрались в кружок. Одна из них — в костюме пчелы — подлетела над головами соплеменниц и завопила:
— Долой глупых фей! Они нас не любят! Мы хотим домой!
И ради этого маленького брюшка меня лишили пирожен? Да моя комнатная хреновина заслужила гораздо больше! Хотя бы будильником работает.
— Я чую фей! — взвизгнула пикси поменьше в розовом платье. — В рассыпную!
Мы с Блум выпрыгнули и тоже бросились в разные стороны. Я ухватила пчелиную пикси за ноги, вторую за крылья — те благо не оторвались — а третью пришлось тянуть за косы и тащить к Блум, которая наколдовала новую клетку. Так мы и бегали до самого рассвета, вылавливая проказниц. Весьма изобретательных к слову! Одна на дерево залезет, вторая грибом притворится, а самая одаренная вообще летала ровно над макушкой, выводя из себя тоненьким звоном колокольчиков. По итогу мы окончательно сбились с ног в поисках последней феечки.
Решив, что пиши все же пропало потопали к Фарагонде вместе с клеткой.
— Я вас засусу!
— Засужу, а не засусу!
— А я прокляну!
— А я украду ваши вещи и брошу в озеро!
— А я…
— Что за феечка-то осталась? — морщась от надоедливого писка пикси, спросила я.
Ответить Блум не успела — я споткнулась о что-то мягкое и грохнулась вверх тормашками под сонное:
— Тута потута?..
Тута потута похрапывала на моем плече, а я прижимала ко лбу кусочек льда заботливо наколдованный директрисой.
Она же сидела за своим столом, тщетно наблюдая за попытками Блум исцелить пикси. Те активно — порой даже слишком — рассказывали, что они думают об этой затее. И одна только Пифф — то самое спящее недоразумение — счастливо хрючила, изредка пуская слюни на мою футболку.
— Ладно, Блум. Иди отдохни, — в конце концов сдалась Фарагонда. — Ты устала.
— Но…
— Если мы не справимся, позовем тебя, не переживай.
Раздосадованная фея с грустным (но сонным) выражением лица покинула кабинет.
— Что ж, Аня, теперь твоя очередь.
— Сначала ответьте на вопрос. — Фарагонда недоуменно, почти натурально хлопнула глазками. — Что значили ваши слова о том, что магия ударит по мне же?
— Ах это…
— Да, это.
— Все просто: если ты примешь сторону зла, обезличивание тебя изуродует.
Я сглотнула. Пифф, будто бы почувствовав мое волнение, прижалась ближе и что-то неразборчиво прошептала на своем тутапатутском.
— Насколько я помню, в книге об этом ни слова.
— Да, потому что фея Любви должна сделать выбор, основываясь на совести, а не страхе.
— И насколько сильно изуродует?
— Я знаю только один случай: Мелисса фея Любви Райдо Великолепного постарела, лишилась магии и сгорела в лихорадке за несколько дней.
Пришлось Фарагонде второй раз за ночь не только расширять словарный запас бранных слов, но и знакомиться с колоритом возмущенной несправедливой реальностью русской души.
Плечи Уайт сотрясались от мелкой дрожи. Кожа покрылась жесткой гусиной кожей и заледенела от холодного воздуха подземелий. Профессор Авалон — настоящий профессор Авалон — прижался к боку девушки, сжимая ее тоненькую кофточку. Он беззвучно шлепал губами над ухом Уайт, едва ли находясь в сознании.
Слипшийся желудок тихо урчал, сжимая живот словно острая струна. Губы пересохли, потрескались, по ним пробежали трещинки, что неприятно щипали всякий раз, когда Уайт пыталась вдохнуть ртом.
Она прижималась к профессору. Бессильному, грязному, почти хладному. Щеки горели от стыда и желания оттолкнуть от себя пропахшее потом и страхом тело. Но было холодно и сыро. Слишком сыро.
За решетками шипели монстры. Большие, маленькие, с огромными желтыми клыками или шипастой трубкой вместо рта, с копытами или острыми как бритва лапами, с круглыми, почти рыбьими жадными глазами или россыпью черных бусинок, от которых стынет в жилах.
Они голодные.
Им тоже холодно.
Уайт спала урывками. Стоило только отяжелеть векам, как в усталый мрак ее сознания врывался рык и скрежет. Как на нее набрасывались эти жуткие создания, разрывая шею и живот. Как с их пастей капала горячая кровь, каждую капельку которой они собирали языком будто великую ценность.
Уайт подскакивала, выла в темноту и плакала. Высохшие дорожки слез осыпались острыми иголочками.
Авалон смеялся над ее жалкими попытками считать дни, и смех его смешивался с кашлем. Уайт первое время хмурилась и тихонько огрызалась, но по итогу действительно сбилась, за что корила себя.
В какой-то момент — когда грань между реальностью и сном размылась особенно сильно — она услышала леденящий душу звук шагов. Тяжелых, металлических, вкус которых оседал на кончике языка, а запах врывался жарким дуновением в нос.
— Фобос! — заскрежетал голос.
Тот самый голос.
Уайт сжалась. Как ей хотелось, чтобы Авалон очнулся, встал и, отряхнув белый костюм от невидимой пыли, защитил ее. Но он лишь протянул тихий неразбочивый стон да скатился с ее плеча на грудь.
Лорд Даркар медленно шел между клетками. Он бросал что-то монстрам, от чего те с радостными визгами кружились вокруг себя, брызгая ядовитой слюной в разные стороны.
И только один из монстров сидел смирно. Он терпеливо ждал своего хозяина и осторожно — почти с благоговением — принял еду из костлявых рук.
— Умница, Фобос.
Уайт прищурилась в попытках усмирить мириады звездочек, что бегали перед глазами.
Фобос походил на алую собаку с темно-серой шерстью на загривке. Морда практически лишенная мяса представляла собой вытянутый череп, покрытый тонким слоем полупрозрачной кожи. Челюсти с крупными наростами щелкали, а сам зверь причмокивал от удовольствия.
Даркар протянул руку сквозь прутья и не свалился, корчась от боли. Изогнутые когти прошлись по шерсти Фобоса, и тот утробно заурчал.
Уайт неотрывно смотрела, не сразу осознав, что трясется как осиновый лист. Но оторваться не могла.
Даркар почесал монстра за наростом на загривке, пощекотал шею и аккуратно щелкнул по носу. И вдруг посмотрел на Уайт. Ее сердце содрогнулось, резанув грудную клетку тупой болью, и понеслось вскачь. Она задрожала сильнее. Алые глаза. Мелкие, яркие, пронзающие каждую клеточку точно тысяча кинжалов.
Даркар сделал шаг в ее сторону. Еще один.
Уайт вжалась в каменную кладку.
«Притворись спящей! Упади в обморок! Сделай хоть что-нибудь!»
Она не могла.
Даркар остановился напротив их клетки и присел на колени. В его руки легли лоскуты тьмы, они потерлись о призрачные ладони и, закружившись в вихре, превратились в поднос с едой.
Запах жареного мяса и картофельного пюре ударил в нос так резко, что у Уайт закружилась голова. Сухой рот заполнился тошнотворными слюнями.
Даркар подтолкнул поднос через решетку, встал и, чиркнув каблуком по камню, скрылся во тьме коридора.
Уайт припала к еде. Жадно вгрызлась в жирное мясо и, едва прожевав, проглотила. Постучала между грудей, когда особо крупный кусок застыл тяжестью, и одним махом осушила бокал с водой.
— Спасибо, — прошептала она, думая, что он не слышит.
Но лорд Даркар слышит все.
Глава 13
— Директиса Гриффин не пожалеет, что взяла нас! Мы не подпустим Трикс к Кодексу!
Запомните эти слова, дамы и господа.
@Аня
Утро началось с неприятной, дюже серьезной мины директрисы. Я понадеялась, что мы наконец-то разберемся с Даркаром. С чужой помощью или без. А бабка по невероятно странному стечению обстоятельств все так же динамила мое предложение позвать крутых фей — они ведь обитают в магическом измерение, не правда ли? — или на худой конец ведьм.
Первые несколько минут безусловно славной речи я зевала, раздумывая о том, что пробраться к Уайт можно и без магии, а вот открыть решетку надобно каки