— Вообще-то, я несправедлив, — продолжаю я. — Папа меня хотел, просто не знал, что со мной делать, когда я появился.
Отец, наверное, никогда так не радовался тому, что наши графики не пересекаются, как в эти выходные. Он проспал эпопею с больницей и полицией и очень потом извинялся, хотя явно об этом не жалеет. Как, впрочем, и я.
«Тебе лучше? — спросил он утром в субботу, когда мы наконец встретились лицом к лицу. — Я могу чем-то помочь? С кем-то поговорить или…»
«Все нормально», — заверил я.
Полная ерунда, конечно, но отец с облегчением кивнул.
«Уверен, что Регина справилась лучше меня», — сказал он.
Это уж точно. Даже страшно подумать, что я без нее буду делать. А ведь рано или поздно придется рассчитывать только на себя.
— Сплошная мелодрама, — говорю надгробию мистера Ларкина и чувствую, что мысль надо пояснить. — Не у вас, у меня. У вас никакой мелодрамы нет, одна…
Смерть. Тишина. Вечность.
Неуверенно поднимаюсь, сжимая фляжку в одной руке. Меня мутит, пора отсюда убираться. Только куда? Кругом серые дома и голые деревья. Внезапно глаз выхватывает яркое пятно — знакомый голубой дом. Я столько раз проезжал мимо на велосипеде, когда Лиза-Мари бывала в городе, думал, она меня заметит и пригласит войти. Дом Валери, где, как всегда, остановилась мать.
Надо отдать ей должное: она честно призналась, что намерена участвовать в телешоу об убитом учителе, не то что некоторые.
И вообще, почему бы ее не навестить? Подобная мысль могла прийти только на сильно нетрезвую голову. О чем я должен догадаться еще и потому, что не могу найти дверной звонок. Вместо этого я просто поворачиваю ручку и вхожу.
Я мало знаю о Валери, кроме того, что они с матерью когда-то вместе учились, что она бездетная, разведена и работает в парикмахерской «У Мо». Со мной всегда приветлива, называет меня «милый», возможно, оттого, что не помнит имени. Все лучше, чем «Трей».
У нее двухэтажный дом, как наш, только куда уютнее. На стенах картины, везде раскиданы пестрые подушки, и ковер явно не из прошлого века. И еще в доме тихо, слышен только душ.
Присаживаюсь на мягкий диван, смотрю по сторонам и гадаю, кто в душе — Валери или Лиза-Мари. Вижу на журнальном столике материн айфон в цветастом чехле, рядом — допотопная раскладушка. Если Валери не пользуется отсталыми технологиями, то передо мной одноразовый мобильник.
— Что за черт? — бормочу я и тянусь сначала за айфоном.
Беру его в руки, экран загорается.
Гуннар: Прекрасно. Теперь то же, но со слезами.
В свой предыдущий приезд Лиза-Мари настояла на том, чтобы добавить к распознаваемым лицам в телефоне мое. «Как будто ты всегда со мной», — сказала она. Мы обедали, и она тогда заканчивала третий стакан пива. Видимо, с тех пор не удалила, потому что телефон при виде меня сразу разблокировался.
«То же, но со слезами» — последнее сообщение в длинной переписке между ней и Гуннаром Фоксом. Это ответ на видео, которое она послала накануне. Кликаю на него и нажимаю воспроизведение.
На экране Лиза-Мари — она сидит на этом самом диване в скромной блузке в цветочек и с мученическим выражением лица.
«Я с самого начала подозревала, что Ноа — не такой, как другие дети. Меня всегда пугал его гнев. Я потому и ушла. А когда услышала о смерти учителя, то сразу подумала: неужели? Неужели произошло то, чего я страшилась всю жизнь?»
Останавливаю видео. «Я с самого начала подозревала, что Ноа — не такой, как другие дети». Это правда? Я в самом деле другой и себя не контролирую? Тогда все сходится. Несчастья не преследуют меня, потому что я проклят, я сам проклятье. Даже собственная мать так считает.
Хочу возобновить видео, но палец соскальзывает, и я возвращаюсь к обмену сообщениями. Их слишком много, поэтому я начинаю где-то с середины.
Лиза-Мари: Он не станет. Отказался наотрез.
Гуннар: Он мне нужен, Ли.
Гуннар: Иначе не удастся прищучить Шейна Дельгадо, прежде чем адвокат его папаши доберется до моего шоу.
Гуннар: «Не уверен — не убивай» вообще могут прикрыть.
Гуннар: Этот парень — настоящий псих. Его опекают, как принца.
Лиза-Мари: Не знаю, чего ты от меня хочешь.
Лиза-Мари: Я все перепробовала.
Лиза-Мари: Мой детеныш — тот еще упрямец.
Гуннар: А что, если нам поменять ракурс?
Лиза-Мари:???
Гуннар: Скажем, эта троица заодно.
Гуннар: Свидетель — не Ноа, а ты.
Гуннар: Он — выродок, в сговоре с Дельгадо. Ты больше не можешь их покрывать.
Гуннар: Тогда его доля — твоя.
К горлу подкатывает тошнота. Слова плывут перед глазами, и все же я ухитряюсь сделать скриншот и переслать его себе вместе с видео. Потом беру раскладушку — она без пароля. В ней всего несколько отправленных сообщений. Все они — одно слово:
«Убийца».
Два из них ушли на мой номер. Номеров Шейна и Шарлотты я наизусть не знаю, но, проверив у себя, убеждаюсь, что остальные эсэмэски отправлены им. Колин Джеффрис, выходит, ни при чем. Сообщения посылала моя мать.
Я так поглощен содержанием телефонов, что ничего не замечаю. Внезапно раздается гневный окрик:
— Что ты тут делаешь? — У дивана стоит Лиза-Мари в голубом махровом халате и белом полотенце на голове. — Ты что, вломился в чужой дом?
— Не-а. — Язык заплетается. — Дверь была не заперта. — Мысли путаются, и я делаю усилие, чтобы четко выговаривать слова. Толку мало. — Как и твои телефоны.
— Дай сюда! — Она подскакивает и выхватывает у меня оба мобильника. Я не сопротивляюсь, потому что уже скопировал все, что нужно. Почти все.
— Ты мне вот что объясни, — начинаю. — Я, кстати, немного выпил, что усложняет дело. — Кажется, так не говорят, ну да фиг с ним. — Я понимаю, что ради денег ты готова назвать меня убийцей, потому что я отказался назвать убийцей Шейна. Но какого черта ты посылала нам эсэмэски «убийца» еще до того, как я отказался? И откуда у тебя номера Шейна и Шарлотты?
— Боже, — произносит Лиза-Мари, всматриваясь в меня, — ты и правда пьян.
— Это не ответ.
Она фыркает:
— Да ты и не вспомнишь ответ. Номера телефонов добыл Гуннар — у него свои контакты. А сообщения были просто для колорита. Гуннар хотел повязать тебя с теми двумя, нагнать, так сказать, страху. Только ты смешал нам все карты.
— Минуточку. Ты посылала мне угрозы «для колорита»?
— Это называется «выстраивать канву». Если бы ты согласился, Трей, мы сделали бы из тебя настоящего героя.
— Не зови меня так.
Она непонимающе хмурится:
— Как?
— «Трей». Никто меня так не зовет.
— Я зову.
— Не суть. — Неуверенно поднимаюсь с дивана, мысли путаются. А жаль, ведь это наш последний в жизни разговор. — Ты готова за десять тысяч долларов врать перед камерой, что я родился убийцей. Поэтому знаешь что? У тебя нет права придумывать мне прозвища. Твоя единственная задача — отвалить ко всем чертям.
Иду к двери, Лиза-Мари следует по пятам.
— Ты сам виноват, что не послушал! — вопит она. — Я хотела действовать сообща, а не против тебя. Куда там! Ты же у нас гордый, весь из себя неподкупный, типа под стать своей сопливой элитной школе. Даже не поинтересовался, зачем мне такие деньги. У меня проблемы со здоровьем, Трей. И страховка ни к черту, на кредитных картах по нулям, и от Джуниора помощи не дождешься. Так что прежде чем распускать перья, нажираться и осуждать других, проявил бы хоть немного сочувствия!
Внезапно понимаю, что не все ей высказал. Открываю дверь, держусь за косяк и оборачиваюсь — точно в последний раз.
— Теперь то же, но со слезами, — говорю я и хлопаю дверью.
Глава 25Бринн
С тех пор как мы обнаружили мистера Соломона, прошла неделя, и все это время от Триппа ни слуху ни духу. В школе он не появляется — что меня особенно беспокоит — и не ответил ни на одно мое послание.
Зато количество сердитых сообщений от Шарлотты растет с каждой минутой.
«Триппа нигде нет».
«Это твоя вина».
«Мы с Шейном хотим к нему зайти, но не знаем адреса…»
«Дашь адрес?»
«Только не думай, что я тебя простила».
Откладываю мобильный, оставляя сообщения без ответа. Как можно за четыре года не выяснить, где живет твой друг? В голове не укладывается. Иначе я дала бы ей адрес, потому что, когда я к нему заходила, мне никто дверь не открыл. Хотя разглашение информации, которой Трипп, если бы захотел, сто раз мог с ними поделиться, смахивает на очередное предательство.
И вообще, не до нее сейчас — работа стоит.
Моя стажировка висит на волоске. И жизнь полна запретов: нельзя участвовать в новостных репортажах, никакого доступа к ресурсам, кроме собственного жесткого диска, к Яме запрещено даже близко подходить. Хуже всего то, что на веб-сайте «Мотива» больше не собирают сведения о мистере Ларкине.
Сегодня я пыталась поделиться с Карли информацией от Пола Голдштейна, что мистер Ларкин перешел в Сент-Амброуз ради брата, но она выставила вперед руку и практически не дала мне рта раскрыть.
«Ни слова, — сказала она. — Эта история и так уже многим навредила. Надо было послушать Рамона и не ввязываться».
Протестовать я не осмелилась.
Теперь мои обязанности сводятся к тому, чтобы обновлять веб-сайт, вычитывать документы и компилировать медиаклипы. Утомительно, скучно, но все же лучше увольнения. У меня новый супервайзер — менеджер по связям с общественностью Энди Белкин. Перед самым изгнанием из Ямы Гедеон успел шепнуть, что коллеги за спиной зовут его Блендером.
— Это ты скрепила документы?
Подпрыгиваю от неожиданности, когда над стенкой, отгораживающей мой стол, материализуется Энди, будто вызванный моими мрачными мыслями. Сегодня на нем бледно-желтая версия стандартной рубашки с короткими рукавами.