— Ни секунды, — признаюсь. — Более того, сочинила убедительную теорию о том, что Майкл Роббинс — это Шейн.
— Шейн? — На мгновение сморщившись при упоминании своего бывшего имени, Мэйсон даже веселеет. — Вот уж не думал, что когда-нибудь сойду за Шейна Дельгадо. — Он задумывается. — Любопытно, что именно Шейн, ведь он там тоже был.
— Где? — не понимаю я. — Где был?
— В классе, когда мистер Ларкин сообщил мне о нашем родстве.
У меня отпадает челюсть, а Мэйсон продолжает:
— Вернее, в раздевалке рядом. Как обычно, спал. После ухода мистера Ларкина я сидел как громом пораженный, и вдруг из раздевалки, зевая и пошатываясь, выходит Шейн и топает мимо меня в коридор. Думаю, он меня даже не заметил.
— Так, погоди минуту… — Тру внезапно занывшие виски. — Он мог слышать ваш разговор? Знал, что мистер Ларкин — твой брат?
— Я до сих пор не уверен, — вздыхает Мэйсон. — Шейн ничего не сказал и не стал относиться ко мне как-то иначе. — Он усмехается. — Я как был для него пустым местом, так и остался.
В голове не укладывается.
Только я приготовилась вычеркнуть Шейна из списка подозреваемых, как выясняется, что он может быть в курсе прошлого мистера Ларкина. Хотя ему-то что? Какая разница? Не успеваю обдумать эту мысль, как Мэйсон спрашивает:
— Что будем делать?
— Насчет чего?
— Насчет… — он делает неопределенный жест рукой, — всего. Ты теперь всем расскажешь?.. — Его голос дрожит. — Мне скоро восемнадцать, и вряд ли стоит опасаться Декстера, а вот маме… Ей может не поздоровиться, если он решит ее преследовать…
— Мэйсон, не бойся, — успокаиваю. — Я не стану разглашать. Это дело касается только твоей семьи.
Тут же вспоминаю, как случайно положила перед предполагаемым Декстером медальон с именем «Билли». Надо бы Мэйсона предупредить, но у друга на лице такое облегчение, что духу не хватает это сделать.
«Такие люди, как Декстер, — все равно что осиное гнездо. Лучше без надобности не ворошить», — предупреждала Роза, да я не послушала.
— А Элли или Трипп не проболтаются? — спрашивает Мэйсон.
— Нет, Элли — могила, а Трипп… у него с того дня в лесу своих проблем хватает. — Мэйсон удивленно вскидывает бровь, любопытство пересиливает даже полушоковое состояние от разговора. Я лишь легонько касаюсь его плеча. — Не спрашивай, это не моя тайна.
— Не много ли секретов, Бринн?.. Поосторожнее. По себе знаю: они будь здоров как выматывают.
Я вяло улыбаюсь, и он спрашивает:
— Куда теперь?
— Теперь ты пойдешь танцевать со своей парой. Он тебя заждался.
Мэйсон грустно усмехается:
— Правильно. Что еще остается? Танцы до упаду.
— А ты что предлагаешь?
Он вздыхает и встает:
— Сам не знаю.
Я тоже встаю.
— Можно тебя обнять?
— Хорошая мысль.
Мы крепко обнимаемся. Я не разжимаю объятий, жду, чтобы Мэйсон сделал это первый.
— Ну вот, уже лучше, — говорит он, вытирая глаза. — Пойду найду Джефа. Ты идешь?
— Да, я за тобой.
Мэйсон улыбается и идет к выходу:
— Увидимся.
Смотрю ему вслед, затем переключаю внимание на телефон, забитый сообщениями от Триппа и Элли. Мой перегруженный мозг способен выдать лишь:
«Все в порядке. Объясню позже».
И тут я слышу шорох. Из-за занавеса.
Замираю с похолодевшим сердцем. Преодолевая страх, бросаюсь на сцену и отдергиваю штору.
Успеваю заметить, как за углом исчезает белое платье.
— Шарлотта! — Я чуть не наворачиваюсь, споткнувшись о какой-то ящик. — Стой! Я знаю, что это ты.
Шарлотта останавливается у лестницы, ведущей за кулисы. В тусклом свете мерцают ее блестящие заколки.
— Ты слышала наш разговор?
Дурацкий вопрос. Конечно слышала.
Господи, что теперь будет с Мэйсоном?
Шарлотта оглядывается — ее идеальные черты лишены какого-либо выражения, как у статуи.
— Выходит, брат Ларкина — Мэйсон? — спрашивает она.
— Прошу тебя, Шарлотта, не говори никому. Пожалуйста. Ему и так тяжело. — Я тараторю, язык не слушается. Подхожу ближе со сложенными, как в молитве, руками. — Ты же понимаешь, да? Его отец — чудовище, и… — Останавливаюсь, заметив у нее под глазами потекшую тушь. — Подожди, а ты что тут делаешь? Что случилось?
— Ничего. Хотела побыть одна. — Шарлотта скрещивает на груди руки, по щеке стекает предательская слеза. Последняя капля. — Шейн меня бросил, — не выдерживает она.
— Ох, Шарлотта… Я тебе сочувствую. — Я не притворяюсь. Будь мы подругами, я бы ее обняла, только боюсь, ей не понравится. — Может, Шейн сгоряча? Он прилично выпил.
— Вряд ли, — говорит она жалобным голосом. — Я ради него на все готова, а он, видите ли, устал. Сказал, что ему надоело тянуть лямку отношений. На самом деле ему надоело быть со мной.
— Слушай, я могу как-то помочь? Хочешь, пойдем куда-нибудь, выпьем кофе?..
Шарлотта яростно трясет головой. Слава богу, я воздержалась от объятий.
— Нет. Пойду домой. И обещаю никому не рассказывать о Мэйсоне. — У меня словно гора с плеч. Открываю рот, чтобы ее поблагодарить, а она вдруг добавляет: — А тебе, Бринн, советую прекратить.
— Что прекратить? — недоумеваю.
— Ну, эти твои… — она машет в воздухе рукой, — детективные штучки. Во-первых, они чреваты, а во-вторых, ты рискуешь узнать то, о чем тебе лучше не знать.
— Например? — спрашиваю, но она уже шагает прочь. — Шарлотта, о чем мне лучше не знать?
В ответ слышен лишь стук каблуков и скрип открывшейся и закрывшейся двери.
Глава 39Трипп
— Ну и дела-а… — тянет Элли, когда Бринн пересказывает нам свой разговор с Мэйсоном.
— Обалдеть можно, — откликаюсь я.
В центре зала Мэйсон покачивается в медленном танце, положив голову на плечо Джефу. От его восторженности не осталось и следа. Чувствую себя так паршиво, как будто я виноват в том, что заметил его зеленую ладонь.
Уж чего-чего, а того, что Мэйсон окажется пропавшим братом мистера Ларкина, я совсем не ожидал. Пока Бринн сидела с ним в актовом зале, я перебрал в уме разные варианты — например, что он просто ненавидел учителя или на спор накалякал на портрете.
— Только, пожалуйста, никому ни слова, — просит Бринн. — Я обещала. — Она прикусывает губу, метнув на меня виноватый взгляд. — Надеюсь, Шарлотта тоже сдержит слово.
— Раз обещала, значит сдержит, — говорю. Бринн скептически поднимает бровь. Я поясняю: — Шарлотта может не нравиться, но она не предаст. Она меня не выдала, даже когда я случайно навлек на нее подозрение в краже.
— А ты ей в этом признался? — спрашивает Элли.
— Вот еще! — отвечаю так быстро, что она прыскает:
— Я бы тоже не решилась. С Шарлоттой шутки плохи.
Бринн скрещивает на груди руки:
— Короче, мы ни на йоту не приблизились к разгадке смерти мистера Ларкина. Его убил не Мэйсон, не мистер Соломон, не, по всей вероятности, Шейн, раз мотива больше нет. — Она смотрит на меня и хитро улыбается. — И не ты…
— Спасибо за доверие, — говорю.
— Не твой отец. Остается Декстер или…
— Вдруг это знак свыше, Бринн? — встревает Элли. — Может, тебе пора прерваться и… не знаю, потанцевать, что ли? Знаю: танцевать на зимней дискотеке — радикальная идея, но хотя бы попробовать стоит.
— Я пробовала танцевать с Джефом, и чем это закончилось? — парирует Бринн.
— Лучше от меня не отходить, — говорю я и протягиваю ей руку. В тот же момент кто-то трясет меня за плечо.
— Что за?.. — недовольно разворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Шейном.
— Три, дружище, — заплетающимся языком говорит он, — избегаешь меня весь вечер. Ты обиделся? За то, что я набросился на тебя у Шарлотты? Я не хотел, чувак, просто много всего навалилось.
— Ничего. Без обид. — Позволяю ему себя увести, потому что надеюсь, что он вдруг разговорится. — Ты в порядке?
— Мы с Шарлоттой больше не пара. — Шейн спотыкается и еще сильнее вцепляется мне в плечо. — Разругались, и она уехала. Хреново, конечно. А с другой стороны, так даже… спокойнее. Ну, ты понимаешь.
— Понимаю, — говорю. Парень не виноват, что хочет в кои-то веки побыть свободным. Или встречаться с тем, с кем его не связывает заключенный над трупом договор. — Со временем и она успокоится.
— Все к лучшему. Начнем с чис-стого листа, — икает Шейн.
— Ага, вам обоим не помешает.
— Знаешь… тогда в лесу все так запуталось. Ты велел молчать, что-то типа кодекса чести. Как в «Бойцовском клубе», только у нас «Трупный клуб». — Шейн выдыхает перегаром: — А что, клевое название.
— Прости, Шейн. Я не хотел… — Не хотел затыкать тебе рот, просто защищал отца от обвинения в убийстве. — Что бы ты иначе рассказал?
— Ну-у, про ссору бы упомянул, — отвечает он. — Вдруг важно? Я промолчал, и теперь этот подонок Гуннар Фокс гонит пургу… — Он отчаянно жестикулирует.
— Какая ссора? — спрашиваю, удерживая Шейна прямо.
— Да тогда в лесу. Полицейским, как договорились, молчок.
Отличная возможность узнать о деле побольше. Пусть Бринн и против того, чтобы «открывать этот ящик Пандоры», но, во-первых, Шейн сам из него уже наполовину высунулся, а во-вторых, мне жутко любопытно.
— О чем? — подначиваю. — Ты правда слышал, как мистер Ларкин с кем-то ругался?
— Чесслово. Он на весь лес орал про деньги на школьную поездку.
Смотрю на Шейна с открытым ртом. Деньги на школьную поездку. Именно эти слова страшили меня четыре года назад, когда я думал, что мистер Ларкин ругался с отцом. Теперь я вообще не понимаю, с кем еще можно было собачиться по этому поводу. Уж точно не с Декстером Роббинсом.
— Ты что-нибудь разобрал?
— Не оч-чень, — вновь икает Шейн. — Не хотел слишком приближаться. А когда крики стихли, я видел удаляющуюся спину… не мистера Ларкина, естессно.
— Ты знаешь, кто с ним был? — обалдеваю я.
— Думаю, да. Далековато было, но я узнал.
Понимаю, что надо срочно бежать за Бринн, чтобы она тоже услышала. Не успеваю повернуться, как Шейн выдает: