Ветеран показал до сих пор заметные шрамы от собственных зубов на кулаке.
— Старик в сером был даже больше прав, чем думает, — пробормотал Найрус. — Война. Не просто война. Тотальная война. До последнего бойца.
Невилл не понял, о чём говорит Найрус, но не стал переспрашивать, а продолжил мрачные предсказания:
— В день смерти Гулле за нами начнут охоту. Нас будут убивать спящими, причём и уволившихся бойцов, вырезать вместе с семьями, нападать средь бела дня. Не только бандиты, многие обыватели присоединяться к охоте, чтобы выслужиться перед атаманами.
Дав время Найрусу нарисовать в воображении эту страшную картину, ветеран раскрыл, почему и для противника данный бой последний.
— Атаманам отступить — тоже подписать себе приговор. Если мы добьёмся освобождения Гулле, от атаманов начнут разбегаться люди. В их лживый Кодекс Праведного Каторжанина перестанут верить даже последние кретины. Кончится всё тем, что нам принесут головы Девяти на большом блюде и будут ползать в ногах, чтобы мы приняли дары. Преступность в городе исчезнет, во всяком случае, в прежней форме. Кражи и бытовые убийства останутся, а организованные поборы и разбой прикажут долго жить.
Старый стражник вцепился в нашейник ближайших лат, словно бы перед ним стоял один из атаманов. Полный ненависти он вдавливал побелевшие пальцы в сталь, и Найрус со смесью восхищения и страха готов был поклясться, что сталь немного поддалась, словно бы перед тисками.
— Поэтому прочь сантименты! — буквально зарычал ветеран. — Старина Гулле слишком распустил атаманов своим благородством, и мы имеем то, что имеем. Он святой человек, но здесь не до святости. Клянусь, ночная армия пожалеет, что я снова в деле! Они не ценили такого противника как Воин Чести, так, значит, заслужили, чтобы их взяла за горло Тяжёлая Рука. Видишь, какой расклад. А ты переживать из-за одного мечника.
Невилл отпустил нашейник и смочил из фляги пересохшее горло. Обречённость и отчаяние исчезли. Ветеран снова горел азартом предстоящей схватки и верил в победу. Для этой веры не было никаких оснований, но любая вера по природе своей иррациональна.
Найрус вначале думал, что Гулле и Невилл разошлись в вопросах можно ли брать взятки. Но рассказ о том, как стражник восемнадцать лет копил на гномский меч, дал понять, что он чист от подобных грехов.
И что-то было во взгляде Невилла, когда он пообещал напомнить атаманам, что и враг врагу рознь, и какого-то было неплохо и ценить, что больше Найрус не сомневался, в чём именно не нашли согласия два офицера.
Ну, что ж, всё правильно. Когда не ценишь милосердия Воина Чести, по законам справедливости к тебе приходит не знающая пощады Тяжёлая Рука.
— Невилл... я не из личной мести. Олэ единственный в ночной армии разбирается в тактике и стратегии. Если б не его выдумки и личный пример, штурма бы не вышло.
С этим доводом Невилл согласился.
— Говоришь, он в латах? Прекрасно, прибереги для его стального зада клевец. Это что-то вроде боевого топора, здесь его нет, но можешь купить сам, он недорогой.
— Не стоит беспокоиться, я не бедный человек. И у вас есть банк, где я могу снять деньги.
— Не суть. Удары клевцом проще, чем эстоком, и я научу, как носить его, чтобы он не мешался ни кинжалу, ни основному клинку, а в качестве основного клинка я рекомендую... хм... возьми из конфиската фальчион. Он достаточно лёгок для начинающего бойца, но эффективен.
— А нельзя ли... подобрать... всё-таки другое оружие... просто... я знаю, что фальчион очень популярен у ночной армии.
Невилл пытался это скрыть, но всё равно по тону чувствовалось, что начальник начал его раздражать.
— И что? Ты знаешь, у ночной армии популярно есть мясо; мне, как, питаться капустой и морковкой, чтоб нас не путали?
— И всё же... Я ничего не понимаю в оружии, но слышал, что у вас, людей войны и людей боя, популярно поверье, будто меч выбирает хозяина, а не хозяин меч. Ну, вот, считай, что меня этот фальчион выбрать не хочет. Противны мы друг другу
Невилл выпустил воздух из лёгких и скрестил руки на груди.
— Хорошо. Тогда найди себе меч по душе сам. Но только не эсток.
Найрус прошёлся по конфискованным клинкам, пробуя каждый на вес, и, наконец, остался доволен одним экземпляром.
— Вот клинок по мне. Достаточно лёгкий. Очень удобный. Я беру его.
— А знаешь, почему он такой лёгкий? — опять остался недоволен ветеран. — Потому что как раз рассчитан на таких обывателей, как ты. Этот меч пришёл к нам из вольных городов, где нет подданных, но есть граждане. Он позволяет гордому обывателю чувствовать себя немного рыцарем, но именно что немного. Ни одни мечи так быстро не ломаются, как гражданские. И кость им разрубить нереально. Возьми лучше заокеанскую новинку, скьявону, — Невилл показал на меч с корзинчатой гардой. — Да, его гарда ограничивает подвижность кисти в фехтовании, но ты и так не будешь применять сложных ударов. Тебе важнее, что она отлично закрывает пальцы. Думаю, со временем такие мечи, точнее, палаши вытеснят в страже, пикинёрах и прочих бойцах, воюющих без щита, привычные нам клинки.
— Я не вижу смысла продолжать спор, — сказал Найрус, прилаживая ножны гражданского меча к поясной перевязи. — Ты не видел, как я пробовал твой палаш? Он для меня слишком тяжёл.
Невилл покачал головой и спросил Найруса, насколько он религиозен. Найрус ответил, что верит в Свет и победу Света, но его не устраивают догматы ни одного из существующих культа.
— Ну... тогда, может, будет интересно... в маленьком домике позади таверны «Боевой молот» на Оружейной улице можно найти одного человека. Нейк Шанс. Его так зовут потому, что он продаёт дополнительные шансы победить. Особенно актуально для тех, чьё оружие слабое, как у тебя, хотя и сильный клинок приятно сделать ещё сильнее. Если не боишься погубить душу, можешь приобресть у Нейка заговор на меч. Товар проверенный, утверждают мои информаторы, у него свои каналы связи с магическими городами. Но только однократного действия, максимум трёхкратного.
— Лишняя информация. Я не очень разбираюсь в колдовстве, но даже мне известно, что есть заговоры на орков, троллей, оборотней, вампиров, огров, гоблинов, нечисть, демонов... а наши противники люди. Ужасные, мерзкие, но люди.
— И всё-таки я бы на твоём месте поговорил с Нейком. Этот рынок динамично развивается. Каждый год маги и волшебники придумывают всё новые заговоры. Возможно, какую-то новинку оценишь и ты.
Найрус уже понял, что поговорит с Нейком. Не с целью купить заговор, а чтобы узнать кое-что о магах: как с ними общаться, как убеждать — уж господин Шанс должен досконально знать натуру своих поставщиков. Но Невиллу знать о том, что Найрус якшается с магами, пока не следовало.
Они сели в карету и поехали во дворец матери-герцогини, надеясь, не опоздать.
А Найрус вдруг вспомнил о Герте, мысленно сравнил его с Бличем, и с грустью признал, что в плане приспособленности к жизни сравнение не в пользу воспитанника. Герт физически крепче Блича, но ненамного. Тем не менее, он, можно быть уверенным, не пропадёт один в большом городе. Не позволит себя втянуть ни в какую авантюру, будет достаточно груб с трактирщиком и достаточно мягок с прислугой, где надо проявит силу, где надо — уступчивость. Даже если подарить ему слабость Блича — неспособность обманывать, Герт всё равно будет сильнее.
И профессор с болью понял, что он и только он виновник того, что сейчас за Блича приходится справедливо переживать, как не пришлось бы переживать за Герта. Пять лет он был с Бличем постоянно, всегда был готов прийти на помощь... и, как и многие родители и опекуны подростков, упустил момент, когда мальчик должен учиться самостоятельности. Пусть по шажку в день, но ходить своими ногами и принимать свои решения. Он не научил его драться и искать самому ночлег, договариваться и настаивать на своём. Вместо того чтобы научить ребёнка быть победителем, оставаясь собой, пять лет он безуспешно пытался его заставить изменить себе, освоив ложь.
Герт большую часть времени провёл в посёлке, Блич — пять лет в странствиях. Жизненный опыт мальчика-тени был в сотни раз больше, чем опыт его сверстника из семьи горшечников. Но только на поверку. На деле, это был в основном опыт Найруса, а не его воспитанников.
Жгучий стыд переполнил душу, когда Найрусу пришли мысли, а ради детей ли он перешёл все грани в опеке? Быть может, из своего эгоизма. Потому что в гиперзаботе растворял собственные жизненные кризисы.
И вот теперь, Блич, что бы там с ним ни происходило, вынужден ускоренно проходить курс вхождения во взрослость, который нормальные дети осваивают постепенно. Может, он никак не дойдёт до дома потому, что такой невезучий... а, может, просто судьба каждый раз возвращает назад — мальчик-тень, ты ещё не прошёл обучения, не всё усвоил.
И ещё Найрус понял, что он в чём-то такой же Блич. Начал карьеру расследователя, но шёл не своими ногами, а с оглядкой вначале на Гулле и Райнеса, а сейчас на Невилла.
Профессор твёрдо решил, что оставит ветерана в приёмной, а в столовой с Солбаром и матерью-герцогиней переговорит один. Может, они и раздавят его, более опытные в интригах, но это будет его личный опыт и его личный бой.
— Блич, бедняга, дай тебе Свет пройти свой путь без потерь... да и мне тоже, — тихо прошептал он, глядя на мелькающие в окошечке кареты виды ночного города.
* * *
Первое, что почувствовал Блич, когда пришёл в себя, это резкий запах крови. Голова болела, в ушах шумело, а шея саднила. Одежда на груди была разорвана.
Блич со стоном приподнялся на локтях и увидел прямо перед собой мрачного парня в рубахе с закатанными рукавами, забрызганного кровью с головы до ног. В крови был и фальчион, на который парень опирался и тяжело дышал, словно только что закончил тяжёлую работу. Приглядевшись, Блич заметил на лезвии множество зазубрин и какие-то налипшие куски.
Парень поднял глаза и улыбнулся.
— Хвала Свету, очнулся браток. Блич, как ты?