— За морем есть земля, которая называется Орда. Там живёт народ орки, не слышал? Так вот, однажды я встретил одного необычного орка, проповедника очень странный веры, он маскировался под очень высокого человека и так путешествовал. Я в итоге остался ему кое-что должен, но это не беда, ему должен, такое ощущение, весь мир. Его тело было покрыто шрамами, а речи мудры даже с точки зрения Секретаря...
— Быстрее!
— У орков, он рассказал, есть обычай «извинение воина». Ты даёшь тому, кого несправедливо обидел, нож, и он волен или оставить тебе лёгкий порез или вонзить клинок прямо в сердце. Я прошу тебя...
— Да иди ты со своими сказками!
Мальчик выбил нож у короля разбойников и попытался обойти его. Ничего не вышло.
— Блич... я не могу оставить тебя здесь на верную погибель. Я и сам рискую. За тебя объявлена награда королевским сыщиком, а меня — долг чести убить любому каторжанину. Труп Бия уже нашли. Мои парни пробились с боем. Почти все выходы перекрыты. Остался один. Но и там в любой момент могут поставить засаду. И тогда только через ворота, мостя дорогу трупами стражников. Но у стражников алебарды.
Блич решил, что раз ему не дают пройти, сменить тактику. Он демонстративно сел на землю и обхватил колени. Как мог показывал, что он лучше просидит здесь всю жизнь, чем сделает хоть шаг в их компании.
— Блич... если ты разрешишь тебя спасти, увести из города... Я... я даю клятву каторжанина, настоящую клятву, поверни голову, я делаю знамение каторги... что верну тебе сестру. Дядю — нет? Режь меня, убивай, но буду стоять на своём: трава должна расти, солнце светить, стражники дохнуть. Я от них вдоволь натерпелся ещё подростком, так что, никогда не поверю, будто есть среди них люди. А сестрицу верну.
— Соглашайся, поэт, — добавил Секретарь. — Как там в той же песне... Все, кто загнан, неприкаян только в вольный лес бегут. Кто ты здесь? Беглец и изгой. Одинокий и беззащитный. Пойдёшь к родным? — там ждёт засада. Не пойдёшь — тем более, обречён. А в лесу ты будешь принцем Тропы, почитаемым и уважаемым разбойником по кличке Безжалостный. С зачарованным оружием и собственной армией. И спасти хотя бы сестру лучше, чем не спасти вообще никого.
Блич скрипнул зубами так громко, что испугал белку на ближайшем дереве. Проклятие. Они ещё шантажировать сестрой будут! Да, он меня спас, но есть же предел!
Мальчишка вскочил и ударил навязавшегося в братья парня. А затем начал в бешенстве душить. Не как Секретарь, пальцами, а как научился ещё маленьким у кузена Ти. Прыгнув на спину, заправив ноги, обхватив горло локтем, изолировав одну руку.
— Сволочь! Ты знаешь, как меня оскорбил? Знаешь, как мне противно гадать, где он меня успел потрогать? Знаешь, как досадно понимать, что я сам пришёл к нему в лапы? Знаешь... Что ты вообще знаешь, кроме своего идиотского кодекса?! Неправедно ему! Нашли праведника! Один ханжа девчонок губит, второй, праведник, с сотней трупов на совести, маскарадом тыкать будет! Куда ни плюнь, в святого попадёшь! Достали!
Виклор не делал даже попытки освободиться, а Секретарь даже попытки помочь. Вместо этого он наклонился над названным братом и, не заботясь, слышны ли его сентенции на фоне криков Блича, назидательно подняв палец, разглагольствовал:
— Вот видишь. Второй у тебя появился брат и ведёт себя точно так же, как и первый. Значит, причина не во мне, а в тебе! Если первый брат душит за шею, и второй брат душит за шею, значит, причина не в братьях, а в шее. Точнее, той дурной башке, которую она носит.
Блич почувствовал, что разбойник обмякает, и, испугавшись, снял удушение. Когда Виклор пришёл в себя, мальчик согласился его простить.
Путь к тайному ходу превратился в опасное приключение. На каждой третьей стене уже красовался перечёркнутый знак короля Тропы и знак Смотрителя в чёрном квадрате.
Если и попадался в столь поздний час путник, то из солдат ночной армии, все в чёрных одеждах — траур по Бию. И каждый с фанатичным воплем «На ножи убийцу Смотрителя!» стремился убить мужчину в волчьем жилете. Выбросив затупившийся фальчион, Виклор бился, вооружившись тесаком и дагой, а Секретарь взял на себя роль метателя ножей. Когда у парня закончились свои клинки (вынимать из тел времени не было), он взялся за ножи с пояса Викки.
В перерывах между схватками, Виклор объяснял, прямо на бегу, свои нынешние взаимоотношения с каторжанским кодексом.
-...Да, я понял, что там — сплошное лицемерие. Но всё равно буду жить по этому Кодексу. Пока не выработал свой собственный или не нашёл подходящую мне мораль где-то ещё. Пойми, Блич. Таким как я, лучше жить по несовершенным, плохим правилам, чем остаться хотя бы на день без них. Я страшный человек, поверь, действительно, страшный. Знаешь, какое я прозвище носил до Волка? Прирождённый Убийца! Так что, не стоит делать меня ещё опаснее для окружающих, оставив хотя бы на день без жизненного стержня.
То, что навязавшийся в братья парень страшный человек, у Блича и так сомнений не было. А сейчас он в этом только ещё раз убедился.
Король Волк убивал легко и просто, а там, где ранил, не добивал только потому, что торопился. И, главное, Виклора совершенно не смущал факт, сколько народа хотели его смерти.
Однажды Блич услышал одну балладу. Её железный ритм на всю жизнь впечатался в сердце, а рефрен он иногда повторял как заклинание. Подросток был уверен, что эту песню написал не человек, а его соплеменник. Тот, кто навеки лишён своего собственного мира, а в мире людей каждый рассвет вынужден воспринимать как вызов на бой. Ибо этот мир не принимает тебя. И тебе, миролюбивому и доброму, не понимающему самого понятия война, приходится защищаться.
Весь мир идёт на меня войной, — тоскливо повторял припев гениальной песни Блич, скитаясь между городами и странами. Весь мир идёт на меня войной, — шептал, вынужденный ночевать с профессором и сестрой прямо на улице, потому что в одной из гостиниц притаился охотник. Весь мир идёт на меня войной, — горько констатировал, вспоминая бойню в Фаэтоне, когда не все люди приняли участие в избиении общины Теней, но только один единственный встал на их защиту.
Да, Найрус всегда был с ними. Но, как учит физика, очень малым расстоянием можно пренебречь и назвать его точкой. Относительно того сколько людей было готово встать на их с сестрой защиту, а сколько — разорвать, растерзать на части, узнав правду про Чуму... да, они были совсем одни, а против них воевал весь мир.
И вот сейчас на его глазах Виклору Волку объявил войну его, Волка, мир. Мир преступников. И Волк не похоже, чтобы пребывал в панике.
Чем-то он походил на Олэ Меченосца в этом отношении. Хотя, нет, Олэ именно наслаждался моментом «один против всех», испытывал непонятную эйфорию, вступая в схватку, неважно ментальную или на клинках, с толпой, а Волк просто не боялся этой битвы. Не боялся встать, выйти из ряда вон и, повернувшись к толпе лицом, обнажить оружие.
Он бился без боевого безумия, в которое впал Олэ в бое в гроте. Его глаза излучали жестокость, но жестокость эта была более спокойной, рациональной что ли. Просто таков закон природы. Каждой собаке пастухом положена палка и обязательно кость. Волкам природой положены зубы и злость. И сейчас эти зубы в виде двух ножей всего лишь выполняли свою работу.
На предпоследнем перекрёстке на них напали три человека в траурной одежде, но без татуировок. Убив их, Виклор Волк пояснил:
— Сочувствующие. Те, кто не преступник, но подражает преступникам, восхищается подвигами ночной армии. Смерть Смотрителя для них такая же трагедия.
Мальчик попросил дать ему возможность провести разведку тенью. Результат поверг в уныние.
— Вход в ваш тайный лаз уже перекрыт. Там... их человек двадцать. У всех топоры и палицы, у кого-то копья. Мы опоздали.
— Ой, да ладно! — махнул рукой Виклор. — Что мы? Главное, что мальчик-девочка тётушкины руки успел погладить!
Блич закусил губу, но Виклор уже говорил извиняющимся тоном:
— Не обижайся, брат. Чутка сбросил напряг, не думаю, что для тебя смертельно. А теперь к стене.
Когда они оказались возле крепостной стены, Виклор сменил дагу на медвежий нож и сказал, подбросив его на ладони:
— Весовая сталь, говоришь?
А затем подпрыгнул и вонзил нож между камней. Повисел, пробуя, держит ли клинок, и крикнул Бличу и Секретарю:
— А ну, цепляйся за меня, братья!
— Ты сумасшедший, Викки! — ударив себя по щекам, взвизгнул Секретарь. — Ты, действительно, думаешь, вскарабкаться таким манером на стену и не уронить нас?
— Ты очень худой, а он вообще ещё мальчик. Я легко выдержу вас обоих, главное друг друга не спихните.
Это был безумный план, но времени на раздумья не осталось.
— Он здесь! Убийцу Смотрителя на ножи! На ножи убийцу Смотрителя!
Не дожидаясь когда на крики сочувствующего примчатся бандиты, Блич и Секретарь запрыгнули названному брату на спину.
Бличу было очень страшно. Одна ошибка Волка и им конец. Порыв сильного ветра и им конец. Да ещё Секретарь без перерыва причитает, что они обречены, и будь проклят день, когда он познакомился с сумасшедшим Викки.
Но порыва ветра не случилось, а Волка словно вела сама судьба. А уж силы разбойному королю было не занимать. Он тащил на себе подростка и взрослого парня не без напряжения, но и без лишнего пота.
Перед самыми зубцами стены Блич сполз к сапогам Волка. Ощущение, что сейчас он разобьётся, пронзило душу. Мальчик закричал и замахал ногами, заставив Виклора раскачиваться.
— Сапоги! Я держусь только за твои сапоги! Сейчас они с тебя слетят!
— Успокойся, Блич! — крикнул, плотно вцепившийся в спину короля Тропы Секретарь. Он, наконец-то прекратил причитать, потому что увидел зубцы и поверил, что всё получится.— Это разбойничьи сапоги! Они крепятся ремнями на колене и бедре и не сползают!
— На ножи! За Смотрителя на ножи!
Блич повернул голову. Городская окраина раскачивалась перед его глазами вправо-влево, заставляя голову кружиться, а тошноту подступать к горлу. У него была не лучшая точка обзора, но что с разных сторон к стене стекаются бойцы ночной армии, он заметил.