— Похоже на глупую байку. Скорее всего, бродяги отпугивают народ от берега.
— Может, и так. Но в город, говорят, зашли три мага. Сообщите им эту информацию. А вообще, река самая дурное место в плане активных покойников. Например, вы знаете, что водяные тоже смертны? По счастью, умирают очень редко, но в ночь смерти все утопленники выходят на берег и... начинается. Вы бывали в западной части города? Там есть Тухлый Пруд, скверное место. Дело замалчивают, но в архивах стражи должно что-то сохраниться. У меня улетело в ту ночь двадцать два заговора. Сам верховный священник замаливал грех бойцов, которые вынуждены были сделать своё оружие колдовским.
— И что? Вот люди прямо так осведомлены, как происходит смерть водяного, и у вас каждый день берут на нож некромантов?
— На самом деле эти заговоры чаще всего берут как бы на всякий случай. Просто люди... очень боятся мертвецов. А теперь демонстрация, она бесплатна.
Нейк Шанс достал два абсолютно одинаковых гражданских меча. Развернул свиток с заговором и нараспев прочитал текст. Один из клинков задрожал, и на его поверхности проступили мерцающие буквы, а сам свиток сгорел и исчез — заговор был однократный.
— Слушай, — спросил Найрус. — А если запомнить на память заговор и читать уже без свитка?
— Не поможет. С исчезновением свитка перестаёт работать и текст заговора. Слова никогда не повторяются.
Затем Нейк взял в одну руку заговорённый меч, в другую — обычный, и пригласил Найруса в подвал, предупредив, что его там ждёт не самое приятное зрелище. Не обманул.
— ...Нейк, ты ненормальный! Держать столько мертвяков... и потом, откуда они у тебя?
— Это простые собаки и крысы. Все на особых цепях. Побег исключён. А на ком мне ещё демонстрировать заговоры, как не на живых мертвецах? Я бы мог связаться с кем-то из вампиров и попросить инициировать собак в кровососы, но это не лучше мертвяков. И потом сразу явятся Алые Чистильщики — служба вампирская по истреблению несанкционированных инициаций, и мне несдобровать. А живые мертвецы... да, неважно, откуда они у меня!
Нейк выбрал одну из беснующихся четвероногих нежитей и ударил обычным мечом. Собака никак не среагировала. Тогда Нейк ударил заговорённым. От собаки-нежити пошёл дым, а в ране запылал огонь. Ещё несколько взмахов, и собака умерла второй раз, уже окончательно.
По лицу Найруса Нейк понял, что клиент очень впечатлён демонстрацией. Выведя профессора из подвала, Шанс спросил, что же ему нужно. Найрус постарался объяснить.
Нейк помотал головой.
— Нет, профессор. Если заговоры против магов запрещены, то заговоры против людей просто технически невозможны, неосуществимы даже в теории. Хотя... мм... говорите, он носит латы?
— В последнее время.
— Полные белые латы? Это важно.
— Да.
Нейк достал из потайного кармана на груди маленький свиток.
— Товар от волшебника, а не от мага, поэтому хватит только на три раза по часу. Невозможны заговоры против людей, но недавно появились свитки на всякую амуницию. Это заговор на полные латы. Учтите, при столкновении с бригантиной, кольчугой или кожаным доспехом, как у вас, характеристики меча останутся прежними. А вот латы заговорённый клинок прорубит легко, как и всё под ними. Но только... мой совет...
Нейк замялся. Найрус попросил его говорить прямо.
— Для вас любой заговор пустая трата денег. Понимаете... заговор не улучшит ваших навыков боя, только увеличит урон. А как вы носите меч... сразу ясно, вы не фехтовальщик.
— Без тебя разберусь — нахмурился Найрус. — Держи деньги. Всё? Мы в расчете?
— Не совсем — Нейк взял со стола один из заговоров на нежить и вручил Найрусу. — Это в подарок от фирмы. Просто больше подарить нечего. Увы. Ну, может, продадите кому-то.
Найрус поинтересовался в честь чего такая щедрость. Выяснилось, лекарство Найруса спасло племяннице Нейка жизнь.
Начальник Герцогова Ока попросил Нейка, если он, действительно, хочет помочь, рассказать, как переманивать магов на свою сторону.
Ответ Нейка Шанса очень удивил профессора.
— Что?.. Так прямо и...
— Да, маги сами по себе скрытны, но ценят, когда люди им говорят правду, когда с ними откровенны и не юлят. Самую страшную, но правду. И, поверьте, маг будет к вам очень расположен после этого.
* * *
Судилище Гавера. Место, где запрещено проливать кровь. Священная скала, на которой один из самых почитаемых среди преступников святой провёл тридцать лет в молитвах обо всех отверженных.
Перед скалой находилась большая площадка, а внутри — небольшая пещера. На площадке конфликтующие вожаки сходились для переговоров, а в пещере жили Стрелки Гавера — сумасшедшие сектанты, готовые перебить весь мир во имя миролюбия, если только кровь прольётся у священной скалы.
Сюда пришли Девять атаманов, получив вызов Тропы, сюда пришёл и король Тропы вместе с лесными вожаками, когда атаманы согласились на вызов ответить.
Как ни велик был соблазн на такой удобной для боя площадке решить вопрос кровью, приходилось решать переговорами. Стрелки Гавера с лицами, скрытыми масками, натянув луки, следили за исполнением правил.
Все вожаки были знакомы атаманам, кроме одного. Впрочем, зная лесной устав, можно было понять, что это не вожак банды, а принц Тропы — редкий титул, вручается от силы раз в поколение.
С принцем Тропы было связано несколько обычаев и поверий. Его появление считалось добрым знаком, что во всех делах у разбойников будет удача, что Тропа в каждом из начинаний станет успешнее Города.
Любому видному каторжанину считается дурным тоном придерживаться роскоши в облачении, но не принцу Тропы. Принца Тропа обязана облачить в лучшее. Что и было сделано.
На мальчике ладно сидела удивительной красоты куртка фасона «вольный стрелок» лазоревого и белого цветов с короткими рукавами. На предплечьях, в разрезе куртки и ниже её подола блестела эльфийская кольчуга. За спиной развевался зелёный плащ знатного кроя. Шею обволакивал тонкий шарф (им принц Тропы прикрывал следы страсти Смотрителя). На голове сверкала самая настоящая корона с драгоценными камнями. Разбойный пояс также был со вставками из драгоценных камней и шит золотом, правда, ножи там висели самые обычные.
Кроме ножей (четыре для метания, один для ближнего боя) подросток вооружился охотничьим луком и мечом, вокруг которого клубился зеленоватый искрящийся дым. По этим клубам можно было легко понять: меч зачарован магами или волшебниками. То есть, является греховным предметом. С обвинений в нечестивстве и начали сходку атаманы.
— Разбойники Тропы! — воскликнул с пафосом Верховный атаман. — Да сгорят ваши леса, да сгорите заживо в этом пламени вы со всем скарбом! Мало вам, вы оскорбили само небо, когда позволили Волку загрызть Смотрителя,так вы ещё и вашему принцу вручили колдовское оружие. Если хотите сохранить хоть немного нашего уважения, вначале выбросьте нечестивый меч, а потом и поговорим.
— Слушай, мужик, если у тебя в штанах зудит, ты веточку сломай и успокойся, а от нашего меча отстань, не по чину тебе такие железки, — просто, без пафоса ответил Виклор Волк, и столько иронии было в его голосе, что не только захохотали вожаки Тропы, но и невозмутимые сектанты — кое-кто хихикнул. — И не визжи, как поросёнок резаный, а то песок уже изо всех щелей сыплется, а туда же! Голосишь, будто монахиня у сатира в лапах.
Новый взрыв хохота дал понять атаманам, что по их правилам здесь играть не будут. Никакого лицемерия и цитат из священных книг. Простой, земной разговор на интересующую обе стороны тему.
— Зачем звали? Мы не видим убийцу Смотрителя, избитым, связанным и готовым к расплате. И почему он ёрничает над нами, вместо того, чтобы с плачем проклинать день, когда поднял руку на святое?
— Потому что святости ни на медный грош не было в покойном Смотрителе! Столица посвятила в Смотрители мерзавца Бия по ошибке, и Тропа всего лишь эту ошибку исправила.
И король Волк рассказал, за что убил Смотрителя, без упоминания, кто именно был жертвой домогательств, чтобы не ронять авторитет Блича. А Блич набросил капюшон и опустил голову, отчасти опасаясь, что кто-то из атаманов по необычному цвету волос и лицу поймёт, что он родственник пленной девочки, отчасти чтобы скрыть краску стыда.
— И что? — не дёрнул ни мускулом Верховный. — Для тебя было секретом, что иногда такое происходит на каторге и в тюрьмах?
— Происходит по приговору каторжного суда, а не по воле одного человека! — крикнул Виклор.
— Смотритель выше нас всех. Он один заменяет собой целый суд. Раз хотел снять с мальчика штаны, значит, по определению было за что наказать. Значит, не праведно жил малец, вот и пришёл час расплаты.
— Он сам признался, что на мальчике нет никаких грехов. Что просто он ему очень понравился. Клятва каторжанина.
Король Волк совершил знамение каторги, причём левой рукой, что делалось только в исключительных случаях. Считалось, что нарушившего такую клятву, ждут несчастья до конца жизни и превращение в крысу после смерти.
— И что? Если мальчику была дорога честь, чего ж он не сопротивлялся?
— Вынь жёлуди из ушей. Бий его обманом опоил, я тебе что толкую?
— А кто заставлял пить вино с незнакомым человеком? Кто заставлял принимать еду? Ты что, не знаешь великий закон каторги «не верь, не бойся, не проси»? Он поверил Бию, хотя Бий ему разве родственник? Испугался отказаться от ужина, показаться невежливым, и поплатился. Просил о помощи, самого Смотрителя беспокоил своими ничтожными проблемами... Смотритель имел право его наказать.
Как Бличу хотелось зарубить атамана зачарованным мечом за все эти слова. Но он сдерживался, зная, что в противном случае Стрелки Гавера убьют не только его, но и всех вожаков Тропы.
Чтобы хоть как-то успокоиться, Блич дал себе слово бить в будущем по морде каждого, от кого услышит эту людоедскую фразу — позывной подонков. Ибо нормальному человеку свойственно всё делать наоборот: верить в людей, просить людей и бояться обидеть людей.