— Идиот! Заткнись немедленно! Мы подарим тебе жизнь, если...
— На что мне жизнь с клеймом неправедного? Нет уж, лучше умереть честно, на виселице, чем как крыса с ножом в спине за предательство. Тебе этого никогда не понять, тюфяк!
Пошли новые плевки и перечисления испытаний, которые предстоят Фейли. И Найрус сдался.
— Колдуны, он ваш. Любыми методами.
Белый и серый маг посмотрели на Клинвера. Клинвер тяжело вздохнул.
— Опять на чёрных магах вся чёрная работа.
Вид ковыляющего на костылях, всего в бинтах колдуна вызвал у арестованного вожака просто гомерический приступ хохота.
— Тюфяк... ты нашёл, конечно, кому сдать допрос! А-ха-ха! Что сделаешь, калека? Упадёшь на колени и попросишь «пожалуйста»?
Но чем ближе подходил Клинвер, тем меньше веселья оставалось у Паука. Лицо чёрного мага было бесстрастным, но это пугало больше, чем ярость Невилла или гнев начальника Ока.
Несмотря на потери, которые Клинвер нёс ежесекундно от существования одержимого, ему удалось набросить краткосрочную Виселицу. Потом Паук рухнул на пол, Клинвер встал на колени и приложил руку к его груди.
Паук дёрнулся и стал глотать ртом воздух.
— Что это? — спросил Найрус.
— Сердечное удушение. Увы, тоже короткое. Я не могу... с такими ранами колдовать долго. Можешь снять часть маны с меча, Заревингер?
Но Заревингер уже вышел, хлопнув дверью и ругаясь, что он не будет участвовать в пытках и позорить белую накидку. На улице колдун тут же поймал карету, доехал до истока Рогны и оттуда начал поиски одержимого.
Тем временем, в допросной продолжался поиск маны для пыток.
— Тогда с магического шара, господин Лигер. Совсем немного. Можно?
— Мана с магических предметов не годится для заклинаний некромантии. Я думал ты хоть в ней специалист.
— Для оживления мертвецов нет, для Могильного Глаза сойдёт. Да, я, действительно, специалист.
Клинвер не был уверен, может ли одержимый забирать через него ману ещё и с магических предметов, но очень надеялся, что нет.
Когда Клинвер вторично коснулся, зарядившись от шара для общения на расстоянии, груди вожака, Паук забился, как в конвульсиях, а затем резко застыл. Глаза его были вытаращены, а дыхание участилось.
На лице казалось бы несгибаемого бандита проступило выражение самого настоящего ужаса. Того, чего не смог добиться Тяжёлая Рука дюжиной ударов, Клинвер вызвал одним лёгким касанием.
— Что ты делаешь?
— Всё в порядке, Найрус, ему ничего не угрожает, кроме потери некоторых иллюзий. Я просто показываю все ужасы смерти. Он был уверен, что знает о смерти всё. Но всего не знают даже некроманты.
Когда Клинвер убрал руку, Паук походил не на грозного бандита, а скорее на запуганного насмерть ребёнка, как-то попавшего в тело сорокалетнего мужчины.
— Ты хочешь, чтобы это повторилось? — ледяным голосом спросил чёрный маг.
— Нет, — слабым, как у умирающего, голосом ответил бандит.
— Ты всё ещё стремишься по ту сторону? Считаешь, что лучше умереть, чем предать атаманов?
— Нет... что угодно, лишь бы ещё пожить... не попадать... по ту сторону.
— Тогда рассказывай.
Увы. Вожаков тоже вели к логову с завязанными глазами. Лишь атаманы и гвардейцы знали вход, а единственный пленный гвардеец — вожак, захваченный Гулле в гроте, — уже погиб, ввязавшись в драку с другим заключённым. А Пауку всё, что было известно, что это какое-то подземелье с множеством коридоров.
— Архив утерян навеки, — пессимистично заявил Лигер. — В городе тысячи достаточно больших зданий, чтобы скрыть подвал любой глубины и разветвлённости. Можно только исключить Речной квартал, там почва не позволяет.
Найруса покоробило, что все печали об архиве, а Воин Чести — погибай вместе с племянницей; но он сдержался — времени на упрёки не было.
— Не соглашусь.
Найрус пригласил магов вернуться обратно в головное здание. В карете профессор развернул карту города и окрестностей.
— Понимаете... Гулле мог прислать из плена свою тень. Но он этого не сделал. И Фейли не сделала. Какой вывод? Там есть мел! Много мела! И слова бандита о коридорах под землёй натолкнули на мысль... — Найрус ткнул в место на карте. — Здесь была раньше меловая пещера. Потом её засыпало. О ней забыли. Видимо, атаманы прорыли туда ход с города и.... Вот почему стража так долго и безуспешно искала логово. Оно было не в городе, а за городом.
— Хм, — сказал Лигер, — а в городе ходят слухи, что лесные бандиты объявили войну городским. В таком случае, лесным не позавидуешь. Атаманы у них в тылу.
— Нет, — отрезал Найрус. — Хода в лес, уверен, не существует, иначе Тропа его бы давно вычислила, только в город. Тут скорее ирония в том, что по всей логике Тропа начнёт брать город измором. И атаманам дополнительная досада — чувствовать, что те, кто перерезал контрабанду и дурман, ходят.... Ну, вот буквально у них над головой. Тут... скорее ассоциация, как если бы ты попал в очень глубокий нужник, выбраться не можешь, криков не слышно, а кто-то сверху всё ходит и ходит... по большой нужде ходит.
Оба мага странно изменились в лице. Найрус предположил, что такой грубый юмор режет им ухо, и пообещал себе впредь стараться шутить поизящнее.
— Ну, что? Можно атаманов брать?
— Нет, Клинвер. Начнём мы раскопки в лесу — атаманы успеют уйти
— Но искать ход из города это как иголку в стоге сена!
— Кстати, с помощью магнита или ножниц найти иголку в стоге сена достаточно просто, — профессор довольно засмеялся. — Наука, ребята, наука, — и, спохватившись, добавил: — Впрочем, и магию я тоже теперь очень уважаю.
Карета остановилась, и её пассажиры практически сразу же наткнулись на Шибера Шула и его рыцарей.
— Как это прикажете понимать?! — кричал королевский сыщик, размахивая объявлением о терроре. — Убивать, пусть бандитов, но без суда и следствия! Да кем вы себя возомнили?!
— Как это прикажешь понимать? Да кем ты себя возомнил?! Убивать своих, забыв про суд и следствие! — оттолкнув Шибера, Найрус побежал к Невиллу, скучающему возле другой кареты и трупа с раздавленным черепом.
Судя по значку на ливрее, это был дежурный расследователь, от которого Ловило и узнал, с кем ужинает в десять вечера начальник Герцогова Ока.
— Мы собирались его просто уволить! Ты... ты мразь, Невилл! Это уже не избиение, это банальное убийство!
— Это несчастный случай, — равнодушно ответил офицер по кличке Тяжёлая Рука. — Менял заднее колесо и... видимо небо наказало за предательство.
Найрус закрыл глаза и громко выдохнул.
— Пойми, Найрус, дружище. Нельзя спускать такое! Предательство... Если будем спускать такое...
— Я тебе поверил... но тебя не исправишь! — сказал Найрус, подняв веки и сверкнув очами. — Сними ливрею. Ты уволен без права на восстановление.
— Найрус! Мы же вдвоём писали объявление... политика террора.
— Мы писали, чтобы только запугать бандитов! Чтобы дать понять... забыл? И террора по отношению к ночным солдатам, а не оступившимся своим. Ливрею сними. Немедля!
— Что? Ты на поворотах-то лошадей придержи. Без меня тебя бы раздавил этот слизняк, — Невилл сделал красноречивый кивок в сторону сразу забывшего про объявление сыщика. — Борясь с грязью, нельзя не испачкаться!
— Немедленно снимай ливрею.
— Успокойся, профессор. Подумаешь, одним предателем стало меньше. Тем более, я не причём, это несчастный случай.
— Форму — на склад! Живо!
Невилл скрестил руки на груди и сменил тон на угрожающий.
— А, можно немного больше уважения к человеку, который себя всего страже отдал? Ты — без пяти минут неделя, как стражник. И будешь со мной в таком тоне разговаривать? Мало того, что тюфяк, так ещё и неблагодарный. Кто твою поганую жизнь спас, а? Видно мало тебе пощёчин купчик надавал.
Найрус не был специалистом в пощёчинах. Поэтому от его ладони во рту у Невилла не стало солёно, и даже щека лишь слегка покраснела.
Впрочем, когда до пожилого стражника дошло, что да, при всех и кто? — тюфяк позорный! — буквально за несколько секунд у него побагровело всё лицо. Свидетели из числа рядовой стражи замерли, ожидая худшего. Более расторопные бойцы Ока взяли наизготовку алебарды.
Но ничего не случилось. Невилл не обнажил меч, а стянул ливрею, бросил её под ноги Найрусу и ушёл, не сказав ни слова.
* * *
На этом берегу Рогны если кто и был чем одержим, то пьянством. Несколько раз белому магу приходилось пускать в ход кулаки — не бить же хмельных задир магическим оружием.
Старожил реки, — плешивый мужчинка, правивший новой (только с верфи!) большой лодкой, — на расспросы об ожившем мертвеце вообще рассмеялся и так убедительно рассказал о том, что на этих берегах, если забыть про пьяниц, тихо, как в полночной церкви, что Заревингер уже начал сомневаться в существовании одержимого. А уж не разыграл ли его некромант?
— Чем плохая ставка сапоги? Это хорошие сапоги! Да чтоб я сдох, если плохие!
Но охрана игорного дома была непреклонна. Проигравший всё, кроме обуви и одежды, мужчина сплюнул, натянул обратно сапоги, вернул на них золотые шпоры и пообещал, что когда вернётся отыгрываться, то на последней ставке закроет игорный дом.
— ...И тогда ты, бугай, будешь у меня мыть полы в нужниках. Да-да, полы в нужниках, не будь я Кай Велестос из рода Велестос!
Плешивый лодочник и белый маг вместе посмеялись над жертвой азарта, но Заревингера веселье отпустило, когда он понял, кого нежданно встретил.
Белый маг положил руку на меч, который уже отозвался на его гнев знакомым гудением. К Тьме всех одержимых мертвецов всех берегов всех рек мира! Сейчас Заревингера Зируса интересовала только одна нежить.
— Ну, шут рукокрылый, сейчас ты сполна заплатишь за Коричневую фракцию!
— Да я за самого себя заплатить не могу, какая уж тут фракция! — раздражённо махнув рукой, сказал Кай, и вдруг задумался. — Хм, фракция? Коричневая фракция? Ааа! Коричневая фракция!
Кай понял, что за маг несётся на него с обнажённым клинком, но вместо извинений Заревингер услышал: