Обычно рыцари не прощают таких слов простолюдью, но тут было явно не до сословных предрассудков.
К огорчению тех немногих, кто болел за победу правосудия, а не справедливости, когда бойцы Шула вступили на эшафот, кузен Ти уже освободил руки.
Меч палача куётся не для битв, но длиннее и заметно тяжелее рыцарских поясных мечей, чем тенир и воспользовался. Ти отвлек внимание первого латника ударом в голову, а дальше — будь это одноручник, он бы отскочил от стальной пластины, а с мечом правосудия Ти подбил ноги, словно шестом или древком копья. Затем в два схода заставил второго противника отступить, а потом эшафот кончился, латник оступился и полетел вниз. Тенир тут же развернулся и оглушил сильным ударом по шлему успевшего подняться на одно колено рыцаря — ударь сильнее, мог бы и прорубить сталь.
Сын Воина Чести знал искусство поединка, как никакой другой юноша.
Ещё один взмах меча правосудия, и Блич свободен от петли.
— Нас! Нас тоже спаси! — завизжал Паук, и тенир со снисходительной улыбкой откликнулся на его просьбу.
— Побег! Это побег! — наконец, пришёл в себя Шибер. — Вы стража или кто? Хватайте беглых преступников!
Но стража не двигалась с места. А мать-герцогиня начала аплодировать. Её аплодисменты поддержали все присутствующие, даже симпатии зевак были на стороне беглецов, даже приживальщикам Ловило стало стыдно, что чуть не погибли невиновные.
Невилл, наконец, добрался до эшафота, но десятки рук схватили его и не дали вступить в бой.
Уводя остальных беглецов, тенир помчался к самому высокому из ближайших зданий. Там он обнял Блича и прижался к стене. Через несколько мгновений они были уже на крыше.
— Вот это да! — вырвалось у светловолосого мальчика. — И давно ты так умеешь?
Кузен Ти не ответил — некогда. Ему надо было ещё втащить на крышу остальных товарищей по несчастью.
— Ну, что? — с задорным смехом сказал он, когда рядом с Бличем оказался Соловей. — Я же обещал, что ты увидишь со мной небо. Вот оно, небо, отсюда рукой подать, — и снова засмеялся.
Тем временем, Невилл, наконец, вырвался от стражи, отобрал у зеваки с эмблемой одного арбалетного сообщества оружие и побежал к зданию, на крыше которого кузен Ти освобождал от пут своих спутников.
— Берегись, мальчишки! — крикнул, падая на живот, Соловей.
— Чего беречься? Стражники — никудышные стрелки, поверь сыну стражника.
Но то ли во времена Невилла ситуация обстояла по-иному, то ли ветерану просто повезло, но ему получилось ранить одного из беглецов.
— Говоришь, никудышные стрелки? — простонал Блич, держась за плечо.
— Прости меня, брат. Но нет времени, займемся раной потом, — с виноватым видом произнёс тенир. — Уходим по крышам. Придётся перепрыгивать с одной на другую.
И они побежали. Перезарядив арбалет, Невилл хотел начать преследование, но к нему уже подоспела стража и начальник Герцогова Ока.
— Господин Невилл, немедля вернитесь!
— И на каком основании ты, тюфяк, мне приказываешь?
— На основании того, что вы, вот досада, всё ещё мой офицер. Я не подписал бумагу о вашем увольнении.
* * *
Возле дома Воина Чести Найруса встретила несчастная Инге. Она показала письмо Блича и спросила, где он, что вообще происходит.
Найрус не знал с чего начать и начал с того, что произошло с её мужем и Фейли. Женщина, только отошедшая от сильного потрясения, чуть опять не упала в обморок. К счастью, у Найруса нашлись в сумке снадобья, помогающие в таких случаях. Он довёл её до дверей, и тут его ждал ещё один старый знакомый.
— Профессор, сколько лет, сколько зим! Ха-ха-ха, что ж не обнимите друга? В последнюю нашу встречу вы так и бросились в мои объятия. Под порывом ваших дружеских чувств я аж в озеро упал.
Олэ! С его навыками преследования и знанием ремесёл ночной армии можно и не спрашивать, как он прошёл мимо оцепления.
Хохочущее лицо мечника плясало перед глазами Найруса, как виденье из кошмарного сна. Профессор почувствовал острую нужду в тех снадобьях, которые дал только что Инге.
— Господин Найрус. Вас, как начальника Герцогова Ока, ищет одна женщина...
— О, какая встреча! Найрус, если это вы, отойдите! Отойдите, не мешайте целиться! Ну, здравствуй, муженёк!
Стражники, которые привели женщину, целившуюся в Олэ из лука, попятились назад, обнажая мечи. Её спутники, мужчина с крестьянским лицом и большой волкодав, один со второй попытки вынул фальчион из ножен и вышел вперёд, второй просто зарычал.
— Э... ты, муж? Ты же муж красавицы? Не смей её больше обижать. А то Брык... Брык тебе...
— Хохотун, это наше семейное дело! Уйди куда-нибудь, чтоб не задело стрелой! Будь проклят час, когда дала слабину и разрешила за собой увязаться!
— Нет, красавица, это дело наше, мужское. Слышь ты... как тебя? Давай это... отойдём что ли, поговорим по-мужски?
Найрус, отвлёкшись целиком на женщину, не успел заметить, какую первую реакцию произвело её появление на Олэ. Но сейчас Олэ смеялся. И этот смех ничего хорошего не предвещал храброму мужчине с фальчионом.
— Ха-ха-ха! По-мужски? Со мной? Ты?! Ха-ха-ха. Меч-то хотя бы возьми нормальным хватом, боец из хлева. Так вот, кто теперь согревает твоё ложе, Хмаи? Ну, просто настоящий мужчина, орёл! Знатный воин, великий поединщик! Я весь трепещу от угроз твоего любовника.
— Он мне не любовник, — процедила лучница, сильнее натягивая тетиву, — просто порядочный человек. В твоём мире таких нет, в моём они ещё встречаются.
Неизвестно чем бы всё это закончилось, если бы не появившийся из тени бледный мужчина, босой, в одних штанах и сорочке, к которой как-то умудрился прицепить золотые шпоры. Он расставил руки и встал между конфликтующими сторонами.
— Друзья, прошу! Никаких больше необдуманных слов! Никаких необдуманных поступков! Перестрелять и перерубить друг друга вы всегда успеете. Но вначале, может, всё-таки поговорим?
— Кай! Проклятый Кай! Я тебя всё-таки догнал! Ну, молись, а, впрочем, небо всё равно не слышит молитвы нежити!
Оборванный, грязный, вымотанный многодневной погоней и ненавистью, Заревингер шатающейся походкой приближался к вампиру, и пытался перекричать гул собственного оружия — Клинок Гнева, казалось, готов был взорваться от переполнивших белого мага чувств.
Но Каю опять повезло. За двадцать шагов до жертвы у Заревингера иссяк запас сил. Он упал, выпустив меч, и потерял сознание.
— Ну, а теперь, когда Коричневая фракция самоустранилась, может, наконец, поговорим, друзья?
Глава одиннадцатая. Достоинство.
У них был наготове запас самых глумливых шуток и самых грязных оскорблений – атаманы запретили пока распускать руки, но уж языкам бандиты, которым выпала честь пленить Воина Чести, думали дать волю. Всё забылось, когда Аркабейрам Гуллейн вошёл в круг солдат и офицеров ночной армии. Они ожидали увидеть отчаянно храбрящегося мужчину с печатью обречённости на лице, но увидели спокойный взгляд, уверенную походку, парадную форму и начищенные до блеска сапоги.
Всем своим видом Воин Чести показывал, что он их не боится. Не боится на самом деле, а не накручивает браваду, борясь с подступающим страхом. А ещё от него невидимыми, но хорошо ощущаемыми волнами исходило достоинство. С большой буквы Достоинство.
Забыв, что перед ними враг, пытки которого и мучительную смерть видели годами в сладких снах, бандиты расступались перед начальником Герцогова Ока, словно перед строгим инспектором, старались принимать позы, при которых незаметны дыры на одежде, прятали за спиной грязные руки.
Наконец, Воин Чести остановился перед Олэ Меченосцем в рыцарских доспехах и атаманом Раккой в окружении шестерых гвардейцев.
Олэ поднял забрало, и Воин Чести его узнал.
- А, чудовище! Наконец-то ты среди своих! Когда уже сделаешь татуировку и присягнёшь законам каторги?
Олэ сделал три шага вперёд и сказал так, чтобы его слышал только Гулле.
- Я не бандит. Они лишь средство на пути к цели.
- К какой цели?
- Разделаться с тобой, как часть цели истребить твой народ. Второй поединок будет в латах.
- Да хоть нагишом. Второго поединка не будет. Я пришёл к атаманам, а не к тебе. Так что… ты здесь, а не они всего лишь средство на пути к цели.
- Ты трус, Гулле!
В последнюю фразу Олэ вложил слишком много пафоса. Гулле грустно улыбнулся.
- Мы оба знаем, что это неправда. Олэ, беру назад свои слова про чудовище. Ты не чудовище. Ты просто больной человек. Очень несчастный и очень больной. У тебя там сын от голода умирает, а ты кто из нас сильнее озаботился.
- Не смей поминать Морэ!
- Смею. Ты дал ему жизнь, и не смог нести за неё ответственность. Вот ты настоящий трус, мечник. И мы оба знаем, что это правда.
Ярость захлестнула тугой волной каждую клеточку в теле Олэ. Он сразу забыл, что намеревался сразить Воина Чести в честном поединке, что иначе не сможет погасить жгучую досаду от первого поражения. Олэ, не обращая внимания, что Гулле совсем без брони, а он в полном белом доспехе, ударил его.
Будь на месте Воина Чести любой другой боец, охотник бы снёс ему голову стальным кулаком. Но Гулле успел уклониться и бросил Меченосца на землю, используя инерцию его собственного удара.
Бандиты тут же стащили Воина Чести с поверженного латника.
- Я опять оказался сильнее тебя! Я всегда буду сильнее тебя! – кричал Гулле, не делая попытки вырваться. – И, знаешь, в чём наше отличие? Мне на это плевать! Одолей ты меня в первом поединке, а тебя срази кто угодно, да хоть Найрус, я бы ни капли не расстроился! Ты знаешь мой народ, мы не лжём. Даю слово, мне очень приятно побеждать, но я не воспринимаю так болезненно поражения. Я спокойно принимаю факт, что всегда будет кто-то сильнее меня! Смирись с этим, и ты и станешь хоть немного счастливее.
* * *
Никто бы не подумал, что Гулле пленник. Да, рядом постоянно находились восемь гвардейцев при всей амуниции. Но они выглядели скорее его телохранителями, чем конвоем.