— Но мы застали мальчишку добивающим последнего из кавалеров саблей в спину!
— Господин Шул! Я понял причину вашего хорошего обоняния! Это компенсация потери других чувств. Я уже убедился, что вы надорвали на работе слух, теперь ясно, что и зрение у вас не ахти. Вы вообще заглядывали в раневой канал? Саблю не выдёргивали рывком, как освобождают оружие после убийства, а вытаскивали осторожно. Отсюда делаем вывод, что мальчик пытался спасти мужчину, он ещё дышал. О, что мы видим! Да это же подобие корпии из чьего-то рукава. Какой предусмотрительный убийца! Зажал рану, чтобы человек не истёк кровью, когда вынимал саблю!
— И всё равно... у меня... у меня нет оснований отпускать юношу. Там ещё труп. Парню истыкали спину крестьянским ножом, — убийца обронил оружие, — и сбросили с крыши. Ни кавалеры, ни бандиты крестьянских ножей не используют. И да, у мальчишки свежая рана.
— И она от какого оружия? Точно от сабель бандитов или рыцарей? Вы опять не осматривали раневой канал? И, кстати, что говорит сам юноша?
— Он вообще отказывается говорить без присутствия защитника.
— Это его право.
— Не совсем. Я могу ещё три дня не допускать защитника в интересах следствия. И в тот же срок у меня есть право применить пытку.
Ага. Применишь. Одно дело — арестовать сына Воина Чести, другое — пытать. Да тюрьму снесут, а тебя в землю втопчут. И потом, мать-герцогиня просто не допустит такого унижения герцогских свобод.
Впрочем, насколько Шибер бесшабашный в этом отношении? Не будем рисковать.
Перед внутренним взором Найруса запрыгали строчки законов, знанием которых в своё время он так поразил Воина Чести.
— Ой, господин Шул. Вряд ли получится. Мы не можем предоставить вам пыточную. Как-то последние пять лет в столице обходились без устарелых методов, и Воин Чести велел передать помещение под другие нужды. Нам нужно не меньше недели, чтобы оборудовать всё заново.
— Ладно. Будем пытать без специального помещения. Я найду способ.
Шибер засмеялся и как-то своеобразно щёлкнул пальцами. Невилл изменился в лице, когда увидел этот жест. Профессор сделал себе пометку в голове, спросить, в чём причина, когда они останутся наедине, и продолжил разбивать королевского расследователя.
— Извиняюсь, не выйдет. Вы можете применять только пытки из устава, только в специальном помещении и только инструментами, которые предоставляю вам я. Пока предоставить нечего.
Шибер опять щёлкнул пальцами в странной манере (Невилл нахмурил лоб, словно пытался что-то вспомнить) и сказал:
— Я попробую обойти это правило, обратившись непосредственно к герцогу, или, если его отсутствие затянется, к матери-герцогине. Всё-таки принц крови похищен или, возможно, убит. Любые препятствия следствию могут быть расценены как покровительство преступникам. А это уже как расписаться в предательстве династии своего сеньора. Господа рыцари, выведите заключённого и отведите в самую сырую камеру. Позаботьтесь, чтобы он сидел в большой компании, и сокамерники знали его родословную. Быть может, после столкновения с той горячей любовью, которую испытывают каторжане к сыновьям стражников, щенок станет сговорчивей.
Рыцари вывели кузена Ти в кандалах. Юноша сохранял делавшее ему честь спокойствие.
— А вот и нет, никаких сырых камер, — помотал головой профессор. — Вы вольны арестовать кого угодно, но в какой камере он будет сидеть, по закону решаем мы. У нас, как назло, свободна только одна. Одиночная. С хорошим светом, кроватью и письменным столом.
Кузен Ти улыбнулся, чем вывел из себя Шибера. Он дал пощёчину юноше, как привык поступать с арестованными. Но это не был обычный арестованный.
Спасибо за повод, — успел подумать Найрус. Он никогда не занимался кулачным боем, но обладал знанием уязвимых точек на человеке и солидным весом, который худо-бедно, но умел вкладывать в единственный удар. Для серьёзных конфликтов этого было мало, но поставить на место одного слизняка хватило с избытком.
Шибер упал на спину, вопя и закрывая ладонями сломанный нос, профессор похлопал по плечу кузена Ти, тряся второй рукой, чтобы унять боль в костяшках, кузен Ти поднял большой палец в знак одобрения.
Рыцари опустили забрала и схватились за оружие, но реакция человека, которому они годились в сыновья, если не во внуки, оказалась быстрее.
— В ножны меч, малыш, в ножны меч! Иначе твой приятель если не помрёт, так лишиться глаза. Его не жалеешь, себя пожалей. Против шести алебард твои железки не помогут.
Назвать дорогие, намного дороже тех, которые носят самые богатые рыцари Блейрона, латы железками — неслыханная наглость. Но Невилл был прав. С одним алебардщиком у рыцаря королевства ещё был шанс, но против шести — нет. А его приятеля ветеран ночной стражи держал в заложниках, вставив кинжал в прорезь забрала.
— А ты, парень, не дёргайся. Если думаешь, что кольца гарды помешают даге дойти до твоего мозга, то это будет последняя мысль в твоей глупой башке!
Рыцарь впервые столкнулся с кинжалом, специально созданным для фехтования, но что им можно добить латника не хуже, чем старым добрым квилоном, догадывался, поэтому оставил попытки к сопротивлению. Была бы при Невилле разновидность даги под названием дагасса (копьеобразный клинок с гранями по каждой голомени), он мог бы угрожать заложнику не только через щель забрала, но и, используя слабые места доспеха.
— Вы совсем свихнулись? Нападать на посланников короля! — крикнул Шибер, силясь остановить кровь.
— Никакого нападения, — хладнокровно ответил Найрус. — Мы лишь защищали, причём в интересах не своего, а королевского следствия, основного подозреваемого. Это наша обязанность. В законе написано «от любого нападения», без уточнений, что у расследователей особые права.
Профессор довершил триумф, осмотрев рану юноши, и признав, что она настолько опасна (на самом деле ерундовая), что заключённого необходимо направить не в тюрьму, а в лазарет. И да, кандалы способствуют ухудшению его здоровья, придётся снять.
— Тебе это даром не пройдёт, лекаришка! — сказал на прощание Шибер и велел рыцарям седлать лошадей.
Но и здесь его ждала неприятность. Рыцарские кобылы оказались каждым копытом ну очень похожи на лошадей, числившихся в недавних преступлениях банды конокрадов, и Герцогово Око было вынуждено наложить арест до выяснения обстоятельств.
Обгоняя на резвой карете бредущих пешком королевских рыцарей и королевского сыщика, Найрус напомнил, что расселение коллег тоже в его компетенции. И он вынужден сообщить о выселении из служебной гостиницы в связи со срочным ремонтом, но обещает подыскать что-нибудь на конюшне.
— А вот здесь ты лишку хватил, — сделал порицание Невилл, когда сыплющий проклятьями Шибер остался далеко позади. — Теперь ты не просто дал ему понять, кто здесь хозяин, а кто гость, а сделал своим личным врагом.
— Словно его сломанный нос нас навечно не поссорил, — засомневался профессор.
— Удары по самолюбию, в отличие от ударов по морде, не забываются. И утереть нос и дать по носу — нормально в наших играх с королевскими сыщиками, но гостиницы лишать... ты нарушил негласный кодекс.
Некоторое время они ехали молча. Первым нарушил паузу кузен Ти.
— Бедный папа... Бедная Фейли... я всё слышал... там тонкие стены.
Больше говорить он не мог, как и делать равнодушный вид. Ти закрыл наполнившиеся влагой глаза.
Найрус не стал его утешать. Он понял, за лучшее сейчас будет просто оставить юношу в покое.
У Купеческого моста профессор предложил Невиллу немного пройтись. Карета повезла кузена Ти в лазарет, Найрус проводил её задумчивым взглядом, а потом крепко пожал руку ветерану столичной стражи и признался, что без его помощи не справился бы с Шибером. Как хорошо, что у Гулле есть такие друзья.
— Я... я дал маху, назвав себя его другом — смутился Невилл. — Когда-то мы, и, правда, дружили. Я был наставником Гулле. Но потом... наши взгляды в методах следствия разошлись... Я соврал, меня уволили не по старости. Мне шестьдесят два, но в рубке на мечах и камехте равных Невиллу во всём Герцоговом Оке отыщется от силы человек шесть. Я... я... в общем, если Гулле по праву заслужил прозвище Воин Чести, то меня так никто не назовёт. Каторжане звали меня «Невилл Тяжёлая Рука». Почему?.. Возможно, как-нибудь поймёте, Найрус.
— Но... Гулле же вас попросил...
— Да ничего он не просил. Так, заходил в день, когда вас нанял, проведать, поговорить. А уж я сам, как услышал, что его взяли атаманы, счёл личным долгом предложить свои услуги.
Профессора так и подмывало узнать подробности, где именно разошлись в методологии следствия старые знакомые, но он понимал, что сейчас не стоит об этом говорить. Поэтому Найрус заговорил о деле.
— Что вы думаете...
— Можно на ты.
— Что ты думаешь об этом слизняке?
— Думаю, он ведёт свою игру, очень и очень тёмную. Главное, он не случайно оказался в Блейроне. Шибер целенаправленно хотел найти принца Лара.
— Зачем?
— Что и любопытно. Принц Лар самый младший из четырёх братьев. Ему не светит престол. Он неинтересная фигура для любителей самых изощрённых интриг. К счастью, у Лара, как я слышал, нет по этому поводу никаких порушенных амбиций. Он ведёт жизнь, полную приключений, инкогнито передвигаясь по королевству и путешествуя по миру. И до сего момента всем, даже родным братьям и отцу было наплевать, где он и что с ним. И вдруг... внимание самого королевского расследователя...
— Кстати, ты как-то поменялся в лице, когда Шибер защёлкал пальцами. По особенному защёлкал, у меня так, например, суставы не гнутся.
— Да. Я уверен, что никогда раньше не видел этого человека, но подобный жест мне очень знаком. Только не могу вспомнить почему. Пойми, я уже немолод.
— Хорошо. Надеюсь, когда мы освободим Гулле, вы снова подружитесь.
— Вряд ли... после всего, что между нами произошло... встретиться, поговорить без особой неприязни, но и без прежней симпатии — это да. А дружить...