Что атаманы первыми не проявили особой щепетильности в вопросах чести, Верховный не вспоминал. Сейчас решался вопрос: послать на арену, добить бойцов Виклора, обычные банды или пустить в бой гвардейцев. Мнения разделились.
— Око! Око идёт сюда с братьями-фехтовальщиками! — прервал дискуссию истошный вопль. — Смертник ведёт их! Он с ними!
Известие, которое пришло из первых зал, казалось настолько невероятным, что вначале атаманы решили: гонец под дурманом. И лишь убедившись, что его зрачки нормальных размеров, они поняли, это правда.
— Сколько их?
— Сотня или около того.
— Хорошо. Иди, отдохни, ты славно послужил праведному обществу.
Передав заботам девушек-воровок падающего от усталости мужчину, Верховный атаман взял командование на себя — чем тревожней обстановка, тем меньше игр в демократию.
— Вожак Лунт, набери сотни две человек, добавь к ним гвардейцев покойных атаманов и встреть Герцогово Око в тренировочной зале. Вожак Роб, выбери из моего резерва двадцать гвардейцев, набери банд, чтоб вместе получилась сотня, и добей Виклора и Блича, раздави лесных клопов. Остальным — в главную залу. Будем посылать оттуда резервы тому отряду, которому они нужнее.
— Бесполезно.
Верховный атаман посмотрел на автора печальной реплики и поднял брови в изумлении — вот уж от кого он точно не ожидал пессимизма.
— Что ты сказал, почтенный Борода?
— Бесполезно, Верховный!
Барей Борода говорил со злобой обречённого. Это конец — никаких сомнений. Плевать, что Столица в большинстве — стражники и лесные всё равно выиграют. Потому что их командиры верят в победу.
— ...А я сломлен камехтом. Остальные — тоже. Один ты бодрячок-старичок, потому что в нём не участвовал. Знаешь, что надо сделать прямо сейчас? Испортить им победу! Послать кого-то убить Воина Чести, если он сам уже не подох. А нам — взять у докторишки каких-нибудь капель, снять мужское бессилие... Чёртов Кай Велестос и его подарки!.. И устроить... самую зверскую Ночь Девяти, точнее, уже Пяти этой белобрысой. По полной программе провести не получится, ну, сколько успеем.
— Успокойся, Борода. Всё будет хорошо. Когда отпразднуем победу, тогда и устроим девочке полную программу.
— Ты что, глухой?
Атаман Востока схватил Верховного за рубаху.
— Не будет победы! Мы проиграли. Иди в главную залу, играйся там в солдатиков, сколько влезет, а я беру остальных, и мы играем с девочкой во взрослые игры. Есть у меня в запасе одна забава... Помню, как испытал её в Зимнюю Гарвиду на одной продажной в Ярн-Геронде. Она очень не хотела, но бордельер заставил. Девочка торговала телом с младых ногтей. Была уверена, что знает о тёмной стороне плотских забав всё. Я заставил её удивиться. Клянусь, прожжённая шкура рыдала в три ручья и кричала, что не может с этим жить, что повеситься. Теперь представь, реакцию этой недотроги?
Верховный не стал спорить. Он ушёл в головную залу, а Борода подождал Ракку с поля боя, и, не дождавшись, увёл оставшихся атаманов в комнату для забав, велев привести туда доктора Шанкра и племянницу Воина Чести.
Глава четырнадцатая. Ужасный конец.
Для отряда почти в сотню бойцов они продвигались очень быстро. Бандитов, которые группами по двое-трое-четверо появлялись в коридоре, Олэ убивал раньше, чем кто-либо успевал достать оружие. Он очень экономил время, не тратя его то, чтобы вынуть застрявший меж костей нож или кинжал.
И, вот, наконец, первая зала. Приёмная. В ней — около двадцати человек. Поймав брошенный ему меч, Олэ бросился в атаку. Одна отрубленная голова и две руки покатились по полу, когда бандиты пришли в себя и схватились за оружие. Но огибая Олэ, в бой уже шли люди Найруса. Меньше минуты понадобилось им, чтобы заколоть и порубить алебардами всех противников. Кроме одного. Олэ попытался его догнать, но жажда жизни у беглеца оказалась сильнее охотничьих инстинктов преследователя.
— Всё. Он предупредит остальных, — печально констатировал Олэ. — Лёгкая дорога закончилась.
В следующем помещении их уже ждали. Большая и просторная зала с кучей святых предметов и татуированным священником. Комната посвящений.
Не меньше сотни свежеиспечённых бандитов готовились делом доказать верность Кодексу Праведного Каторжанина. Большинство ещё не успели одеться, как ночные солдаты. Они были в фартуках кожевников и кузнецов, плотников и столяров, куртках грузчиков и форме чомпи. Несколько одевались по моде принятой у поэтов. Один являлся известным исполнителем песен под аккомпанемент гитерна.
Да, понятия праведных каторжан — это тоже своего рода чума. Духовная чума, которая, если вовремя не запретить песни и книги, прославляющие борьбу честных воров против позорных стражников, захватывает всё новые и новые слои нормального общества, заставляя слышать позывной подонков «не верь, не бойся, не проси» даже среди творческих людей.
Найрус вначале не понял, что это новые бандиты, а не группа заложников.
— Вы свободны! — крикнул он. — Мы, Герцогово Око, явились истребить атаманов и покончить с ночной армией!
— Вонючие стражники! — процедил известный певец, берясь за дубину.
— За атаманов на ножи! На ножи чёртову стражу! — взвизгнул молодой поэт и достал кинжал
Бойцы Ока пропустили вперёд братьев-фехтовальщиков, и началось сражение, больше напоминающее бойню — сочувствующие явно не метили в первые ратники. Всего за три минуты все они, кто не догадался сбежать, были мертвы или искалечены. Потрясённый Найрус ходил среди отрубленных конечностей и дёргающихся в конвульсиях тел и шептал:
— Зачем? Из-за романтики? Это же грабить и воровать... воровать и грабить... да какая здесь может быть романтика!
— Для начальника стражи вы слишком большой нюня, вам не говорили? — злым голосом сказал Меченосец. — Не тратим время, идём дальше. Если они убьют Воина Чести, я не получу свой поединок. Если успеют испортить Фейли... мне будет грустнее жить.
* * *
Баррикады держались. Бандиты Столицы наступали волна за волной, но баррикады держались.
Кузен Ти едва дышал и чувствовал, как болят плечи. Меч правосудия вопреки слухам, оказался хорошо сбалансированным — когда человек дёргается на плахе, приходится порой в последний момент изменить полёт клинка, чтобы срубить голову одним ударом. Но слишком тяжёлым для юноши, не готовившегося специально ни в палачи, ни в трабанты, ни в охрану знамени — ни в одну из профессий, где нужно долго махать большим клинком. А психику угнетало отсутствие возможности колоть — эту технику тенир знал чуть лучше рубки. Ти уже давно подумывал сменить меч шириной чуть ли не в ладонь, но без намёка на остриё, на какую-нибудь трофейную саблю, но возможное появление бронированных бойцов его останавливало.
— Неплохо дерёшься, сын стражника! — похвалил Волк, распоров грудь очередному бандиту атаманства, взобравшемуся на баррикаду. — Ты же сын стражника?
Кузен Ти ему не ответил — и так устал, как собака, ещё тратить дыхалку на разговоры.
Из коридора показались гвардейцы — не зря беспокоился.
Но насчёт элитного отряда у Блича и Волка имелся особый план. И второй тип теневых стрел.
— Эй, бронированные задницы! — Бличу было очень непривычно так ругаться, но Викки настаивал, мол, иначе не сработает. — Что? Боитесь дерьмо вывалиться от страха? Да ладно, у вас же на мордах написано «чистильщики нужников». Не привыкать к запаху. Пёс с вами! Я — отлить. Без меня рубку не начинайте.
И, сбежав с баррикады, скрылся в небольшом коридоре, о существовании которого Виклор, помнивший его, рассказал заранее.
Гвардейцы, забыв приказ командира, рванули за наглым мальчишкой — все, кроме четверых самых сознательных.
— Блич, братишка! — со всей силы, чтобы было слышно сквозь стены, крикнул Волк. — Пли!
Только первый гвардеец успел забежать в коридор, второй уже свалился, пронзённый вылетевшей из стены теневой стрелой, которая полетела дальше, проткнула нескольких обычных бандитов и улетела в соседнюю стену.
Блич пробежался по коридору, расстреливая гвардейцев и тех, кто толпился за ними прямо сквозь толстый слой камней и мела. Он садил наугад, но был уверен, что в такой толкучке многие стрелы найдут цель. И он знал, что никто не осмелиться за ним последовать после такой демонстрации теневых стрел третьей закалки. Сразив последним выстрелом единственного, кто успел влететь в коридор, он спокойно вернулся той же дорогой, взбежал на баррикаду и оценил итог. Треть гвардии убита или выведена из строя — неплохо. И тут же помрачнел. Используй он теневое зрение (вдоль стены тянулась целая полоса без открытого мела), то перебил бы гвардейцев полностью. Но не всегда хорошие мысли приходят в голову вовремя.
— Всё. Не могу больше!
Кузен Ти, повредив мощным ударом бригантину, заставил упасть одного гвардейца, затем отрубил руку (кольчуга не помогла) второму, но дальше его плечи потребовали перерыва. Выронив меч правосудия, тенир сполз с баррикады.
Передохнув, он вернулся в бой с оружием полегче — фальчионом для обычных бандитов, дубинкой для бронированных. А Волк, убедившись, что его клинки гвардейцам урона не наносят, просто вырвал одну скамью из баррикады и стал биться ей.
— Второй атаки стальных задниц мы не выдержим! — посчитав потери, заключил Виклор через двадцать минут. — Не думал, что это когда-нибудь скажу, но... Нечисть лесная, долго ещё ждать стражников?!
Блич старался не думать, что будет дальше. У него не осталось ни одной теневой стрелы.
* * *
Вторая большая свара случилась в тренировочной зале. Завидев гвардейцев, братья-фехтовальщики уступили дорогу людям Найруса (алебарды — это страшный сон любых доспешных бойцов). Но и легкой пехоты ночной армии здесь было предостаточно, поэтому нашлась работа и мастерам меча.
Найрус, верный принципам науки «всё поверять опытом», истратил первый заряд свитка, и чуть не поплатился жизнью за страсть к эмпирике. Как и предупреждал Нейк, заговорённый на полные латы меч не причинил никакого вреда бригантине. Больше — он сломался от удара по ней. Профессор бы погиб, не прикрой его тот, кому дали возможность искупить кровью предательство. Крови парень не пролил, но всё искупил — удар, предназначавшийся голове Найруса, размозжил плечо расследователю.