Глава третья. Счастливый случай.
Как ни горел Найрус желанием допросить Солбара немедленно в связи с побегом Олэ Меченосца, а Ловило в связи с побоищем в его доме, он понимал, что придётся отложить всё до утра. Когда профессор очнулся от кошмаров, на часах пробило восемь. Вызывать на допрос таких важных лиц в такой поздний час — это открытый вызов, а готов ли к нему Найрус? Но Солбар сам напросился на разговор. Гонец прислал Найрусу приглашение отужинать во дворце в десять вечера. И хотя приглашение было подписано матерью-герцогиней, гонец был из людей Солбара. Найрус сказал, что обязательно явится, но не уточнил (не надо раньше времени нервировать женщину), что не один.
Невилла профессор нашёл у Герта. Мальчик спал сном младенца, а ветеран стражи искал, где бы оставить подарки, точнее, один подарок. Первый из даров, щит-экю с металлическим умбоном, Невилл пристроил в коридоре, ибо лак на рисунке ещё не высох. Так как мальчик не был знатного рода, то не имел право носить герб, поэтому на щите красовалась эмблема Герцогова Ока. А вторым подарком, который Невилл думал оставить уже в комнате, являлось новое оружие.
По форме это был стандартный одноручный меч, использовавшийся копейщиками и стражниками (вся разница, что поясники последних, с уходом щитов из обязательного боекомплекта, имеют более развитую гарду), но в таком исполнении, что лишь слепой причислил бы его к стандартному. Когда ветеран извлёк клинок из ножен похвастаться, даже Найрус, не разбиравшийся в оружии, понял по отделке рукояти, богатой крестовине и красивому рисунку (мудрый змий с одной стороны, и закат в горах — с другой), что перед ним очень дорогая вещь. За рисунком лезвие играло воронёными оттенками с лёгкой примесью багрянца.
— Это «закат гор», самый дорогой вид гномской стали, — объяснил цвет клинка Невилл. — Разумеется, сработано тоже мастером-гномом. И, поверь, стоило огромных усилий, чтобы гном согласился на рисунок и разрешил заключить клинок в красивую рукоять. Ни один оружейник нашей расы не сравниться с эльфийскими и гномскими. Так вот, эльфийские мечи узнаёшь издалека: они изобилуют украшательскими элементами, благо эльфийская сталь невиданно лёгкая, и мастера, не боясь за боевые качества оружия, могут навешивать массу дополнительных деталей для форса. А ещё делать, не нарушая баланса, настолько широкие лезвия, что там помещаются батальные картины и длиннющие изречения. Гномы даже простеньких рисунков травлением не уважают. Они считают: хороший меч, секира, палаш красивы сами по себе. Но... но, забери меня нечисть лесная, это же подарок на восемнадцатилетие! Он должен радовать глаз.
— А рисунок... это руны?
— Нет. Руны похожи на буквы неведомого алфавита. И рунное оружие гномы не выставляют на продажу. В этом клинке нет никаких колдовских сил. Да и быть не может — я и так, мягко говоря, не святой, а уж губить душу окончательно, покупая колдовские вещи, мне нет резона. Но рубит и колет он на порядок лучше любого человеческого меча. Кстати, вот тебе, господин учёный, ещё познавательный факт: эльфийские клинки чуть забористей в уколах, гномские — в рубке. Последний плюс, меч очень тяжело испортить — заточка, практически, вечная. Ну, просто, прелесть, а не подарок! Мне бы такой в одной заварушке сорок лет назад...
— Сколько ты заплатил за это чудо? И кому там восемнадцать исполнялось?
— Восемнадцать лет назад у меня родился внук. Сразу начал копить, откладывать с жалования. И вот, наконец, чуть добавив с пенсии, купил ему в подарок. Послал в Форкассию, он там учится, снял с его счёта медную монетку, чтоб всё было по правилам.
— Ооо! Он поступил у тебя аж в Форкасский Университет, мою альма-матер? Умный мальчик.
— Ага. Но только если б к уму прилагалось... хоть какое-то уважение к старшим!
Ветеран резко замолчал. Потом набрался духа, чтобы признаться в унижении, которое испытал, и выложил всё, как есть.
— Ты не поверишь. На днях мне привозят этот меч из Форкассии обратно. Упаковка даже не вскрыта. И письмо от внука. «с подобными идиотскими подарками больше не беспокоить». Так и написал «идиотскими».
— Ну, так оставь себе.
— Замучаешься переделывать рукоять.
Ветеран показал свою могучую ладонь, чтобы профессор оценил, что она шире, чем у обычных людей. Впрочем, он заметил это ещё когда жал ему руку — собственная показалась детской
— Пусть лучше гномский меч станет сюрпризом для Герта. Уж он-то не вернёт мне его со словами «идиотский подарок». Хотя... кто знает? Иногда я совсем не понимаю этого поколения. Здесь мы с Гулле схожи. У него тоже проблемный ребёнок, кстати, с моим дружил раньше. Поэтому пусть подарок будет от неизвестного человека. Чтобы не знал, кому вернуть. Нельзя оскорблять такой клинок отказом дважды.
— Не вернёт. Только даст тебе медную монетку, как велит обычай. Мальчик просто одержим идеей убить Олэ.
— Тем более, ему клинок нужнее. Как я понял, Олэ настоящий мастер боя, и его меч работы великого оружейника. Но человека. В прямом столкновении гномского меча и человеческого, человеческий всегда ломается.
Профессор засмеялся, представив реакцию охотника.
— Боюсь, что в таком случае Олэ загрызёт Герта зубами. Меч ему безумно дорог.
— Опаснее и ближе в реальности, что Олэ сразу распознает гномью сталь и просто не допустит столкновения клинков. С его фехтовальными навыками не составит труда. Тем более, он носит... мм...
— Меч войны, рыцарская разновидность.
— Что рыцарские, что наёмнические мечи войны полуторные. То есть длиннее наших — Гулле на весь отряд один пользовался бастардом. Но для Герта... пусть и одноручный, но работы гнома — хоть какой-то шанс. Особенно в паре со щитом.
Герт зашевелился во сне. Безмятежное выражение на его лице исчезло. Ему снился бой. Губы скривил праведный гнев, а зубы скрежетали от ненависти. И это скрежет не предвещал ничего хорошего Олэ Меченосцу.
Невилл и Найрус покинули дом Воина Чести. Перед тем, как отправиться во дворец, они зашли в головное здание стражи, Найрус должен был подписать бумаги и поставить печать: официально вернуть ветерана в строй. Там они встретили дежурного расследователя, которому Найрус велел отложить все дела и ехать в дом Ловило, произвести изыскания по поиску Блича. Здесь же он узнал, что королевский сыщик уже покинул, как ему было велено, служебную гостиницу и скрылся в неизвестном направлении вместе с двумя рыцарями.
— Вот, ещё один плохой момент в твоём решении добить Шибера выселением, — проворчал Невилл. — Теперь он не под присмотром. Где сейчас и что задумал — никому неизвестно.
Потом они посетили оружейную. Невилл настаивал, чтобы Найрус вооружился чем-то посерьёзнее, чем кинжал, и облачился хоть в какую-то броню. К счастью, на складе нашёлся из конфискованной контрабанды кожаный барракадский доспех, который не сковывал движений немолодому профессору. А в качестве оружия профессор выбрал всё из того же конфиската заморский гостинец, баркульский эсток.
Выбор ветеран не одобрил.
— Эсток предназначен только для уколов, их техника требует большего навыка, чем рубка.
— Но я слышал, он лучшее оружие в битве с латником. Всё путешествие маньяк не носил даже кольчуги, но сейчас у него полные латы...
— Найрус! Пока ты доберёшься до своего безумного мечника, тебе может встретиться огромное число других противников. Большая часть ночных солдат не носят никаких доспехов. Таскать неудобный меч только ради одного врага... это не лучший выход, особенно, когда против вас целая...
Ветеран сделал паузу и закрыл глаза, собираясь с мыслями. Затем открыл, проверил, не бродит ли возле оружейки кто-то из рядовых стражников, затворил двери и поведал неприятную истину:
— Выброси из головы личные счёты с этим маньяком и думай глобально. Говорят, у вас, у учёных, это неплохо получается. Ты, видимо, плохо представляешь, что за каша заварилась. Речь идёт не о том, чтобы спасти старину Гулле, а о том, чтобы выжить страже вообще. Мосты сожжены — события прошли точку невозврата. Атаманы пошли в ва-банк, и мы вынуждены тоже играть по максимальной ставке.
— Поясни, — попросил профессор, хотя уже и сам начинал обо всём догадываться.
— Если мы допустим смерть Гулле и его племянницы, то всё, ночная армия почувствует безнаказанность, и нас утопят в крови. Я тебя не стал на ночь глядя расстраивать, но завтра тебе предстоит подписать много прошений об увольнении. Стражники бегут и их можно понять. Чего стоит наша жизнь, справедливый вопрос, если можно напасть на дом самого Воина Чести? Они увольняются и уезжают из столицы вместе с семьями. Это последний бой, и стража уже проиграла его в душах своих. Тот, кто остался, не верит в победу, — вспомни, как вяло собирался в дом Ловило дежурный расследователь, — а, значит, не проявит рвения, чтобы за него потом не ответить перед победителем. Только передовой отряд стражи, Око, будет биться до конца, потому что наш счёт с атаманами не оплатит никакое раскаяние. Но в Оке осталось... Сколько именно осталось?
— С вычетом командировочных, тех кто на заданиях, и в отпуске по ранению.... Чуть больше шестидесяти человек.
— А ты знаешь, сколько сейчас в городе бандитов? Каждый из атаманов привёз не меньше двадцати только гвардейцев.
— И в столице постоянно функционирует около полусотни банд, не меньше дюжины человек в каждой, — с тоской вспомнил служебные документы Найрус.
— Прибавь к этому банды, которые приехали с других городов поработать на свадьбе: массовые гуляния — разгул для воров. И, самое неприятное, прибавь Тропу. Сколько банд скрывается в лесах, у нас нет даже приблизительных сведений! И ещё по Тропе в любой момент может прийти подкрепление с Ярн-Геронда и других крупных городов, хотя у атаманов и так сил больше, чем достаточно!
Огоньки боевого азарта в глазах ветерана потухли угольками отчаяния, когда он вспомнил о последнем факте. В его голосе зазвучали нотки обречённости.
— Я тебе так скажу... если какой-нибудь счастливый случай не поссорит Тропу и атаманов, то по нам уже можно заказывать панихиду. Я не очень люблю всякие службы, но сегодня час простоял на коленях в церкви... Толку никакого — что небу молитвы великого грешника? Но без помощи провидения нам никак, поэтому попытаться должен был. Не для себя — мне помирать уже не страшно, пожил, а единственный внук в Форкассии. А для старины Гулле, для боевых товарищей. Для идиота-обывателя, он же пальцем не пошевелит помочь, но первым взвоет, когда стража проиграет. На рыцарстве победа атаманов не скажется, эти миры традиционно не пересекаются. Купцы? Ну, станут платить побольше дань. А вот жизни ремесленника или чомпи не пожелаешь и врагу, когда Герцогово Око прекратит существование. Полбеды, что победят атаманы. Главный ужас, что победят именно эти атаманы. Все, как один, законченные садисты. Мне приходилось допрашивать девочек, переживших Ночь Девяти. Я, много повидавший мужик, прокусил кулак, когда впервые услышал подробности.